Венетика

— Сэр, у нашего биплана осколком перебиты тросы рулей управления. На исправление этих повреждений требуется время. Из всех кораблей эскадры запустить корректировщика в воздух может только "Георг V".

— Так почему же он ещё не в воздухе?! — вице-адмирал чуть не брызгал слюной.

— Не могу знать. Прикажете запросить его?

— Пускай немедленно запускает самолёт. А если через пять минут его там не будет — перепахивайте орудиями весь этот проклятый остров!!!

Капитан первого ранга Фишер промолчал, развернувшись к офицеру связи. Как и вице-адмирал, он прекрасно сознавал, что потеря "Монарха", пусть даже и от не обнаруженной разведкой и агентами Форин Оффиса в российском морском ведомстве береговой батареи, зачтётся сэру Берни совсем не в плюс. "Не отличающийся воображением и исполнительный", а, по-английски говоря, лезущий на рожон болван, баронет Сэсил Берни вполне мог бесславно закончить свою карьеру у столь негостеприимных то ли русских, то ли турецких берегов, коль скоро обороняющимся удастся потопить ещё хоть один из британских линкоров.

Идея "перепахивать остров" была неосуществима в принципе. В отличие от русских, чьи склады могли вмещать (и, скорее всего, вмещали) тысячи орудийных снарядов, боезапас эскадры был хоть и велик, но ограничен. Единственная надежда оставалась на то, что пилоту с "Короля Георга V" удастся взлететь и дать эскадре чёткие координаты цели. После чего весь личный состав должен молиться о том, чтобы больше на острове батарей не оказалось.

Грохот, сопровождаемый полувскриком одного из лейтенантов, вынудил его повернуться к окну. "Юнион", один из трёх крейсеров серии "Пионер", в чью первоочерёдную задачу входило оберегать драгоценные линкоры Гранд-Флита от вездесущих русских и турецких подводных лодок, уходя от обстрела, налетел на минную балку у Заячих островов.

Ситуация с каждой минутой ухудшалась. Снаряды, на первый взгляд падающие абсолютно бестолково, всё же наносили эскадре урон. "Орион" окутывался облаком непрогоревшей угольной пыли из развороченной второй трубы, "Георг V" тоже получил несколько попаданий в надстройки. "Сидней" с каждым мгновеньем терял ход — шальной "чемодан" попал в машины — и многие матросы, уже наслышанные о гибели "Монарха", заранее прыгали за борт, не дожидаясь прямых попаданий в обездвиженный корабль.

— Есть! — донёсся с палубы радостный крик какого-то комендора. Уильям окинул эскадру взглядом — с "Георга", недовольным шмелём сразу же заходя на разворот к острову, взлетал биплан. Русский огонь практически тут же прекратился. По мостику прокатился еле слышный единодушный вздох облегчения.

— Постоянно в светлое время суток держать над эскадрой самолёт! — распорядился Берни.

"Интересно, на сколько у нас хватит керосина?" — про себя подумал капитан Фишер. Но вслух ничего не произнёс — в конце концов, сейчас у него и самого не было других идей, как нейтрализовать береговую батарею.

Георгий страдал так, как может страдать только инженер-прапорщик артиллерийской батареи. Пробанить "прячущиеся" орудия ему запретили прямым приказом, равно как производить любые другие регламентные работы на гаубицах, моторах, электрической станции, да и вообще — батарее было запрещено делать всё, кроме как есть, пить и ждать следующей телефонной команды.

Он лишь довёл до своих батарейцев благодарность от Рачинского за меткую стрельбу, похвалил за результаты — да, меньше чем в первый раз, но всё же один потопленный и один обездвиженный крейсер это, как ни крути, результат. Отдельно отметил уничтожение одного аэроплана, каковых на батарее считали главными и, увы, почти недосягаемыми врагами (случайно разбитый наблюдатель с "Ориона" не в счёт).

Где-то на соседних холмах специально отобранные бойцы гарнизона, притащившие завалявшуюся ещё с турецких времен мортирку, собирались изобразить "пробой" орудия, как будто бы изготовившегося к стрельбе. Командование явно хотело заставить англичан отстрелять как можно больше снарядов по пустым склонам, и сия мысль вызывала у артиллеристов вполне закономерную поддержку. Скрепя сердце, Георгий понимал, что скоро его гаубицам вновь придётся рисковать, открывая огонь по британским кораблям — у англичан не должно было возникать и мысли о том, чтобы обстреливать своими 343-миллиметровыми снарядами древнюю крепость, чьи стены рухнут со второго попадания, или же город, который хоть и был покинут населением, но всё же считался серьёзной ценностью — после войны людям тоже надо будет где-то жить.

Солнце неумолимо клонилось к закату, когда недовольный шмель британского биплана заметил в отдалении ползущую по горной дороге мотоповозку. Осторожно положив машину на широкую дугу, пилот достал бинокль. Сомнений не оставалось — на повозке лежали типовые русские снарядные ящики.

На всякий случай отсигналив вниз, англичанин продолжил наблюдение за подозрительным склоном, в котором повозка буквально пропала прямо на глазах. Через несколько минут его бдительность оказалась вознаграждена сторицей — он услышал приглушённый грохот, и из-под раскидистого дерева вверх поплыло не видимое с поверхности моря облачко дыма, подозрительно похожее на те, которые вылетали из орудий линкора при предварительном "прогреве" стволов.

Более не мешкая ни секунды, пилот отметил искомый склон на специально выданном планшете и пошёл на снижение.

— Лётчики готовы? — Юрий Николаевич волновался как никогда. Идея была весьма дерзкой и сложной в исполнении, требующей максимальной чёткости и сосредоточенности от каждого, в ней задействованного, но её успешное воплощение должно было кардинально изменить соотношение сил в районе острова и показать, наконец, британцам, кто настоящий хозяин в этих водах.

— Обе машины выдержат от часу лёта, — осторожно ответил поручик Гусев, отвечавший за техническую часть. Надевший погоны Воздушного Флота "болеющий небом" выпускник Политехнического Института, лишённый возможности самолично подняться ввысь по причине морской, или, точнее, воздушной болезни, он менее всего был готов к войне. Впрочем, как припоминал Алфёров, трусостью инженер не отличался, иногда даже вопреки воле бренного тела совершая короткие полёты на пустой желудок, и по приземлении сияющие глаза поручика составляли поразительный контраст с землистым цветом его же лица.

— Им больше и не надо, — Юрий Николаевич больше уговаривал сам себя, нежели кого-то другого. Авиаторы тем временем проверяли уложенные в специальные короба пулемётные ленты. — Как докладывают с берега, у противника осталось лишь три аэроплана, один из которых повреждён. А в воздухе лишь один, так что справятся...

По полученным с "Короля Георга V" ориентирам спешно наводились все орудия, дальнобойность которых позволяла накрыть чёртовы русские гаубицы. В кои-то веки вице-адмиралу Берни улыбнулась военная удача. Он уже заранее злорадствовал, предвкушая лица своих недругов в Адмиралтействе, смевших упрекать его в неспособности к командованию эскадрой. Подумать только, они прочили на его нынешнюю должность этого выскочку Александра! Ничего, уже сегодня вечером этот остров будет лежать у его ног, оголяя тыл имросской Цитадели.

Даже громовой раскат залпа, чуть не сорвавший с головы стоящего у леера первой палубы командующего Четвёртой эскадрой фуражку, не смог убрать с лица сэра Сэсила Берни злорадную ухмылку.

Биплан-разведчик не менее радостно наблюдал за покрывающими ещё пару секунд назад зелёный склон клубами разрывов. В бинокль были видны даже взлетающие высоко вверх комья земли и куски несчастного дерева, сыгравшего плохую шутку с теми, кто не смог оценить его роли в качестве точного ориентира для вражеской стрельбы. Хотя пилоту так и не удалось заметить разлетающихся в стороны лафетов и стволов, он не огорчался — англичанин прекрасно понимал, что батарея укреплена, замаскирована и даже могучим орудиям линкоров потребуется время для того, чтобы достать врага.

Он настолько увлёкся зрелищем воплощенной мощи гордых посланцев Владычицы морей, что заметил русские самолёты лишь тогда, когда те открыли огонь. Шансов уйти от них не было — неторопливый наблюдатель однозначно проигрывал русским в скорости и вооружении — так что, недолго думая, пилот заученным движением отстегнул ремни и покинул заранее обречённую машину. В конце-концов, задачу свою он выполнил, да и самолётов у Британии много, а вот Джеймс Хартайл — один.

Замеченные перед прыжком пять огненных языков совсем в другой стороне, чем была указана им в спущенном на "Георга" планшете, перечеркнули первое из его достижений. Пулемётные очереди зашедших уже не на самолёт, а конкретно на него самого русских аэропланов — второе.

— Сэр, русская батарея не подавлена! — докладывающий вице-адмиралу лейтенант был в ужасе. В первые же минуты, как защитниками Венетики был снова открыт огонь, так и не успевший встать на ход "Сидней" получил тяжёлые повреждения и вот-вот был готов затонуть. За кормой "Герцога Мальборо" буквально вскипала вода — только-только пристрелявшийся линкор снова срывался в контрбатарейный манёвр, вызывая ужаснейшую ругань со стороны многочисленных наводчиков и комендоров. Русские самолёты, сбив наблюдателя, сумели выйти из под слишком поздно открытого по ним зенитного огня, и нагло барражировали над городом, будто бы специально передразнивая недавние действия британского биплана.

— Немедленно отзовите "Уотчестер", мы же остались без противолодочного прикрытия! — Сесил снова был близок к панике. После печально известного "Салоникского десанта" подводные лодки стали восприниматься как серьёзная сила, и многие британские капитаны и адмиралы опасались действовать без "Пионеров" под боком, но сэра Берни даже тень мысли об ужасных русских подводных лодках вводила в дичайшую панику.

Фишер лишь презрительно усмехнулся, когда ему передали приказ командующего. Отличный пример истинно английского моряка, он не терял голову и в более опасных переделках, нежели эта, и считал, что если бы русские субмарины были бы неподалёку, то уже давно бы проявили себя. Тем не менее, приказ ушёл по назначению, и на крейсере подтвердили приём. Находящемуся в относительной безопасности "Уотчестеру" неизвестно зачем предстояло идти под снаряды русских, в которых те явно не испытывали недостатка.

Уильям уже понимал, что наблюдатель ошибся, и батарея находится совсем не там, где было указано в диспозиции с "Георга", но вице-адмирал категорически отказался отменить обстрел — он считал, что гаубицы вот-вот будут подавлены, надо лишь не снижать огонь. Капитану лишь оставалось молча скрежетать зубами, наблюдая за тем, как бездарно расходуется боезапас.

Попытки англичан поднять в воздух оставшиеся два разведчика также провалились. Русские самолёты с поистине самоубийственной отвагой прошли сквозь пулемётные трассы и, несмотря на то, что каждый получил по нескольку попаданий, сбили англичан ещё на взлёте. Уже отходя к берегу, мотор одного из них начал дымить, а затем и вовсе перестал работать, но лётчику удалось дотянуть почти до самого пирса, упав в воду за каких-нибудь тридцать метров до него. Второй же продолжал реять над городом, оставаясь единоличным хозяином этого неба.

Получив сообщение о том, что британских аэропланов больше нет, Сулаберидзе даже запел что-то на родном языке. Его радость передалась и остальным артиллеристам. Даже грохот орудий и едкий запах сгоревшего пороха казались теперь родными.

В нескольких километрах восточнее, в штабном бункере, от переизбытка чувств Васильчиков обнимал и широко, по-русски троекратно, расцеловал Алфёрова и Рачинского. Радость от победы затмевала всё остальное и, хотя до окончательного разгрома англичан было ещё далеко, каждому в штабе было понятно, что победа — не за горами.

Гаубицы продолжали вести огонь по британской эскадре. Четвёртое орудие, "не участвующее в общем скандале", как сказала бы неожиданно пришедшая на ум Ривка, внимательно осматривал расчёт — Георгий хотел подойти и поинтересоваться причиной отказа. Но, устав от постоянного грохота, да и просто, почувствовав себя дико уставшим и разбитым, лишь только опасность быть обнаруженным вражеской эскадрой исчезла, решил выйти наружу, оставив у телефона всегда торчащего рядом Кондрата. Чувство необыкновенной лёгкости переполняло его. Инженер вышел из неприметного бокового хода, сел на землю, затянулся, закрыв глаза дабы дать хоть немного отдыха от едкого порохового дыма, затем открыл их, взглянул на небо — и пулей помчался к орудиям.

Четыре пришедших с севера британских биплана-разведчика пускали ракеты прямо на капониры батареи.

— Батарея обнаружена, — равнодушно докладывал Алфёров. — Англичане потеряли ещё один аэроплан, но... мы тоже. Четверо против одного. Очевидно, что они пришли от Имроса.

— Три эскадры у Имроса... — пробормотал Игорь Святославович. — Три эскадры, про которые мы забыли, составляя наш гениальный план. В пятнадцати минутах лёта от Венетики.

— Артиллеристы в курсе, — продолжил доклад Юрий Николаевич. — Требуют точного целеуказания по британским линкорам. Уходить отказываются, говорят, что ещё не всё потеряно.

При каждом новом ударе Георгий Сулаберидзе вздрагивал — отнюдь не потому, что ему было страшно или из-за сдающих нервов. Сила удара британского крупнокалиберного морского снаряда была такова, что в капонире подпрыгивало всё. Телефонист Кондрат даже сел у телефона и положил аппарат на колени, чтобы тот не побился о бетонный пол.

За грохотом орудий и снарядных разрывов не было слышно почти ничего, да оно было и к лучшему. После одного, особо неудачно попавшего перед щелью капонира снаряда, расчётов обслуги на батарее осталось меньше, чем исправных орудий. Если бы не необходимость уточнять прицел, Георгий бы уже давно бросил аппарат и сам бы помогал расчёту.

Самым страшным было то, что никто из них не видел результатов своей стрельбы. Будто бы чувствуя это, телефонист из штаба время от времени кричал в трубку "Попадание!", но Сулаберидзе ему не верил, хотя исправно сообщал радостные вести расчётам.

Очередной взрыв бросил его ко входу. С жалобным хрустом армированных рёбер, железобетонное перекрытие начало рушиться. В последний момент он услышал из телефона радостный крик "Мальборо" горит!" и лишь на этот раз — поверил.

"Герцог" резко содрогнулся всем корпусом и, как Фишеру сначала показалось, зарылся носом в волны — один из снарядов всё же встретил на своём пути корпус корабля. Но линкор не потерял хода, хотя и вынужденно перестал вести огонь по попавшим в него русским, так что капитан спокойно ожидал доклада о повреждениях, стараясь не мешать своим подчинённым делать своё дело.

Буквально через полминуты после попадания, на мостик ввалился давешний лейтенант из свиты сэра Берни. Уже по его виду капитан 1-го ранга Вильям Фишер понял, что сегодня небеса всё же слышат его молитвы.

— Вице... адмирал... убит! — выдохнул адъютант.

— Связь с "Уотчестером"! — немедленно приказал Фишер. — Сообщение: "Вице-адмирал Берни мёртв".

Через пару минут он с хорошо скрываемым удовлетворением прочитал ответ: "Принимаю командование эскадрой. Контр-адмирал Худ".