Полечу в пропасть

Оно остановилось.

— Что, Адам? — откликаюсь я, не отводя от него взгляд. Его бездонные глаза завораживают, наши пальцы переплетаются.

— Этот мир полностью наш, — говорит он, словно читает мои мысли, а я просто... я сияю, — и ничей больше, — договаривает он, моя улыбка становится шире.

— Да, — отвечаю я, по мне скатывается волна. Волна вдохновения, волна любви. Пламя. Во мне бушует пламя. Я чувствую стук своего сердца: мне кажется, что оно сейчас остановится. Так не должно быть. Оно не должно выпрыгивать.

Это он на меня так действует.

Адам.

— Знаешь, о чем я всегда мечтала? — спрашиваю я. Он поворачивается ко мне, но не открывает глаза. Он чувствует это. Он наслаждается этим. Свобода.

А я упиваюсь им.

— О чем? — уточняет он. Я ему ещё не рассказывала, но друг друга мы знаем очень хорошо.

— Я всегда хотела написать книгу, — говорю я, а дыхание останавливается, я чувствую, чувствую это. — О любви.

— Любви? — переспрашивает он, так, как будто он не знает, что это такое. Я смеюсь и закрываю глаза от смущения, заливаясь краской.

— Знаю, глупо, — сквозь смех выдавливаю я. Но он не смеется. Его лицо серьезное, но уголки губ приподняты.

— Совсем не глупо, — отрицает он, а я не могу скрыть восхищения. — А почему о любви? — я прикусываю губу, чтобы остановить смех. Затем я смотрю на него. Ему совершенно не смешно, но интерес виден в его глазах.

Красивых глазах.

— Потому что много прочитала, — отвечаю я, хотя понимаю, что ему это известно. — И много романтики. Я всегда мечтала влюбиться так, как в книгах. По-настоящему. Но, думаю, этого не будет. А вот придумать историю о любви легче, — на духу выдаю я и жадно вдыхаю воздух. Это мой секрет. А теперь это — наш совместный секрет. Наш секрет.

— А там будет счастливый конец? — интересуется он.

— Не думаю.

— Почему? — глаза у него округлились. Красивые глаза.

— Потому что в реальной жизни не бывает счастливых концов.

— Уверена?

— Ну, да, — с недоумением говорю я.

— Я думаю иначе, — выдает он, я распахиваю глаза.

— Правда? — переспрашиваю я.

— Да. Мне кажется, что конец — всегда счастливый. Когда ты умираешь, например: ты, наверное, начинаешь вспоминать только хорошие моменты, и тебе становится хорошо. Вот он — хороший конец, — я опять начинаю смеяться.

— По-твоему, смерть — хороший конец? — он подхватывает мой смех, и когда я его слышу, всё переворачивается. Такой мелодичный и мужественный, хотя нам только по двенадцать лет. Но все равно, он безумно красивый. Даже идеальный.

— Знаешь, бывают такие моменты, когда смерть — это единственный выход из ситуации, — умно отвечает он.

— Не думаю, что такое случится со мной, — говорю я. — Вместе с тобой мне ничего не страшно.

Он смотрит мне прямо в глаза и от этого взгляда по моей коже пробегают мурашки.

Это наш мир.

Наша Вселенная.

Это наш момент.

Время остановилось.

И только мы одни — здесь и сейчас.

Я просыпаюсь и ещё до сих пор чувствую этот сон. Мне давно не снились подобные сны, разве что, когда он только уехал. Я пыталась справиться с этим, но ничего не получилось.

Я до сих пор помню его прикосновения, которые обжигали мою кожу. Ничего уже не вернуть. Он явно изменился, и я изменилась. Он меня не помнит, но я его помню до каждой мелочи. Я помню, как быстро проглатывала завтрак, только чтобы побыстрее выйти на улицу и уйти с ним к реке.

Я всё помню так, словно это было вчера, потому что у меня такое чувство, будто я оставила ему свою душу.

И эти воспоминания медленно убивают меня.

Ничего не вернешь, но я все помню. До каждой мелочи. Я помню каждую секунду, проведенную вместе. Это глупо звучит. Это было четыре года назад, я изменила свои приоритеты в жизни, да и он тоже. Он, наверное, на другом конце страны и его совсем не заботят мои проблемы. Но он останется в моем сердце навсегда.

Я поднимаюсь с кровати. Сегодня воскресение — ничего особенного. Поем, поищу какую-нибудь книгу, доделаю уроки.

Всё как всегда.

Иду на кухню, ища еду. Переворачиваю весь холодильник, а в итоге — решаю сделать чай. Очень умно. Я всегда прихожу на кухню тогда, когда ничего нет.

Я беру пирожное и иду в гостиную. Когда вышла из комнаты, то сестра спала на кровати, так что сейчас явно будет расспрос. Я ничуть не жалею о вечеринке, хотя я практически не насладилась ею. Но должна же я была пойти? Всё-таки это новые ощущения, которых мне не хватало долгое время. Я сижу напротив стены и внимательно смотрю на нее. Я рассматриваю каждую трещинку, каждый изгиб. Всегда делаю так, когда мне не хватает воздуха для того, чтобы жить. Просто осматриваю здание. Раньше я даже любила ходить по разным заброшенным местам, только из-за того, что мне нечего рассматривать. Я понимаю, это очень глупо, но я вообще нелогичный человек: я могу плакать по всяким пустякам, а когда действительно есть какой-то повод, когда нужно выпустить эмоции наружу — не пророню ни единой слезинки.

В гостиную входит сестра, тоже с чаем. Я осматриваю её. Она безумно красивая. Волосы струятся на её плечах, одета она в свою привычную пижаму — шорты и растянутая майка. Образ так себе, но ей всё равно это очень идет.

— Ну, что, как погуляла? — спрашивает она. — Я хочу подробностей. Почему ты не пришла домой? Я уже раздумывала, как бы соврать, если ты придешь ночью, а тебя всё нет и нет. Так что мне нужно знать всё, — она любопытными глазками смотрит на меня, а я даже не знаю, что отвечать. Правду? Нет, не стоит. Она сейчас скажет перезвонить Нику, и сказать ему, что... я питаю к нему какие-то чувства. Может быть, это так и есть, но зачем мне ему звонить? Я не хочу угробить его жизнь. Он может найти себе кого-нибудь в сто раз лучше, ведь каждая хочет быть с ним.

А я — исключение.

Я не хочу быть с ним по одной простой причине: я не подхожу ему. Просто не подхожу.

— Ничего интересного. Я ни в кого не влюбилась. И ничего не делала. Просто напилась и вызвать такси не смогла. Мне разрешили остаться, — вру я. Сестра с подозрением смотрит на меня: не верит, наверное. Но мне сейчас всё равно. Я не собираюсь говорить правду. Ни в коем случае.

— Э-э-э... — запинается она, чуть помедлив, разбирая данную ситуацию в себя в голове. — Ну, допустим, я тебе поверила. А как же Ник? — я сглатываю ком в горле, не желая говорить об этом.

— Я ему не нужна, — по слогам произношу я, не веря самой себе. Нет, я верю. Я ему не нужна. Совершенно не нужна.

— Понятно... — она не знает, что отвечать на мою реплику, поэтому я, не думая, меняю тему, пока она не опомнилась и начала расспрашивать снова.

— Как вчера погуляла? — спрашиваю я.

— С друзьями в кафе посидели. Сегодня тоже хотим пойти.

— Ты уже кого-нибудь себе нашла? — с усмешкой говорю я. Моя сестра раскрепощенная, я уверена, что именно с такими девушками хотят встречаться парни. Не со мной.

— Пока что нет, но есть кое-кто на примете, — она подмигивает мне. Мы часто говорим с ней на такие темы, но её жизнь в сто раз интереснее моей. Я так думаю.

Я делаю последний глоток чая и отношу стакан на кухню. Затем возвращаюсь в комнату. Садясь за уроки, я еле заметно вздрагиваю, ожидая, что там накопилось куча заданий, которые мне предстоит исполнить.

* * *

Когда, наконец-то, уроки были практически сделаны, я решаюсь отдохнуть. Слышу голос отца, который оповещает о его приходе, и я иду в гостиную.

Я вижу маму и папу: они что-то обсуждают и при виде нас замолкают. Лица у них уже не такие радостные, какие были, когда мы только вошли.

— Привет, — говорю я родителям, целуя маму и папу в щеку.

Вскоре в гостиную проходит Фиби, а я не могу расслабиться от того ощущения, что что-то изменилось. Родители заметно нервничают, а я не могу утаит любопытства.

— Что случилось? — спрашиваю, потерев затылок, понимая, что что-то здесь всё-таки не то.

— Дженни и Фиби, мы с мамой, наверное, уедем в Германию, — произносит папа. Он действительно только что сказал, что уезжает? Нет.. — Через несколько дней, на всё лето, — он умолкает и я с злым лицом смотрю на них. Мой выпускной... Они что, всё пропустят? Мои экзамены?

— Я же оканчиваю школу! — кричу я, думая только о себе... но... я не хочу, чтобы они уезжали. — Вы не можете уехать! Вы же знаете, как это для меня важно, — мама встает сзади меня, её крепкие руки обнимают меня.

Я совершенно не чувствую спокойствия. С каждым днем всё хуже и хуже, хуже и хуже. Они специально это делают? Есть люди, которые отвечают за всё то, что с нами творится? Если есть, то я бы набила этим людям морду.

Сколько раз я убеждалась — нет ничего хуже.

Но каждый раз я ошибалась.

В моей жизни всё всегда меняется. И не в лучшую сторону. Я уверена, что есть миллионы людей, у которых всё гораздо хуже. У которых нет родителей, семьи, дома.

Но я живу здесь и сейчас. И, мне кажется, что моя жизнь — это просто отброс общества. Может быть, где-то там, на небе, Господь определил судьбу каждого из нас, и я у него явно не в любимчиках. Всегда всё идет против меня, против моих планов, против меня самой. Единственные люди, которые хоть иногда, но понимали меня — бросили. Теперь у меня есть только Фиби, но видимся мы и нормально говорим максимум — один раз в неделю. Я понимаю, мои родители не идеальные, но знаете, они всегда были для меня чем-то особенным: лучиками солнца. А сейчас и это ушло от меня. Собралась куча туч, и сейчас всё зальется дождем, а лучиков всё нет и нет. Они не хотят здесь быть.

Да, я согласна, у нас не лучшее денежное положение. Но мне не нужно большего — мне главное, чтобы они были здесь, со мной. Но их не будет.

В мире есть справедливость? Нет. Почему некоторые, совершенно ничего не делая, получают то, за что другим нужно работать и работать?

— Знаю, детка, знаю, — успокаивает мама. — Ты же понимаешь...

— Нет, мама, ничего не понимаю! — я отталкиваю её. — Почему вы бросаете нас? Почему вы бросаете меня? — слёзы стекают по моих щекам, но я не обращаю на это внимание.

— У нас сейчас трудно с деньгами. Извини, Дженни, мы хотели пойти на твой выпускной, но нам предлагают работу в Германии за неплохие деньги, и если мы не согласимся на неё, то нас и с этой работы выгонят, — объясняет отец, смотря на меня со взглядом, полным сожаления. — Нам очень жаль.

— Ничего вам не жаль! — не прекращаю кричать я. — Фиби, почему ты ничего не говоришь? — поражаюсь я от молчания сестры.

— Дженн, я думаю... Родители правы. Нам нужны деньги, — говорит сестра.

Я не верю собственным ушам. Она заступается за них?

Но это же неправильно!

— Не уезжайте, пожалуйста, — я падаю на колени и умоляю родителей остаться. Я не хочу, чтобы они уезжали.

— Мы должны, Дженни. Вы уже не маленькие — справитесь без нас. Мы должны, — говорит мама, повторяя эту ужасную фразу.

Я не хочу в это верить.

Я отказываюсь в это верить.

Я бегу в свою комнату, бегу и вытираю слёзы. Мне больно. Слишком больно. Это не может быть реальностью. Это всё сон, жуткий сон.

Единственное, что я сейчас хочу — это уйти, испариться, исчезнуть. Уйти в свой мир.

В мой с Адамом мир. Где никто нас не потревожит, где существуем только мы. Из которого никто из нас уйти не может. Я чувствую это.

В своем сердце.

Адам здесь. Он дышит. Он до сих пор здесь.

Внутри меня.

Его красивые, идеальные, зеленые глаза, которые видят меня насквозь, которые полностью и целиком захватывают меня, которые испепеляют меня.

И Ник — тот, кто уверен, что я ему нужна. Может, он обманывает сам себя. А может, он говорит правду. Я чувствую какую-то связь между нами.

Мечтать об Адаме — глупо. Он далеко от меня, мы не встретимся больше, а если и встретимся — я изменилась, он изменился. Мы не можем быть вместе.

С Ником мы тоже — небо и земля. Мы слишком разные и никогда не сможем быть парой, такие разные что, порой, мне кажется, будто мы вовсе не знаем друг друга.

Я рыдаю. Слезы льются ливнем из моих глаз. Мне больно. Я не чувствую себя живой.

Двадцать первое столетие — как же смешно,

Люди — не люди, любовь — не любовь.

Все чувства опускаются ниже, на дно,

Никогда уже ты их не испытаешь вновь.

И эта чертова нехватка одного человека,

Который был когда-то для тебя всем.

Самая страшная болезнь этого века —

Неразделенная любовь — не сравниться ни с чем.

7.

Я несколько часов лежала на кровати. Мне пару раз звонили, и, кажется, только что пришло сообщение. В любом случае я ни на что ни планирую отвечать. Сейчас мне необходимы тишина и покой. Одиночество. Я не могла ни с кем говорить, я просто должна была побыть наедине со своими мыслями.

В конце концов, я приняла решение, что в том, что делают родители, нет ничего плохого. Они просто хотят заработать деньги. Сейчас у нас очень плохая денежная ситуация, и этот выбор был не спонтанным, а нужным. Конечно, да, оставлять меня, да ещё и в такое время неправильно, но я уже давно выросла и могу быть самостоятельной. Мне просто нужно время, чтобы осознать это полностью.

Я ещё долго бы могла сидеть на кровати, но кто-то всё слал и слал SMS-ки. Взяв телефон, я увидела десять пропущенных от Ника и три SMS.

'Встретимся сегодня?'

'Мне позвонили, сказали, что нам дали эпоху романтизма'.

'Эй, Дженн, нам нужно кое-что обсудить'.

'Ответь'.

'Делай, что хочешь, но мы должны встретиться. Сегодня около школы, в три'.

Я дрожащими руками начала набирать ответ. Да. Мы встретимся. В любом случае мне нужна разрядка. Нужно хотя бы на пару часов забыть, что со мной произошло. Я выкинула телефон из рук и начала собираться. Потом посмотрела на часы: два часа. Отлично, остался еще час.

На мне был одет плащ, так как почему-то с утра шел дождь, и на дворе было сыро и холодно. Я отпросилась у отца, сказав, что мне нужно побыть одной и подумать, и он меня отпустил. В принципе, врать было незачем, я бы могла сказать, что иду делать проект, но это было бы подозрительно, всё-таки я не на шутку расстроилась, и я бы ни за что в таком состоянии не работала бы над эссе. Звучало бы не правдоподобно. Мне трудно представить, что я скажу Нику, и что он скажет мне. Я чувствую, что после его откровений мы теперь никогда не будем общаться по-прежнему — и это было самое худшее.

Он — мой единственный друг. Это звучит глупо, мы с ним совершенно разные, да и, тем более, знакомы всего-то ничего. Я уже плачу из-за него в сотый раз, и мы пережили потрясение несколько раз. Мне трудно сказать, кто он мне: просто друг или нечто большее. Когда я смотрю в его глаза — мне хочется верить. Верить так, будто меня никогда не предавали, будто я не знаю, что такое ложь. Но это всё глупо. Меня предавали. Меня позорили. Но ему на это всё равно, мне же — нет. Я не понимаю, как он так может? Он — небо, я — земля. Он — человек, я — никто. Зачем я ему? Это не похоже на любовь. На дружбу тоже это не похоже. На что же тогда? Обман? Предательство? Возможно. Я сейчас ни в чем не уверена.