Ты мне не пара

Мне ее наивные уловки не составляли тайны, никак не реагировал ни них. Держался с ней привычным образом, как заботливый брат, но не больше. Правда, я просчитался, такое сдержанное отношение не остудило пыл девичьего сердца. Катя перешла к более активной демонстрации своего женского обаяния. Как бы случайно касалась меня грудью или бедром. Прохаживалась передо мной в тонком халате, без бюстгальтера — он нисколько не скрывал выступающие соски и очертания довольно больших для ее возраста грудей. Да и ножки свои не боялась показывать, впрочем, вполне привлекательных. Надо признать, девушка за то время, что жила с нами, как-то раскрылась внешне, из пуганого воробышка превратилась в очаровательную горлинку — стройную, грациозную, с красивой осанкой и походкой.

Не скажу, что мне были неприятны демонстрируемые прелести. Но я уже привык считать ее младшей сестренкой, старался беречь от лишних волнений и забот. Да и знал, что ни одна из девушек, кроме, разумеется, Киры, мне не нужна. А ломать судьбу юной Кати считал невозможным — у нее все впереди, еще встретит свою половинку на всю жизнь. В один из вечеров, когда вернулся с работы и застал ее одну в доме, завел нелегкий разговор:

— Катя, ты дорога мне. Хочу, чтобы в жизни своей нашла счастье — встретила хорошего парня, вместе вы растили бы детей. Прямо скажу — со мной его у тебя не будет. Ты же знаешь о Кире, я не смогу оставить ее. Пусть у нас есть свои трудности и проблемы, но она — моя судьба, мне не уйти от нее. Так что, пожалуйста, не ищи близости со мной — я не хочу ломать твою жизнь.

Катя слушала меня внимательно, не перебивая. Ясно читал на ее лице смятение чувств — от ожидания лучшего до боли и тоски. Прекрасно понимал ее — сам пережил такое с Кирой, но должен был остановить девушку в опрометчивом поступке. После, когда я закончил свою речь, ответила с решимостью:

— Сережа, я люблю тебя. Может быть также, как ты Киру. Вот ты говоришь, что она твоя судьба. Так вот, ты для меня также. Не знаю, на счастье или горе встретила тебя, но я уже не могу жить иначе, только с тобой. Пусть даже ты будешь с другой. Позволь мне, пожалуйста, быть рядом, не прогоняй!

— Да кто гонит тебя, моя девочка! — я даже всплеснул руками от такого предположения. — Живи с нами, сколько тебе надо. Я только забочусь о тебе. Если хочешь любить — пожалуйста, но знай — ответить тебе не могу.

— Я буду ждать, может быть, всю жизнь. И надеяться, что когда-нибудь ты примешь меня, уделишь мне хоть толику счастья.

Слушал взволнованную девичью речь, как считал, излишне категоричную — время может многое поменять. Да и не ожидал от Кати серьезного чувства, предполагал легкое увлечение, которое скоро пройдет. Как у нас сложится — видно будет, пока же оставил так, как есть. После того разговора Катя умерила свои атаки на мою чувственность, но старалась больше времени быть рядом со мной. Старалась услужить во всем, тихо сидела возле меня, пока я занимался за столом. Сам старался уделить больше внимания ей и Оле, даже в ущерб свиданиям с Кирой — гулял с ними в городском парке, водил на представления, дважды сходили в горы по несложному маршруту.

В мае за Олей приехали ее родители. Через месяц ей уже рожать, вот и решили забрать в свой городок. С ними оказалось не так просто. Еще осенью, когда Оля написала им о своей беременности, родители восприняли такую новость неодобрительно, вернее сказать — с возмущением на свою непутевую дочь. Отец в ответном письме после гневной отповеди известил, что впредь не хочет ни видеть, ни слышать ее, пусть забудет о родительском доме. Девушка тяжело перенесла обиду от тех, кого почитала с малых лет. Неделю находилась в подавленном состоянии, пока не утихла горечь жестоких слов. Мы утешали ее, окружили заботой, мама же высказалась: — Не бойся, Оля, рожай спокойно. Мы поможем выходить твоего малыша, ни в чем у тебя нужды не будет.

После Нового года отношение родителей к своей дочери постепенно стало меняться к лучшему. Сначала приехала мама, погостила у нас несколько дней. Посмотрела как живется Оле у нас, разговаривала с моей мамой. Позже отписалась, что отец уже не сердится, как прежде, хотя своего решения не поменял. Наверное, мама Оли все же уломала мужа, сообщила дочери, что заберет ее домой. И вот теперь оба родителя приехали к нам, а дочь маялась в раздумьях — ехать с ними или остаться. Ясно осознавала, что в маленьком городке будет у всех кумушек на языках, перемоют ей все кости. Да и у других вызовет осуждение — девка нагуляла в городе! Мама же на ее сомнения отвечала — надо терпеть, рано или поздно уймутся. Все таки уговорила, повезла ее домой. Мы же не вмешивались в их дела. На вопрос Оли — как же ей поступить, — моя мама сказала:

— Решай сама, девочка, тебе жить. Захочешь остаться — пожалуйста, угол у тебя есть. Или если потом надумаешь вернуться к нам с малышом — примем как родную.

После отъезда Оли Катя перешла в ее комнату, сделала перестановку по своему вкусу, навесила свои картины — их у нее набралось на всю стену. Рисовала она неплохо, на мой любительский взгляд — даже отлично. Делала наброски и рисунки карандашом, а потом переносила акварелью на бумагу. Интересно было смотреть, как девушка быстрым размашистым росчерком за минуту-другую прорисовывает картину — лица людей, различные предметы. Нередко брала на природу свою папку для набросков и рисовала пейзажи с натуры. Она еще успевала после обычной школы заниматься по два-три часа в художественной. Там она считалась не среди худших, несколько ее картин взяли на школьную выставку. Видел их среди других работ, когда Катя позвала меня с Олей на открытый показ для гостей школы.

В конце мая, в выходной день после последнего звонка, мы с Катей отправились в Бутаковское ущелье к здешней достопримечательности — водопаду на небольшой, но бурной речке Бутаковка. Доехали на автобусе до поворота к ущелью, дальше добирались пешком. Путь к водопаду не очень длинный — около двух километров, так что меньше, чем через час, стояли у подножья скалы и любовались низвергающимся с ее вершины водным потоком. Катя принялась раскладывать свои принадлежности для рисования, я же стал расчищать место для нашего бивака, а потом отправился собирать хворост. Уже возвращался обратно, когда услышал громкий испуганный крик Кати. Бросил ношу, что есть мочи побежал к нашему месту, но здесь ее не обнаружил. И только по стону нашел девушку — она лежала на камнях под двухметровым обрывом.

Бутаковский водопад

Глава 5

Бросился вниз, от страха за Катю не думал об опасности самому сорваться с кручи. Через секунду оказался рядом, склонился, пытаясь разглядеть — что с ней. От охватившего меня ужаса в глазах расплывалось, видел девушку как в тумане. Прикрикнул на себя: — Соберись! Нельзя раскисать, как пугливая баба!

Сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая сорвавшиеся с нарезки нервы. Как только стал различать предметы перед собой, вновь склонился над Катей. Она лежала на спине неподвижно, только руками судорожно хваталась за камни, пытаясь встать. Ее лицо исказила гримаса острой боли, стонала, закрыв глаза. Кровь шла из-под головы, в других местах кровотечения не увидел. Похоже, что она отступилась и упала с обрыва на спину неожиданно для себя, не успела хоть как-то собраться, смягчить удар. Самое страшное при такой травме — повреждение позвоночника, компрессионный ушиб или перелом позвоночного столба. Не стал беспокоить девушку для осмотра спины, проверил в аурном поле.

Перелома позвонков, хрящевых дисков не нашел, но в поясничной части столба увидел потемнение в канале спинномозгового нерва — все же компрессионный ушиб произошел. Такая травма обычно приводит к нарушению нервной проводимости и обездвиживанию нижней части тела. Чаще к длительному, на несколько лет, в сложных случаях — на всю жизнь. Обнаружил и другие травмы — трещины в ребрах, ушиб головы, гематомы мягких тканей, но они не столь опасны. Сейчас первая задача — доставить Катю в больницу. Трогать ее, а тем более нести самому на руках никак нельзя, иначе можно еще больше повредить позвоночник. Придется оставить ее здесь, на камнях, и вызывать скорую помощь.

Только прежде мне надо как-то снять боль, не доводить Катю до шока. Нужных для этого лекарств с собой не было, только бинт и упаковка санипласта. Аккуратно приподнял голову, наложил кровоостанавливающий тампон на рану. Катя открыла глаза, в ее глазах видел страдание от боли. Она смотрела на меня с какой-то детской надеждой, что я справлюсь с ее бедой и у нее все пройдет. Постарался не показывать свою тревогу, улыбнулся через силу и сказал успокаивающим тоном: — Держись, Катя, у тебя все будет хорошо. Только потерпи, пожалуйста. Я пойду вызывать скорую, а ты полежи, не двигайся. Закрывай глаза, сейчас тебе станет легче.

Катя моргнула в знак согласия, а потом закрыла глаза. У меня появился небольшой опыт передачи своего внушения — с Кирой, а потом с пациентами клиники, теперь применил его к пострадавшей девушке. Несколько секунд настраивался на волну эмоционального напряжения, после передал импульс-разряд в чувствительную зону Кати. Как только почувствовал с ней связь, стал наводить на нее состояние покоя, отключения от всех чувств. Через несколько секунд последовала реакция — с лица Кати ушли боль и страх, оно разгладилось в безмятежном выражении. Насколько хватит моего внушения — я не знал, поторопился с вызовом скорой.

Бросился со всех ног к дому лесника на входе в ущелье. Бежал по тропинке, не разбирая пути. Падал, запнувшись о сухие ветки и камни, вставал и мчался дальше. Весь двухкилометровый путь пронесся без остановки, изо всех сил. Задыхался, ноги уже не слушались, но заставлял себя бежать дальше. Так, бегом, влетел во двор лесника, застучал по закрытой двери. Мне повезло, хозяин оказался дома. Задыхающимся голосом попросил его срочно вызвать скорую к пострадавшей у водопада, сам опять же бегом отправился обратно. Успел вовремя, Катя уже отошла от моего внушения и вновь стонала от боли. Повторил свой сеанс, так и сидел неотлучно рядом с ней до приезда врачей.

Катю осторожно переложили на носилки, а потом повезли в городскую больницу. Разместился рядом с девушкой, снова снимал ей боль от тряски машины. В больнице ее немедленно забрали в хирургическое отделение, остался ждать у входа. Состояние Кати за время, прошедшее с момента получения травмы, заметно не ухудшилось. Но все же тревога за нее не уходила — не мог усидеть на месте, ходил по коридорам и вновь возвращался в приемную. Через три часа ко мне вышел хирург, сказал, что операция прошла успешно, больная сейчас под наркозом. После высказал то, что я уже знал — у нее пострадал позвоночник, нижняя часть тела не работает. Потребуется долгое лечение и то без какой-либо гарантии на успех. Поблагодарил врача и ушел домой, поведать маме о случившейся с Катей беде.

Каждое утро перед занятиями забегал в больницу проведывать Катю. Ее на второй день перевели из реанимации в палату для лежачих больных, мне разрешили свидание с ней. Застал девушку в подавленном состоянии. На мой вопрос — как она себя чувствует, расплакалась, а после, утерев слезы, высказалась: — Как же жить мне такой, обезноженной, Сережа? Кому нужна теперь? Только всем в тягость!

Ответил искренне, от всего сердца: — Ты нужна мне, Катя! Не думай, что говорю лишь для успокоения. Знай, что ты для меня близкий человек — как мама! И я не оставлю тебя, как бы не сложилось дальше. Но знаю, что с тобой все наладится — будешь ходить и бегать, как прежде. Веришь мне, Катя?

Я нисколько не лукавил Кате. За дни после случившегося несчастья ясно осознал, что она вошла в мою душу. Чувствовал себя неприкаянно без ее внимания и заботы, тихого присутствия. Заходил в ее комнату, трогал вещи, смотрел на картины, а перед глазами стояла она — лежащая на камнях. Слезы сами наворачивались на глаза, я их спешно вытирал, как будто кто-то мог увидеть их. Вместе с грустью и тоской приходило чувство, что Катя мне больше, чем названная сестра — как-то незаметно заняла кусочек моего сердца, потеснив Киру.

После моих слов девушка минуту молчала, вглядываясь в мои глаза — как будто искала в них ответ на свой вопрос, а потом кивнула и сказала: — Верю, Сережа. Скорее бы встать на ноги! Я люблю тебя и хочу быть рядом, стать нужной и полезной, а не тяжким бременем!

Без слов погладил ее руку, лежащую поверх одеяла, после принялся кормить куриным бульоном, еще теплым, приготовленным мамой. В последующие дни видел Катю уже намного бодрей — радовалась моему приходу, не подавала вида, что ее беспокоят боли в пострадавших местах. Рассказывала о случившемся за прошедший день, о прочитанных книгах, которые приносил я, расспрашивала о домашних делах. Не прятала свои чувства от соседки по палате — молодой женщины, тоже с пострадавшим позвоночником. У нее после дорожной аварии сместились шейные позвонки — лежала с корсетом, но руки-ноги двигались. Она с любопытством прислушивалась к нашему разговору, не скрывала свой интерес. Наверное, после моего ухода выпытывала у юной Кати о наших отношениях или давала женские советы из своего жизненного опыта.

Через две недели Катю выписали из больницы, но врачи предписали ей еще месяц постельного режима дома. Она уже могла сидеть в постели, поворачивать голову, наклоняться вперед или в стороны. Боли почти прошли, беспокоили ее только после нагрузки от движений. Много читала, принялась готовиться к выпускным экзаменам. Ухаживала за ней больше мама — стеснялась показывать мне свою немощь. Но иногда ей приходилось смирять свою стыдливости, когда нужно было купать — маме просто не под силу поднимать ее на руки и нести в ванну. Так что видел ее во всей наготе, довольно соблазнительной. Тело еще не потеряла стройности и налитости — мышцы бедер не успели атрофироваться от бездействия. Да и я их массировал каждый вечер, не давая застаиваться. Нередко приходилось бороться с искушением — а Катя все замечала и лукаво улыбалась.

Ломал голову — как же помочь Кате в ее беде? Имеющимися у меня способностями пока такая задача оставалась неразрешимой. Но предполагал — мне еще многое о них неизвестно, как так и оставшаяся тайной поразительная в буквальном смысле волна, справившаяся с обкуренной шпаной. Может быть, в моей перестроившейся психике есть и нужное для лечения Кати средство, но как найти его — так и не смог придумать. Пока же обходился обычным путем — назначенными врачом препаратами, лечебной физкультурой и массажем, приглашал иглотерапевта. В какой-то мере лечение помогло, частично вернулась чувствительность — болевые ощущения, холода или жара. Но никакого улучшения в двигательной функции ног не произошло — Катя не могла даже пальцем шевельнуть.

Тем временем моя жизнь текла обычным ходом. Сдал успешно сессию — в основном на отлично. Правда, сказались на моей учебе возобновившиеся отношения с Кирой, а после несчастье с Катей — меньше времени оставалось на нее. На работе также складывалось неплохо — вместе с группой добились почти стопроцентного результата в инициации видения пси-поля у подопечных за счет проработанной методики отбора кандидатов и самой процедуры. Появились первые успехи в передаче эмоционального воздействия не только у меня, но и еще у нескольких участников проекта.