— Мир или война. В первом случае лес уже станет не чужим нам местом, а во втором вернёмся к тому, с чего начали, но у нас появится более веский повод скакать вперёд, чем прежде.

— Каким оружием они пользуются? — спросил Керек. Он замялся, но всё же продолжил: — Меня удивило, что при тебе нет лука, ведь эльфы владеют им в совершенстве. Нам не предложили хотя бы человечий, когда собирались в поход.

Эльф поморщился, словно Керек затронул больную тему.

— В таким лесу лук скорее помеха, чем помощь.

— То есть, охотиться мы тоже не предполагали?

На это Инир вообще не ответил, просто толкнул коленями коня и поехал вперёд. Керек двинулся следом, терзаясь раскаянием. Зачем вообще заговорил, товарища расстроил? Если эльф пустился в путь без лука, значит так нужно. А может, этот разговор уже возникал, просто Керек о том не помнит и выглядит назойливым и глупым. Пустота собственной головы часто сбивала с толку и лишала уверенности. Не было у Керека себя — вот какое несчастье.

Чащоба впереди слегка поредела, мелькнуло что-то между деревьев, но Керек ещё не понял, что именно, когда их окликнули и довольно резко. Слова прозвучали непонятно, и откуда шёл голос, тоже определить не удавалось, поэтому Керек поднял взгляд. Когда звук идёт сверху, всегда трудно сообразить, где тот, кто издаёт его.

Зоркие глаза эльфа, судя по тому как сосредоточился взгляд, уже отыскали лесного жителя. Керек приноровился и тоже его рассмотрел. Маленький человечек стоял на толстой ветке и целился из лука, совсем детского на вид, но казалось, караульщик считает своё оружие вполне действенным. Керек не горел желанием проверять, прав он или нет. Эльф, поразмыслив не дольше вздоха, ответил медленно и неуверенно, но на том же языке. Хорошо, когда товарищ владеет чужой речью. Керек переживал, что от самого в этом деле никакого толку.

Он разглядывал лесного обитателя. Ростом с ребёнка, но шире, коренастее. Ноги короткие и кривоватые, туловище похоже на короб, в котором хозяйки хранят всякий мелкий скарб, голова посажена прямо на плечи, а волосы торчат как звериная шерсть.

Этот забавный человечек, видно, раздумывал стрелять ему или повременить пока эльф объяснял, что они просто едут мимо по своим делам. Керек, конечно, не понимал слов, но предполагал, что именно так и есть. О чём ещё верный товарищ мог болтать с лесным народом?

Тетива ослабла, а стрела неохотно вернулась в заплечный тул. Лесной повернулся и крикнул что-то, но нужды в оповещении не было. К ним уже бежали другие жители тайной деревни, это ведь её дома просвечивали между стволами. Человечки приблизились. Среди них были и детишки, совсем крохотные чуть больше крупного гриба. Керек взирал на них с немалым изумлением. Он даже не слыхал никогда, что бывают такие племена.

Инир спешился и Керек сразу последовал его примеру. Так оба стали ниже, но всё равно лесные взирали на них, задирая головы, как сами бы они смотрели на верхушки деревьев. Кони нервно всхрапывали и жевали удила, к счастью маленькие люди старались держаться подальше от копыт.

— Сами они себя называют кизяки, но не любят, когда этим словом пользуются чужие. Хочешь к ним обратиться, говори: каме.

— Ну, вряд ли я смогу сказать хоть что-то кроме этого.

— Неважно, остальное можешь, как умеешь. Они неплохо понимают язык людей, так что следи за своим.

Для начала Керек предпочёл помалкивать, лишь с интересом озирался. По мере того, как приближались к деревне, яснее становилось, насколько она странна. Пожелай того жители её никто бы и не заметил, так непринуждённо сливались невысокие хижины с деревьями, кустами, холмиками. Крыши и стены покрывали цветы, грибы, ягоды. Не сразу Керек понял, что они живые, растут, а не навешаны или нарисованы. Красиво.

О жителях он бы такого не сказал. По земле эти создания бегали проворно, переваливаясь на ходу, как тележка садовника, и сверху напоминали кучки того, что этот садовник перевозит. Одежда, если это была именно она, казалась сшитой из шкур, но сидела слишком плотно как влитая, и Керек начал подозревать, что волосаты сами кизяки. На лицах шерсти не росло, и они жёлтели как листики осенью. Круглые небольшие глазки странно переливались на свету.

Существа производили впечатление миролюбивых и безобидных, но эльф держался напряжённо и разговаривал с ними преувеличенно любезно, словно каждую минуту ожидал ножа в спину или стрелы в глаз. Керек решил, что надо во всём подражать товарищу, поэтому охотно кланялся и хвалил всё, что только можно.

Хоть кизяки и не отличались красотой, по привычке Керек начал высматривать среди них женщин, и здесь встретил существенное затруднение. Жителей вокруг собралось уже немало, но выглядели они одинаковыми: никаких прелестей на волосатых телах разглядеть не удавалось. Откуда тогда появляется потомство? Может быть, женщин спрятали от чужаков? Ну да, а детей пустили бегать свободно.

Вопрос просто щекотал язык, и Керек, не удержавшись, спросил у эльфа:

— Инир, а как отличить у них мужчин от женщин?

Говорил он тихо, но наверное, кизяки отличались отменным слухом. Говор вокруг, похожий на шелест листьев в дурную погоду понемногу стих. На жёлтых лицах появились довольно неприятные гримасы. Инир заговорил что-то быстро и ласково, но его не слушали. Воркотня опять поднялась, словно её раздули ветром.

— Бежим! — внезапно сказал эльф.

Керек не растерялся и взлетел в седло. Из-под копыт шарахнулись кучки-жители. Конь ржанул и прыгнул как белка, брызнули во все стороны растоптанные грибочки. Керек обернулся было, но тут же съёжился и припал к луке седла. В спину полетели стрелы. Две или три безопасно отскочили от пластин на кожаном доспехе, надетом поверх кафтана, но одна рванула мочку уха, так что Керек невольно взвыл. Сзади ответили довольным рёвом. Вот мелкие чудовища! Почему они так осерчали?

Эльф мчался впереди и, кажется, отделался легче. На нём Керек крови не заметил, а собственная текла по плечу, и отдувал её на спину бьющий в лицо ветер. Кони резво вынесли за пределы селения. Лес сразу загустел, словно каша в горшке, пришлось сбавить прыти. Деревья стояли едва не вплотную или так казалось, но стрелы больше не прилетали.

Тем не менее, Инир не успокоился и всё толкал коленями уставшего коня, заставляя его, где можно, идти рысью.

Пока продирались сквозь заросли в стремлении ускользнуть от опасности, мнимой или настоящей, начало быстро темнеть. Места для привала Керек не видел, да и вообще почти ничего не различал в плотных сумерках. Хорошо, лошади ещё как-то находили дорогу.

Кровь запеклась, но ухо всё равно горело огнём. Беспокоила почему-то эта пустячная рана, словно в лесу их вообще получать нельзя. Полезно было поинтересоваться мнением эльфа, но возможности пока не представилось. Инир неустанно стремился вперёд.

Когда сумерки затопили лес, открыл ларец и выпустил тень. Париз радостно взвился в воздух, но эльф объяснил ему что-то на пальцах и он стал гораздо серьёзнее. Вначале метнулся в чащу, словно разведывая дорогу, потом пролетел мимо и растворился во тьме позади. Керек ощутил беспокойство. Вроде и не человек, а пустое место, но страшно за него: вдруг обидят или потеряется. Свой уже, товарищ.

— Инир, он не заблудится в лесу?

— Нет, скоро догонит. Мы оставляем за собой след, который для тени заметен как для нас белый день.

— Боюсь, для этих коротышек тоже.

— Сам боюсь, — ответил эльф. — Мой народ давно не встречался с кизяками и, полагаю, подзабыл то немногое, что знал о них.

— Так вы же вроде одни леса топчете — соседи.

— Эльфы мало интересуются другими расами.

Об этом Керек слышал. Бессмертные из волшебных лесов высокомерны и к людям относятся с долей презрения, может потому, что те похожи на них более других молодых народов. Инир же вёл себя иначе, он даже разговаривал совсем как человек. Стихи писал серебряным карандашиком в книжечку, но это простить можно, тем более что из иных стихов получаются хорошие песни.

Уставшие кони плелись шагом. Инир спрыгнул наземь и повёл своего в поводу. Керек определил на слух, но спешиться не решился. Он ничего не видел в почти чернильной тьме и опасался, что доставит своему караковому больше хлопот, если пойдёт впереди и будет постоянно спотыкаться, дёргая уздечку.

Так они двигались в ночи, как в унылом киселе, и Керек уже вполне уверился, что спать придётся на ходу, когда вернулся приятель-призрак. Возник так внезапно, сияя белым лицом, что Керек едва не вывалился из седла.

— Предупреждать надо! — проворчал он.

Тень виновато померкла, и человек устыдился. Парень так радуется, что может помочь, надо с ним помягче.

— Отстали, — перевёл эльф на людской язык движения бесплотных рук. — Почти все, кто нас преследовал, повернули назад, а тех, кто остался, Париз напугал, так что утром они тоже уберутся восвояси, очень хочется в это верить. Дадим и мы передохнуть лошадям.

Костёр даже маленький разводить не рискнули, просто закутались в одеяла и сели, прижавшись к стволу дерева. Керек не спал, таращась в темноту.

— Ты более ничего не вспомнил из своего прошлого? — разгадал эльф причину его грусти.

— Нет, ничего, — вздохнул Керек. — То ли путь будет труднее, чем я надеялся, то ли сделал сегодня что-то неправильно. А почему кизяки так внезапно осерчали? Чем я их прогневил?

Эльф коротко рассмеялся в ночи, словно колокольчик прозвенел.

— Тогда мне это не казалось забавным, но сейчас я способен оценить прелесть того, что ты затронул единственную запретную тему. Хотел предупредить, но нас, к сожалению, слышали, а языка жестов ты не знаешь.

— У них женщины и мужчины так похожи, что вопрос прозвучал обидно?

— У них нет мужчин и женщин. Врастая в жизнь леса, они переняли слишком много, поэтому на голове ещё волосы, а вот на теле уже растения.

— То есть, они вяжут эти куртки из травы? — уточнил Керек и тут же сообразил, как всё на самом деле: — Трава растёт на них? Прямо как на крестьянском лугу?

— Да, — подтвердил эльф. — И детей они не рожают. Те заводятся примерно как луковички лилий.

Керек помотал головой, не зная как относиться к такому чуду.

— Что же в этом плохого? — наконец спросил он. — Зато никаких мучений, когда не окажется рядом юных прелестниц или они не захотят тебя знать.

— Кизякам кажется, что все смеются над ними, хотя о них и не знает-то почти никто.

— Но человечью речь понимают.

— Да, как ни удивительно, они присматриваются к другим расам, хотя делают это тайно. Сам понимаешь, достаточно одному из них присесть, и ты примешь его за травяную кочку. Легко себя не выдать.

У Керека слипались глаза, но он боролся со сном.

— Я так много нового узнаю в нашем странствии, — сказал он, надеясь, что эльф тоже ещё не спит. — Обидно забывать, словно потерял дорогую вещь или последние деньги. Не потратил с умом и пользой, а обронил на пыльную дорогу из прохудившегося мешка.

— Если хочешь, я могу рассказывать тебе во всех подробностях о каждом минувшем дне. Мне это легко, я ничего не забываю.

— Знаешь, это всё равно, что слушать байки о любви, а не любить самому, но я тебе очень благодарен. Я буду внимать и постараюсь выучить язык ладоней, чтобы беседовать с Паризом. Он славный и здорово помогает, нам не приходится самим караулить по ночам.

Тень, в некотором удалении слушавшая разговор, подплыла чуть ближе. На светлеющем во мраке лице сияла улыбка. Острые клыки, обнажившиеся в оскале, ничуть не устрашили Керека. Может, парень и не совсем человеком был при жизни, что с того? Призрак из него получился надёжный, полезный в трудном походе. Завтра, всё завтра. Керек сладко заснул.

Глава 8

Колдовство рассеялось, а Бравур сидел на полу, словно его ударили по голове — не до смерти, а так оглушили. Ничего себе сходил в туманный мир, задал вопросик. От такого ответа впору снять с себя мантию и податься в рыбаки. Неужели он в затмении рассудка бегал соблазнять девиц? Довело унылое воздержание? Слышал, что маги с опытом совершают множество путешествий, свободным духом воспаряя над землёй, но вот чтобы от этого дети заводились, в голову не приходило.

Замок это конечно поэтическое преувеличение, фигура, так сказать, речи, но и население в нём крошечное — маг, да его слуга, но Торн старик, чуть не пятьдесят зим за спиной оставил. Какой из него соблазнитель? Хотя знавал он охотников до женского пола и постарше, которые ещё и фору могли дать молодым. Неужели Торн?

Бравур представил ворчливого тирана в роли искусного дамского угодника и скривился. Может он и не прочь прижать кого-нибудь в тёмном уголке, но рассказывать о дальних странах? Откуда выведать можно, живя на берегу и общаясь лишь с прибрежными рыбаками? Да и на самого Бравура такое не похоже. Он, конечно, охоч до ласки, но в обращении с женщинами не слишком искусен, и галантностью не вышел. Рос-то в глуши, среди крестьян и рыбаков, только по реке ходивших за добычей, а не по морю.

Маг честно мог предположить, что летал где-то неведомо для себя по округе, но вот слова связать, да так, чтобы девица заслушалась — это вряд ли. Неувязочка тут.

Авита мирно спала, дышала ровно, даже будить не хотелось, но Бравур знал, что негоже девицам лежать на камнях, простыть могут, лечи потом. Он легонько потряс полное плечо, стесняясь отчего-то, прикасаться к чужой, уже понёсшей от другого мужчины женщине.

Она открыла глаза, ясные как море за окном, и снова возникло острое желание как-то уберечь от беды, а несчастье маг чуял и не колдовским умением даже, а белее интимным местом.

— Ты узнал? — застенчиво спросила Авита, когда он помогал ей подняться.

— Иди пока. Мне надо поразмыслить.

Она послушалась. Мелькнула линялая ветхая юбка. Надо бы ей одежду купить получше, да эта скоро и мала будет. Маг рассеянно забрался по корявым опасным ступенькам на самый верх. Смотреть отсюда было приятно, хотя и захватывало дух. Здесь чудилось, что башня действительно высокая, прямо до поднебесья.

Бравур присел на скамеечку. На свету и в праздности особенно заметны стали пятна на мантии. Испачкалась во всех этих невзгодах, надо бы сменить, но вот постирал ли Торн другую — тоже вопрос не из лёгких. Ах, если бы Авита осталась, варила бы, стирала, ходила степенно по щербатым каменным полам. Он бы держал себя в руках, только любовался издали, следил, как она кормит грудью младенца. Мальчик будет. У маленьких детей такие славные личики.

Маг вздохнул. Увы, не сможет в стороне. И нет её рядом, а горит весь. Нельзя. Из башни выгонят, а он и делать больше ничего не умеет. Куда пойдёт? Мир велик, да поделен, никто к себе не пустит. Кому нужны соперники? В дальние страны податься, да и там как везде.

Взор невольно устремился на морские волны цвета её глаз. Там, за горбушкой мира, наверное, и, правда, любопытно, как рассказывал соблазнитель Авиты. Ещё недавно мысль о том, что это может быть и он, пугала, а сейчас вдруг угнездилась в душе, словно ей там самое место.