Как оказалось, моя усадьба уже находилась на осадном положении, так как ночью была попытка ее захвата. Охранники разогнали толпу нападавших выстрелами из Дефендеров, но тревожные предчувствия словно висели в воздухе. Как только мы въехали во двор, я отдал приказ о срочной эвакуации усадьбы в крепость и отправился в свой кабинет разбирать документы, которые тоже требовали эвакуации. После того как до народа дошел смысл моих слов в усадьбе начался настоящий бедлам. Дворня и холопы носились по двору как угорелые, но дело с места не двигалось. Чтобы остановить начавшуюся панику мне пришлось применить жесткие меры и раздать десяток зуботычин и пинков.

Хотя непосредственная опасность нападения на миновала, но пустить процесс эвакуации на самотек я не имел права. Если не проявить должной решительности то народ будет вязать узлы минимум неделю, поэтому я приказал забирать только оружие, боеприпасы и наиболее ценный инструмент и казну, а остальное распихивать по заранее заготовленным схронам. Мужское население 'Томилина подворья' прониклось моими словами, особенно затрещинами, а также злобным видом скорого на расправу хозяина, и дело сразу пошло на лад.

Однако дворовые девки, во главе с Любавой Жигарь и Марией Испанской, продолжали метаться по двору, словно куры, таская огромные узлы с ненужными нарядами. Я, жестко пресек это безобразие и приказал бросать все барахло на месте. Выберемся из смертельно опасной ситуации живыми, тогда накупим новых тряпок, а покойникам за глаза хватит одного савана.

После приезда на 'Томилино подворье' к двум десяткам стрельцов моей личной охраны прибавились бойцы охранявшие усадьбу, а также закупы, холопы и мастера оружейных мастерских. В городе решили остаться только наемные рабочие, которым с опальным боярином было не по пути. Теперь наш отряд вместе с людьми Михаила Жигаря состоял из пяти десятков бойцов и представлял собой серьезную силу, но почти сотня человек дворни и рабочих оружейных мастерских являлись серьезной обузой.

Если бы не обоз с женщинами и работными людьми, то мы без проблем прорвались из города даже с боем, но теперь у нас могли появиться серьезные проблемы. Правда бардак, творившийся в новгородской верхушке, имел для нас и свои положительные стороны. Пока бояре грызлись за власть, городской страже не поступало четких приказов на мое задержание, а поэтому мы беспрепятственно прокинули Новгород.

Когда последние сани обоза миновали горские ворота, я глубоко вздохну и перекрестился, так как до конца не верил в подобную удачу. Покинув город, мы сразу повернули в посад, где заехали в колесную мастерскую, так как откуда тоже нужно было забрать людей и ценности. В посаде наш обоз пополнился еще семью санями, после чего я приказал двигаться ускоренным маршем в крепость.

По большому счету наша эвакуация из Новгорода прошла весьма успешно, правда по дороге обоз попытался остановить конный отряд дружинников боярина Глазоемцева. К счастью в отряде было всего лишь полсотни бойцов, поэтому залп из Дефендеров поверх голов преследователей, мгновенно охладил пыл их командира, который не стал ввязываться в драку. Правда, боярский воевода обматерил нас последними словами, но благоразумно повернул восвояси, а бранные слова нанесли ущерб только моему самолюбию.

После стычки на дороге, едва не закончившейся кровью, наш обоз беспрепятственно добрался до крепости. Однако мои нервы окончательно успокоились, только когда начальник караула доложил мне об отсутствии происшествий.

* * *

Выслушав доклад, я первым делом приказал дежурному по полку разместить беженцев из Новгорода по казармам, после чего собрал командиров на совещание. После прибытия обоза с беженцами население крепости значительно увеличилось, поэтому командование над беженцами, я поручил Михаилу Жигарю. Необходимо было срочно провести перепланировку помещений, чтобы разместить людей, а также организовать их питание. Андрею Жигарю была поставлена задача, вместе с подчиненными ему рабочими переоборудовать ружейные мастерские для ремонта, вышедшего из строя вооружения и переоснащения боеприпасов для дефендеров. Сейчас бойцы сами набивали гильзы истраченных в процессе обучения патронов, но рабочие сделают это намного качественнее.

Чтобы Любава и Машка не путались у меня под ногами, а дворовые девки не подрывали воинскую дисциплину в крепости, я озадачил бабское войско организацией лазарета для раненых. Чтобы не бросать это дело на самотек, мне пришлось взять на себя чтение лекций по оказанию первой помощи раненым, а также финансирование приобретения лекарств и расходных материалов. Красные девицы сразу припахали для этой цели дворовых девок и с головой погрузились в работу, поэтому я встречался с ними только на занятиях по медицинской подготовке. В дальнейшем этот абсолютно случайно созданный госпиталь спас жизнь очень многим нашим бойцам.

Все эти задачи были поставлены перед командным составом на общем совете, на котором я не стал морочить людям голову душеспасительными речами и честно обрисовал сложившуюся тяжелую обстановку. Отцы командиры сразу осознали всю опасность нашего положения, но никто из них не воспользовался моим предложением покинуть крепость.

План обороны крепости у нас был уже разработан, поэтому я решил не выдумывать ничего нового и просто приказал действовать согласно этому плану. Мне оставалось только ответить на несколько вопросов, после чего командиры отправились в свои подразделения.

Как только за последним сержантом закрылась дверь, я приказал Акинфию Лесовику выслать конные разъезды вокруг крепости и жесткой рукой пресекать любые попытки неповиновения и дезертирства. Затем мы уединились с Павлом Сиротой в кабинете, где я озадачил своего начальника КГБ сбором оперативной информации непосредственно в Новгороде.

Около полуночи Павел ускакал из крепости, в сопровождении двух бойцов, а я отправился проверять несение караульной службы личным составом, и лишь далеко за полночь завалился спать прямо в штабе. 'Стрелецкий полк' тоже готовился к отражению возможного штурма допоздна, но первая ночь после смещения меня с должности 'Степенного тысяцкого' прошла на удивление спокойно.

Следующий день тоже не принес ничего нового, лишь один из разъездов задержал дезертира из второй роты. На допросе с пристрастием парень рассказал, что просто испугался, но закон суров и вскоре тело дезертира украсило собой виселицу напротив гауптвахты. Игры в солдатики закончились, и каждый из стрельцов давая присягу, сделал свой выбор, а разводить политесы с предателями, я был не намерен.

Я с тревогой ждал известий из Новгорода, но Павел Сирота как было договорено заранее, ночью в крепость так и не вернулся, а утром 13 января к крепости подъехала конная сотня ополченцев, сопровождающая парламентеров от нового 'степенного тысяцкого'. Начальник караула доложил, что меня взывают для переговоров и я, накинув на плечи полушубок, отправился на стену.

Возглавлял делегацию переговорщиков боярин Зосима Сухоруков занимавший должность тысяцкого 'Неревского конца'. Зосима был человеком дела и за время моей службы на посту 'Степенного тысяцкого' у меня с ним сложились доверительные отношения. Однако боярин поддерживал между нами некоторую дистанцию и друзьями мы не стали.

— Зосима, бери с собой пару человек и заезжай в крепость. Поговорим с тобой в нормальных условиях, а не на морозе. Порукой тебе мое слово, живым вернешься. Ну а если ты приехал мне угрожать и ставить условия, то можешь сразу проваливать вместе со своими дружинниками, — крикнул я со стены.

— Александр, я приехал договариваться, а не воевать, поэтому открывай ворота. Я один зайду, мне провожатых не надо, — ответил боярин.

Уже через несколько минут мы уединились с Зосимой в штабе и сразу приступили к переговорам.

— С чем в гости пришел боярин? — спросил я незваного гостя.

— Послан я к тебе Александр, от избранного 'Степенным тысяцким' — боярина Василия Глазоемцева, с приказом. Надлежит тебе боярин завтра до полудня явиться со 'Стрелецким полком' к воротам 'Людина конца' и присоединиться к новгородскому ополчению. 'Совет господ' приговорил выйти новгородскому ополчению навстречу войску Московского князя Ивана и изгнать его с земель новгородских. Боярин Василий не гневается на тебя за своеволие, но если не явишься к сроку, то висеть тебе Алексашка на осине как Иуде Искариоту! — озвучил боярин свой ультиматум, как по писанному.

— Зосима, я не буду перед тобой лукавить, а отвечу по чести. И как ты себе это представляешь? Если подходить к этому вопросу по закону, то 'Степенным тысяцким' меня избрало новгородское Вече и снять меня с этого поста 'Совет господ' не в праве. Ты не хуже меня понимаешь, что измена в Новгороде, а приказ вывести в чисто поле пешее ополчение навстречу московской 'кованной рати' — глупость! Я под дуду московских подсылов плясать не буду и своих стрельцов на бойню как баранов не поведу! Я поклялся оборонить Новгород от врага, а не подохнуть по глупости.

— Значит, не приведешь завтра к городским воротам 'Стрелецкий полк', как тебе приказано?

— Нет Зосима, не имею я на это права!

— Так порубит Иван III рать новгородскую в капусту и грех ее гибели на тебя боярин ляжет!

— Зосима, если я пойду вместе с ополчением в западню расставленную предателями, то погублю Новгород и людей новгородских. Если не повесит меня боярин Василий сразу, как только я встану под его руку, то наверняка поставит надо мной своего воеводу. Никто в Новгороде огненного боя не знает и сгубит 'Стрелецкий полк' без пользы. Мне победа над князем Иваном нужна, а не славная смерть по дурному приказу. И ты Зосима сгинешь по дурному, да еще дружину 'Неревского конца' погубишь. Приводи свой полк к моей крепости, мне будет тяжело в одиночку Ивана укатать! Может после этого у боярина Василия в голове просветлеет, и он запрется с дружиной в Новгороде.

— Все я Александр понимаю, но я присягу давал и пойду с дружиной на смерть! Негоже боярину честь свою ронять. Как мне тогда детям своим в глаза смотреть? Бог тебе в помощь тысяцкий! Может быть, ты и побьешь ты московскую рать как сказываешь, а у меня своя судьба. Что мне теперь боярину Василию говорить?

— А ты обскажи воеводе все как есть, может статься одумается он и не станет губить дружину новгородскую?

— Не одумается он Александр, и не надейся! Ему подсылы Норовых и Судаковых елей в уши льют, а он с их подачи собирается назначить воеводой над твоими стрельцами сына своего Дмитрия. У того в голове только девки да гулянки, я чудом уговорил Василия поставить боярича под руку воеводы Тура, а то сварит он такую кашу, что всем Новгородом не расхлебаем.

— Может все-таки останешься у меня в крепости, а я скажу твоей дружине, что взял тебя в полон?

— Нет, я крест боярину Глазоемцева целовал, а поэтому от клятвы своей не отступлюсь! Спасибо тебе Александр на добром слове, но мне пора ехать. Дел до завтрашнего дня нужно много переделать.

— Удачи тебе боярин! Бог даст, может быть, еще свидимся. Береги себя, ты нужен Новгороду.

— Боюсь, больше не свидимся мы с тобой Александр. Тяжело у меня что-то на душе, кажись, пришла пора умереть. Так может оно и к лучшему погибнуть в честной сече, чем заживо гнить от старости на полатях возле печи!

Произнеся эти слова, боярин встал из-за стола, и я проводил его к воротам крепости. Как только Зосима вернулся к своей дружине, отряд развернулся и ускакал в сторону Новгорода.

Глава 4.

Парламентеры уехали, и угроза немедленного штурма крепости миновала, однако на душе у меня кошки скребли. Павел Сирота из Новгорода не вернулся, и у меня появились серьезные опасения, что он может не вернуться вообще. Хуже всего было то, что правдивой информации о том, что происходит в городе у меня не было — одни только домыслы. Переговоры с Зосимой Сухоруковым четко показали моральную ущербность моего поведения, но если оценивать ситуацию формально, то другого выбора у меня не оставалось. Я прекрасно понимал, что поступаю, как требует сложившаяся обстановка, но новгородское ополчение ушло на бой с вторгшейся в новгородские земли дружиной Ивана III, а я как последняя сволочь спрятался за стенами крепости и спокойно жду, когда москвичи разобьют новгородцев.

Найти оправдание моим поступкам легко и просто, но верю ли я сам в свою правоту? Возникшую моральную дилемму невозможно разрешить, ссылаясь на возникшие непреодолимые обстоятельства и отсутствие другого выбора, потому что выбор есть всегда! Проще всего сослаться на то, что полгода назад Александр Томилин отвечал, лишь за собственную жизнь и судьбу нескольких близких друзей, которые пошли за ним, а теперь на его плечи свалилась ответственность за целый город. Отмазка конечно классная, но насквозь лживая!

Хотя до избрания меня тысяцким я постоянно ходил по лезвию ножа, но та жизнь была наполнена понятным смыслом, эмоциями и событиями. Да, я присвоил себе чужое имя и стал самозванцем, однако не лгал самому себе! Фантастический перенос в прошлое, дал мне шанс очнуться от беспросветного алкогольного угара и я им воспользовался. Мое существование снова наполнилась смыслом, и я превратился в жизнерадостного Сашку Томилина, которым был до череды несчастий разрушивших мою прежнюю жизнь.

Тот Александр мог позволить себе напиться пьяным и затащить на сеновал понравившуюся девку, часто пел песни и играл на гитаре, в компании друзей. Он ничего не боялся, потому что ему нечего было терять, а значит, он стал абсолютно свободным.

Заняв должность Степенного тысяцкого, я получил в свои руки огромную власть, и оброс дорогостоящей собственностью. Сейчас под моей командой находится целый стрелецкий полк в тысячу бойцов, готовый убивать по моему единственному слову. На Томилином подворье на боярина Томилина горбатилась многочисленная дворня и даже закупы — фактически рабы. Однако теперь я даже по двору собственной усадьбы передвигался в сопровождении двух вооруженных до зубов охранников, а люди на улицах Новгорода испуганно жались к заборам, когда мимо них проезжал кортеж Степенного тысяцкого.

Увы, но обретя власть и богатство, нынешний Александр Томилин потерял свободу воли и незаметно для самого себя начал трястись над вновь обретенным положением. Теперь я являл собой образец угрюмого рассудочного циника, который ищет наиболее простые пути для обеспечения собственных шкурных интересов, правда, не забывая ссылаться на возвышенные цели.

На неискушенный взгляд стороннего наблюдателя, я поступаю абсолютно правильно, но что-то внутри меня криком кричало, что моя жизнь катится в вонючую навозную яму. Даже если мне повезет, и я каким-то чудом достигну поставленных целей, то на российский престол усядется очередной кровавый упырь, который даже в сортир будет ходить под охраной.

И на кой черт мне такая собачья жизнь? Незабвенный Барон фон Мюнхгаузен как-то сказал: Все глупости на Земле делаются с самым серьезным выражением лица!

То, что я творил сейчас со своей жизнью это дорога в 'никуда', а поэтому с моих глаз словно спала пелена. Видимо загнанная в глубину подсознания злоба на себя любимого, постепенно взяла верх над рассудочным цинизмом и оформилась в руководство к действию.