Балтийский фактор

Ситуация требовала немедленного вмешательства, и строевой смотр, затеянный бароном Маннергеймом, тут был как нельзя кстати. Единственное, сейчас надо было не спугнуть барона. У него ведь тоже разведка неплохо поставлена. Мы с Али-Бабой уже вычислили многих его агентов, но наверняка не всех. Поэтому сейчас требовалось, во-первых, действовать быстро и скрытно, а во-вторых, по возможности запутать следы.

Я предупредил Аалтонена, чтобы он больше никому не сообщал эту информацию и не говорил, куда именно мы направляемся. А сам по-тихому собирал своих разведчиков, укомплектовав их лыжами и белыми маскировочными халатами. Потом поставил ему задачу: выехать с разведчиками на паровой дрезине на станцию Люлю. Оттуда на лыжах пройти к Вильпула и, работая исключительно ножами и штыками, снять часовых и зачистить охрану. Особое внимание обратить на телеграф.

После этого дал команду поручику Муханову, являющемуся бессменным комендантом Таммерфорса, подготовить к выезду бронепоезд "Красногвардеец" и два блиндированных поезда. К бронепоезду прицепить сзади две платформы. Одну с установленной на ней мортирой, замаскировав её предварительно брезентом, а вторую платформу загрузить рельсами и шпалами — пути перед станцией Вильпула были разобраны. Эту платформу тоже накрыть брезентом, по возможности замаскировав груз.

С собой я решил взять первую бригаду Красной гвардии — наиболее подготовленное из имеющихся в моём распоряжении соединений и расквартированное к тому же непосредственно в городе. Почему с собой? Я обычно в подобных случаях руководствуюсь принципом: если хочешь что-нибудь сделать хорошо — делай это сам. А эта задуманная мной операция была чрезвычайно важна, и я не мог поручить её никому другому. Не дело, конечно, командующему фронтом лично возглавлять рейд по глубоким тылам противника, но есть такое понятие — надо. Если нельзя, но очень хочется — то можно. Тем более, что без меня никто не сможет справиться с ключевым моментом этой операции.

Я вызвал комбрига-один — подполковника Булацеля и объяснил ему задачу: не поднимая шума, организовать погрузку бригады в два подготовленных Мухановым блиндированных поезда. В первом эшелоне разместить бригаду путейских рабочих с костылями, ломами, кувалдами и всеми остальными приспособлениями, которые ей понадобятся для восстановления разобранного железнодорожного полотна. В один из вагонов второго эшелона загрузить лошадей и сани пулемётной команды. А также предупредить о скором отправлении команду бронепоезда. Артиллеристам, закреплённым за мортирой, также садиться в бронепоезд.

— Куда направляемся? — спросил у меня Булацель, когда я закончил его инструктировать.

— Прокатимся по тылам белых, Георгий Викторович. Всё вам расскажу, но попозже, когда проскочим через линию фронта. А пока не взыщите: меньше знаешь — крепче спишь. Хотя поспать этой ночью нам с вами точно не придётся.

Когда Булацель ушёл, я достал карту и подробный план Николайштадта, взял транспортир, линейку и принялся вымерять расстояния и углы, необходимые для точной реализации моего замысла.

Выехать удалось только во втором часу ночи 26 февраля. Впереди бронепоезд, следом за ним два блиндированных эшелона с красногвардейцами. Из Таммерфорса мы направились на северо-восток, почти в противоположную сторону от направления на Николайштадт. Пусть гадают, куда именно мы держим путь.

Станцию Люлю проскочили без остановки, даже не снижая скорость. Не доезжая до Вильпула, бронепоезд остановился у границы участка, на котором были разобраны пути. Там нас уже поджидал Алекси Аалтонен. Он доложил, что разведчики успешно справились с поставленной задачей, почти не нашумев. Белых на станции было совсем немного, так как основная часть вчера укатила куда-то в Похьянмаа. Банный день у них, видите ли. Этим финнам повезло — живы остались. Всех остальных, кто пытался оказать сопротивление, ребятки Али-Бабы упокоили. Тех, кто от таких попыток воздержался, допросили и заперли в пакгаузе.

Рабочие при дружной поддержке красногвардейцев быстро восстановили разобранный белыми путь, и поезда заехали на станцию. Там я провёл с командирами импровизированное совещание, объяснив, что следующей нашей задачей является захват Сейнайоки, где расположена Ставка Маннергейма. Самого барона и его свиты там сейчас нет, но войск много. Поэтому налёт, проводимый под покровом ночи, должен быть внезапным и стремительным. И самое главное, чтобы весть о нём не разнеслась по округе, так как наш отряд невелик, и Ставка Маннергейма является лишь промежуточной целью. Первым делом мы должны захватить телеграф и радиостанцию. Немного пошуметь можно будет только после этого. Поэтому начинать захват города будем не с окраины, а наоборот, действуя из центра.

Начинают разведчики. Первый полк Красной гвардии развивает успех и остаётся в городе. Старший — подполковник Булацель. Все его распоряжения выполнять как мои. Всех сдавшихся в плен белых офицеров арестовать, запереть и приставить охрану. Разбираться с ними я буду сам по возвращении.

В городе содержатся русские пленные. Их нужно освободить и вооружить тех, кто выразит желание добровольно выступить на защиту революции. За их агитацию отвечает Булацель. Кроме этого, в городе и пригородах должно быть размещено несколько батальонов новобранцев. Их, наоборот, надо разоружить. А потом по возможности склонить на нашу сторону. За агитацию среди новобранцев отвечает Эйно Рахья.

Второй полк не покидает свой эшелон, чтобы сразу же после захвата станции проследовать через неё вслед за бронепоездом. Ему я поставлю задачу утром, после того, как мы доберёмся до основной цели нашего рейда.

— Вопросы?

— Будем ли останавливаться на промежуточных станциях? — спросил Аалтонен.

— Мы — только притормаживать. А вы с разведчиками, двигаясь впереди бронепоезда, станете останавливаться буквально на пару минут для выведения из строя телеграфа. Ночью нас там никто не ждёт, поэтому серьёзного сопротивления вам не окажут. Но если где-то произойдёт заминка, мы сразу поддержим вас огнём бронепоезда.

— А тут будем кого-нибудь оставлять? — спросил Булацель.

— Тут — обязательно. Выделите один взвод из первого полка. И пусть они утром пошлют гонца в Люлю за подкреплением.

— Всё, с остальным разберётесь сами. Доводите задачу до подчинённых и через десять минут отправляемся.

— Ты потом в Николайштадт? — спросил меня Булацель, когда мы остались одни.

— Да, но только пока никому об этом не говори. Связь будем поддерживать по радио. Проследи, чтобы в Сейнайоки не повредили радиостанцию. Поставь там надёжных людей. И никаких выходов в эфир до тех пор, пока я сам с тобой не свяжусь.

— А если не сможешь связаться?

— Тогда пришлю бронепоезд. В общем, ждёшь двое суток. Если за это время от меня не будет никаких вестей — радируй в Гельсингфорс и дальше действуй в соответствии с распоряжениями главного штаба Красной гвардии.

В Сейнайоки всё получилось в лучшем виде. Нас там никто не ждал, поэтому красногвардейцы захватили город стремительным штурмом, почти не встречая сопротивления. К утру мотодрезина, бронепоезд и эшелон со вторым полком Красной гвардии, которым руководил Иван Рахья, добрались до Старой Ваасы — небольшого полустанка с церковью, развалинами замка и двумя десятками домов, расположенного в семи километрах от Николайштадта.

До начала строевого смотра оставалось ещё больше двух часов, поэтому можно было не торопясь подготовиться. Пулемётная команда свела на землю лошадей и выгрузила из вагона сани, изготовленные в Таммерфорсе по моему заказу.

В чём финны хорошо разбираются, так это в санях. Зимой тут без них — как без рук. Лёгкие, прочные, с широкими полозьями, обшитыми снизу металлической полосой, они великолепно скользили по расчищенной дороге и не вязли на целине. В пулемётной команде их было шесть. В каждые впрягали по две лошади. Сзади на небольшом возвышении устанавливался станковый пулемёт, рядом с которым располагались двое пулемётчиков. Командир, совмещающий руководящие функции с обязанностями третьего номера, садился впереди, рядом с возницей.

Я провёл с командирами инструктаж, показав каждому из них на плане Николайштадта маршрут и место, которое им следовало занять после того, как услышат звуки оркестра. Отдельно поставил задачи командирам рот, бойцы которых пока оставались в вагонах. В это время артиллеристы сняли с мортиры брезент, зарядили её и подняли ствол до указанной мной отметки. Мотодрезину отогнали в тупик и приставили к ней охрану.

Бронепоезд и блиндированный эшелон с красногвардейцами начали движение за полчаса до времени, на которое был назначен строевой смотр. Потихоньку, чтобы не шуметь и не привлечь раньше времени чьего-нибудь внимания. Ветер дул с Ботнического залива, относя дым в противоположную от города сторону.

Железнодорожный путь огибал Николайштадт с северо-западной стороны, потом плавно поворачивал на восток к порту. Я стоял в проёме паровозной двери, выискивая знакомые ориентиры.

— Тормози! — скомандовал я машинисту, разглядев слева над крышами купола Николаевской церкви. — Теперь самым малым ходом метров двести назад и останавливайся — будем отцеплять платформу.

Дождавшись остановки бронепоезда, я спустился на насыпь и побежал к платформе с мортирой. Теперь моё место там. Железнодорожники отцепили платформу, и бронепоезд медленно пополз вперёд, чтобы занять то место, где идущий от церкви бульвар обрывался, не доходя до железнодорожной насыпи всего на сотню метров.

Блиндированный поезд остановился примерно в трехстах метрах позади платформы, и красноармейцы начали спрыгивать из вагонов на правую сторону насыпи, чтобы вагоны закрывали их от случайных взглядов горожан. Потом поротно распределялись вдоль насыпи таким образом, чтобы в нужный момент перебежать через неё и перекрыть всю северо-западную окраину Николайштадта.

Артиллеристы уже вывешивали платформу. Вырубив кирками небольшие углубления в мёрзлом грунте насыпи по периметру платформы, они опускали туда стальные "блины" опорных башмаков и начинали крутить толстые винты, проходящие через силовой каркас, упирая их в углубления в центре башмаков. Я руководил их работой, проверяя горизонт с помощью водяного уровня. Потом мы занялись наведением мортиры, поворачивая её станину в горизонтальной плоскости таким образом, чтобы ствол оказался точно в центре острого угла, образованного линией железнодорожных путей и направлением на купола Николаевской церкви.

Расстояние между платформой и центром Рыночной площади по прямой составляло, по моим расчётам, около двух километров. Уверенности в том, что попаду именно в её центр, у меня, разумеется, не было, но мимо самой площади я не должен был промахнуться.

Буквально через пару минут после того, как мы завершили прицеливание, ветер донёс звуки духового оркестра. Я передал по цепи:

— Приготовиться! Как только смолкнет оркестр — всем открыть рты.

Оркестр умолк. Я дёрнул за верёвку, и мортира оглушительно грохнула, посылая снаряд весом в четверть тонны куда-то за облака. Зависнув на мгновение в верхней точке траектории, он устремился вниз, разгоняясь под действием земного притяжения. Через несколько секунд земля под ногами ощутимо вздрогнула, над крышами встал высоченный султан взрыва. Потом докатился его звук, показавшийся совсем негромким по сравнению с чудовищным воздействием, которое уши испытали при выстреле мортиры.

Потом со стороны города донеслись звуки пулемётных очередей, и полк устремился в атаку. Бронепоезд также тронулся с места, приближаясь к северной оконечности Николайштадта. Комендоры, между тем, не теряя времени, опускали ствол в горизонтальное положение, чтобы перезарядить мортиру. Я собирался произвести ещё один выстрел, чтобы усугубить панику.

Одиннадцатидюймовая мортира (диаметр ствола 280 мм) — это грозное оружие. Одного её снаряда достаточно, чтобы утопить крейсер. Три снаряда пустят на дно броненосец. Разогнавшись в вертикальном падении до сумасшедшей скорости, снаряд прошивает бронепалубу и взрывается уже в чреве корабля, пробивая в его днище огромную дыру, сминая взрывной волной переборки и зачастую приводя к детонации артпогреба.

Но перезаряжать её долго, тяжело и муторно. Опустив ствол и открыв затвор, четверо дюжих комендоров перекатили снаряд на брезентовое полотнище с ручками по бокам, с трудом донесли его до орудия и уложили на направляющие. Потом загнали его в ствол, дослали следом картуз с вышибным зарядом и закрыли затвор. Теперь ствол нужно было вновь поднять под углом примерно в 75 градусов к горизонту. И вновь выровнять платформу, слегка просевшую вследствие отдачи. Всё эти манипуляции заняли у нас четыре с лишним минуты.

Прицел я решил не менять, полагая, что такие снаряды дважды в одну воронку не падают. Правильно сделал — в бинокль было отчётливо видно, что второй снаряд упал ближе к краю площади.

Немногочисленные егеря и шведские добровольцы, оставшиеся в живых после второго взрыва, вообразили, что обстрел города ведётся со стороны моря российским линкором, и, увлекая за собой всех остальных, рванули в противоположную сторону. Прямо на пулемёты и густую цепь красногвардейцев. На северной окраине наводил шороху бронепоезд. В результате третий по величине город страны был взят менее чем за полчаса. Правда, потом красноармейцы совместно с несколькими тысячами русских солдат, освобождённых из казарм, протянувшихся по левую руку от церкви Святого Николая, ещё несколько часов прочёсывали Николайштадт, выискивая попрятавшихся белогвардейцев.

После второго выстрела комендоры почистили ствол мортиры и установили его в походное положение. Потом развернули её по оси платформы и закрепили стопорами. Установив платформу обратно на рельсы, мы вновь укутали её брезентом и, прицепив к бронепоезду, отогнали в паровозное депо.

Вскоре я отправил две радиограммы. Первую — Булацелю с коротким текстом: "Николайштадт наш, дождись меня на месте". Вторую в Главный штаб Красной гвардии в Гельсингфорсе — более подробную, в которой доложил о взятии Сейнайоки и Николайштадта, а также попросил срочно выслать подкрепление, так как одной бригады явно недостаточно для того, чтобы контролировать весь запад Эстерботнии. И пилота. Среди всего прочего добра мы захватили самолёт.

Очень хотелось спать, но после взятия Николайштадта на меня навалилось столько срочных дел, что не было возможности не только прикорнуть где-нибудь, но даже поесть. Первым делом я побывал на рыночной площади. Столько трупов одновременно я не видел со времён немецкого штурма Осовецкой крепости. Оба мои снаряда попали в цель. Первая воронка была почти в центре площади, вторая в пятидесяти метрах от неё — ближе к краю. Потом бегущую в панике толпу посекли пулемёты. Маннергейм, его заместитель (Игнациус), большая часть офицеров свиты, включая немецкого майора Аусфельда, а также четверо членов сената были убиты первым снарядом. А вот полковник Теслев выжил, отделавшись лёгкой контузией.

На допросе этот иуда пытался строить из себя невинную овечку, попавшую в Финляндскую республику силой обстоятельств. К этому моменту я уже успел много узнать о его роли от выживших егерей и не мог не поразиться тому, какие ничтожества встречаются среди выпускников Императорской академии Генштаба. Стремясь выторговать себе жизнь, Теслов вываливал бездну секретной информации. В частности, от него я узнал о формировании немцами Остзейской дивизии, которая вскоре будет отправлена в Финляндию в составе экспедиционного корпуса, и о планировании захвата кораблей российского флота, скованных льдом на рейде Гельсингфорса.