— А, Эйлерт, это ты! — Барон Отто просиял. Мрачная тень спала с его лица, озарённого лёгкой радостной улыбкой. — И Аннели, крошка Нел! Наконец-то вы добрались! Как же я рад вас видеть!
Эйлерт сделал шаг к барону и заключил того в объятия. Девушка скромно стояла в сторонке, и лишь когда мужчины покончили с приветствием, сделала книксен.
— Дядя, — сказала она, и её тихий голосок утонул среди шума и гомона переполненной залы. — Мы спешили, как могли, и тоже очень рады с тобой повидаться.
— Нел, ты всё такая же тихоня, как и в детстве, — барон взял её руку и легонько поцеловал. — Я тоже рад видеть тебя и Эйлерта, — он выпрямился, сделал шаг назад и представил им стоявшего рядом Влада: — Познакомьтесь, дорогие мои: советник второго ранга Королевской канцелярии Влад Де'Сенд. Влад, а это мои племянники. Эйлерт и Аннели Мейс. Их матушка, Ильза Мейс, моя старшая сестра.
— Прямиком из столицы?! — удивился Эйлерт. — Вы — редкий гость, господин Де'Сенд, доложу я вам. В Вальцберг серьёзные чиновники наведываются редко.
— Зовите меня Владом, если вас это устроит, — сказал Влад, пожимая ему руку. — В неофициальной обстановке, разумеется. Так проще.
Он приветственно кивнул Аннели, и та смущённо потупила взгляд.
— Всенепременно, — ответил Эйлерт и повернулся к барону Отто. — Дядя, ты не будешь против, если мы на какое-то время украдём твоего гостя? Полтора года в глуши — это слишком. Я истосковался по новостям и занимательным историям.
— Только если Влад не откажется.
— Я с удовольствием составлю компанию вашим племянникам, барон, — сказал Влад.— В конце концов, с делами на сегодня покончено, и я совершенно свободен.
— В таком случае я оставлю вас, друзья мои, ибо Клемм и Дорштейн — не единственные, кто прибыл сюда по деловым вопросам.
Раскланявшись, барон направился к выходу из залы, и уже на полпути к нему присоединилось несколько представительных господ, до этого ожидавших в сторонке. Влад проводил его взглядом, и вернулся к своим новым знакомым.
— Так, значит, вы с сестрой были в длительном отъезде? — спросил он Эйлерта.
— Порт Ольсмут, что в нижнем течении Эланы, — ответил юноша, сверкая белоснежной улыбкой.
— Южная граница, — присвистнул Влад. — Далеко же вас занесло.
— Семейные обстоятельства.
— Тогда не будем углубляться в эту тему. Предлагаю присесть, если вы не против. В ногах правды нет.
— Это верно, — согласился Эйлерт, переминаясь с ноги на ногу. — К тому же мы устали с дороги.
— Вина?
— Не откажусь.
В поисках удобного местечка, они приметили длинную софу у окна, где и расположились. Эйлерт, находясь в приподнятом настроении, активно расспрашивал Влада о жизни в столице, пересказывал дорожные истории и жаловался на совершенно бессобытийное пребывание в Ольсмуте, который описывал не иначе как унылое болото.
— Если бы не офицеры местного гарнизона, я бы со скуки повесился, — вздыхал он, прихлёбывая вино. — Они любезно позволили мне упражняться вместе с ними на шпагах. Хоть какое-то разнообразие.
— Вы фехтуете?
— С детства, господин Де'Сенд... то есть, Влад. И у меня неплохие задатки. Мой старый учитель фехтования поговаривал, что я мог бы стать лучшим шпажистом на севере, наравне с маркизом Альдо, братьями Дорштейнами или даже легендарным дуэлянтом Йозефом 'Солнечной рапирой' Зеттером, если бы не моя лень.
— Похоже, вы неплохо разбираетесь в этом вопросе, — отметил Влад. — А я вот и не знал, что граф Дорштейн — хороший фехтовальщик.
Эйлерт расцвёл и, спохватившись, спешно закивал:
— Ещё какой, Влад. Это у них семейное, насколько мне известно, однако их стиль западной школы фехтования слишком груб и прямолинеен на мой вкус, я предпочитаю южный стиль.
— Что ж, лично я немного владею и тем, и другим, и даже кое-какими редкими техниками, — Влад позволил себе толику хвастовства, проверяя реакцию юноши. — Так что, если вам будет угодно, мы можем найти время и устроить дружеский спарринг.
Эйлерт эту идею воспринял с небывалым энтузиазмом.
— Это же превосходно, Влад! Ха, я вот тоже не знал, что чиновников Королевской канцелярии учат фехтовать!
— Я вам больше скажу, — Влад подался вперёд и заговорщицки подмигнул, — там даже стрелять учат. Хотя и не всех.
— Тогда решено, — Эйлерт допил вино и отдал бокал проходившему мимо слуге. — Как только вы найдёте свободное время, сообщите мне, и я надеюсь, что не разочарую вас своим мастерством.
— Непременно.
Беседуя с племянником барона, Влад заметил, что всё это время его сестра молча сидела рядом, не обронив и пары фраз. Брат же словно и не замечал её, хотя причин для подобного отношения Де'Сенд не увидел.
— Быть может, вашей сестре стоило переодеться и потанцевать? — предложил он невзначай. — Вряд ли ей интересны наши разговоры об оружии и политике.
Эйлерт невозмутимо покачал головой:
— Нет, не стоит, Влад. Она не танцует.
— Не танцуете? — переспросил Влад, обращаясь к Аннели. Девушка, явно смущённая его вниманием, замялась.
— Нет, господин Де'Сенд, я не люблю танцев, — сказала она, опустив глаза.
— Что ж, это личное дело каждого, — развёл руками Влад. — Не буду вас неволить.
— Более того, я с большим интересом слушаю ваш с братом разговор, — добавила Аннели.
— Уверяю вас, у неё отнюдь неженские интересы, — поддержал сестру Эйлерт.
— В таком случае, мы проведём отличный вечер, — резюмировал Влад и, подозвав одного из слуг в зелёной ливрее, попросил принести ещё вина.
Ему предстояла поездка в Марбург, и некое шестое чувство подсказывало, что если он собирается расслабиться и отдохнуть, то лучше сделать это сейчас, поскольку потом такой возможности точно не представится.
Прошла неделя.
Холодный ветер гулял по улицам Вальцберга, хлёсткими ударами загоняя припозднившихся прохожих в подворотни. Стрелки флюгеров дружно вытянулись на юго-запад, обозначив, что незваный гость пришёл из-за гор, со стороны моря. Очередной сюрприз ненавистного межсезонья. Ветер бушевал, сбивая с ног, забивая глаза то поднятой пылью, то летящей с неба холодной моросью. Колокольчики на Большой Мраморной улице все как один заливались мрачным перезвоном, чутко откликаясь на каждый новый его порыв.
Бродяга прятался у крыльца таверны, забившись в дыру под лестницей и кутаясь в свои худые обноски. Он сидел, скорчившись в три погибели, и баюкал на руках грязную скомканную тряпицу. Где-то рядом с ним копошились под лестницей крысы, сбившиеся в кучу, чтобы хоть как-то перетерпеть пронизывающий до костей холод этой неприветливой ночи. Но бродяга не обращал на них никакого внимания. В душе он даже приветствовал их, как старых знакомых. Этих маленьких пройдох, чей долг — донести людям послание, которое они так отчаянно не хотят принимать.
Тень упала на его лицо, и бродяга вышел из ступора. Он открыл глаза и посмотрел вверх.
— Я заждался, — прохрипел он. — Тут холодно. И ветер.
— Благословенный ветер, — усмехнулся его собеседник. — Его стараниями я не чувствую твоей вони.
— Ты слишком много внимания уделяешь бренному, — с укором произнёс бродяга.
— А ты что ли всё о душе, да о душе?
— И даже больше.
Некоторое время человек стоял молча и не сводил с бродяги напряжённого взгляда. Заметив шевеление в окружавшей его тьме, он вздрогнул и зябко поёжился, хотя его, одетого в тёплую шерстяную шинель, вряд ли беспокоил холод.
— Я хочу, чтобы ты передал своим: пусть сторонятся чиновника. Он не так прост, и смотрит на вещи куда пристальней, чем может показаться.
— Как они узнают его?
— Он сам представится. Нужно позаботиться, чтобы он увидел то, что хочет, а не то, что должен.
— Поймёт ли он то, что ты так опасаешься ему открыть? — пожал плечами бродяга. — Быть может, он не стоит таких волнений.
— Тогда пусть твой хозяин решает, что с ним делать, либо пускает дело на самотёк. Я сказал всё, что считаю нужным.
Бродяга пошевелился, и тени, до этого спокойные, зашевелились и хищно потянулись к его собеседнику. Тот в ужасе отшатнулся, но бродяга остановил его, ухватив за рукав.
— Ты живёшь бренным и боишься бренного, — сказал он, протягивая тряпицу. — Вот, возьми.
Человек сжал тряпицу в кулаке и, вырвавшись из хватки бродяги, отступил на середину улицы. Бродяга натужно поднялся и медленно подбрёл в сторону подворотни, а тени двинулись следом.
— Что мне с этим делать?
— Ты прекрасно знаешь, что с этим делать.
— Но когда? Скоро? Отвечай!
— Поверь, когда время придёт, ты сразу об этом узнаешь, — пообещал бродяга, заходя за угол. — Будь терпелив.
Человек остался в одиночестве, и его закоченевшие без перчаток пальцы с трудом развязали узел, в который была стянута тряпица. В ладонь легло что-то твёрдое, и он, присмотревшись, разглядел крошечный чёрный уголёк. Спрятав его в карман, он собрался уходить, и в этот момент услышал странный пронзительный звук.
Присмотревшись к тому месту, где только что сидел окутанный тенями бродяга, он увидел поток больших чёрных крыс, разбегающихся во все стороны. Чуть не взвыв от ужаса, он поднял воротник шинели, и поспешил прочь.
Глава 2
В лесу пахло дымом. Едкий, тяжёлый запах повис среди деревьев, и даже аромат свежей хвои не мог его перебить. Благо, дело было не в пожаре — просто крестьяне жгли сухую траву, освобождая место под новую пашню, и всё бы хорошо, но подлый ветер гнал дым через лес прямо в сторону деревни.
Морщась и кашляя, Ют пробиралась через лес по густому валежнику. Сучья, словно цепкие лапы, норовили ухватить то за рукав, то за подол, то сорвать плащ или шляпу, то выхватить из рук котомку с корой осины и хинницы. Разумеется, можно было пойти в обход, через овражек, однако лучше уж изодрать платье, чем глотать дым в низине. С треском, шумом и руганью, совершенно не идущим молодой миловидной женщине, она прорвалась через хитросплетение ветвей, корней и сухого кустарника, отряхнулась и спустилась с пригорка.
Здесь из склона бил ключ. Она отыскала его под снегом позапрошлой зимой, наткнувшись на незамерзающую прорубь в ручье, и по мере сил облагородила, обустроив тропинку и самодельный поильник. Лесу, зверям и птицам от этого вреда никакого, а лично ей одна только польза.
Ют стянула чёрные матерчатые перчатки, сполоснула руки и лицо, тщательно промыла глаза и, зачерпнув пригоршню, утолила жажду. Дышать стало легче, и она, воздав хвалу заботливой матушке-природе, двинулась вдоль кромки леса в сторону деревни.
Крестьяне в поле неспешно следовали за очищающей землю полосой огня. Спешили, бедняги, посеять яровые. Минувшая зима выдалась на редкость суровой: лет двадцать местные не видели такого мороза и лютых северных ветров. Вот и полегли озимые, спасти успели едва пятую часть, так что положение сложилось плачевное, хотя голода, как говорили, ещё удастся избежать: деревеньки и сёла, разбросанные вокруг Марбурга, город снабжали исправно, да и сами жили запасливо, так что неурожайный год могли худо-бедно пережить.
Стараясь не покидать редкий перелесок и держась поодаль от хоженой тропы, Ют выбралась к околице деревни Вершки, однако в само поселение заходить не стала, а приняла чуть левее, в сторону небольшой хвойной рощицы. Узкая, едва заметная тропинка петляла по пологим склонам холмов, ещё лысых, но обещавших через месяц-другой обзавестись буйной порослью вереска и чабреца. На границе рощицы тропинка оборвалась, и сень молодых вечнозелёных сосен скрыла Ют от посторонних глаз. Через минуту среди деревьев показался маленький ухоженный домик, и вид его стареньких резных ставен вызвал улыбку на лице хозяйки. Наконец-то добралась!
Свет, пробиваясь через сплетение юных ветвей, играл на крылечке и на окнах, искрился в вёдрах с водой, усиливая и без того насыщенные краски мира. Ют ценила каждую подобную мелочь, искренне наслаждаясь тем уютом, которым смогла окружить своё жилище.
Устав с дороги, она присела на скамейку у входной двери, и отложила в сторону увесистую котомку. Где-то наверху душевно пропел соловей, словно радуясь её возвращению, из сарая выбралась, сонно водя по сторонам носом, полосатая кошка, а в доме старые напольные ходики принялись отбивать девятый час.
— Да, сегодня я рано, — сказала Ют, глядя на умывающуюся кошку. — Утомила меня эта зима с её вечной спячкой, пора начинать жить по-летнему. А то первый год я так расслабилась, что за матушкой-природой не поспеваю.
Кошка флегматично промолчала, не отрываясь от своего занятия. Где-то наверху соловей снова пропел нечто мелодичное, ему вторили воробьи и другие птицы, чьи гнёзда в изобилии усыпали деревья, окружавшие дом Ют. Закрыв глаза и расслабившись, женщина с упоением окунулась в поток легкой птичьей трели, и полной грудью вдохнула пропитанный ароматами весны воздух, с лихвой компенсируя время, проведённое в задымлённом перелеске.
Тем не менее, отдохнуть ей не удалось. Сперва напомнил о себе обделённый завтраком желудок, ему вторила голодная кошка, а потом и птицы, слетевшиеся к её дому в ожидании горсти зерна.
— Приучила на свою голову, — проворчала Ют, поднимаясь со скамейки и заходя в дом. — Хорошо ещё кроликов не стала разводить, как в том году.
Пошарив в погребе, она выбралась оттуда с миской густой сметаны и маленьким мешочком пшена. Поставив миску на крыльце и рассыпав чуть поодаль зерно — чтобы кошка-озорница не вздумала поохотиться на пернатых гостей, — Ют вернулась в горницу и стала растапливать печь и собирать на стол. В этот момент она и услышала топот маленьких ног по сухому подлеску.
— Принесла нелёгкая, — фыркнула она.
— Чёрная Галка! Чёрная Галка! — донеслось до её слуха, и Ют, не дожидаясь своего незваного гостя, принялась собираться.
Мальчишка стрелой вылетел из-за деревьев, и, тяжело дыша, рванул к домику. Ют к тому времени уже запирала дверь, а рядом с ней стояла небольшая туго набитая котомка. Резко затормозив, мальчишка чуть не покатился кубарем по крыльцу и, вытаращив глаза, затараторил:
— Чёрная Галка! Мне бабушка... бабушка велела за тобой! Дяде плохо! Жаром бредит! Ещё с вечера! Пойдём, Чёрная Галка, не откажи! Бабушка тебе велела кланяться и... вот!
Мальчишка пошарил по карманам льняной безрукавки, достал небольшой узелок, перетянутый нитью, и протянул Ют, однако та покачала головой:
— Это потом, — сказала она, отстраняя его худую детскую ручку с зажатым в кулаке узелком. — Если будет за что. Тебя ведь Власом зовут, малыш?
— Ага, Власом кличут.
— Веди, да поскорее. Дело, вижу, срочное.
Обратно в деревню Влас бежал уже не так быстро, то и дело оглядывался, проверяя, поспевает ли за ним Ют. Вместе они выбрались из рощи и пересекли холмистую местность, отделяющую её от деревни. Остановившись возле околицы, Влас перевёл дух и стал подозрительно озираться по сторонам. Ют, заметив это, только вздохнула.
— Не бойся, не видит никто, — сказала она, поравнявшись с ним. — Напомни лучше, где живёшь?
— Третий дом справа от дядьки Вернера, аптекаря, — ответил Влас. — Знаете такого?
