Пламя во тьме (полный текст)

— Ты слышал, братец, — королева выразительно развела руками, — они не хотят тебе служить. А теперь о том, что касается драконов. Дети мои, летите ко мне.

Тотчас встрепенувшись, огнедышащие создания спорхнули со своей ступени, порыв ветра, поднятый их крыльями, взвеял белые волосы и наряд матери. Драконы приземлились возле нее, потянулись к ней горячими чешуйчатыми носами. Погладив их, Дэйнерис приказала солдатам:

— Отпустите Визериса.

Безупречные разжали хватку. Принц отстранился от них и замер, вперившись в драконов алчным взором.

— Они мои, — он шумно выдохнул, раздув ноздри. — Отдай драконов мне, сестрица. Отдай немедленно.

— Как видишь, я их и не держу: здесь нет ни клеток, ни цепей. Драконы со мной лишь потому, что сами того желают — но ты-то старший наследник по крови, тебе они наверняка покорятся. Так иди и получи свое.

— Именно это я и сделаю, — хмыкнул Визерис дерзко.

Порывистыми шагами он одолел расстояние, отделявшее его от сестры. Драконы на него не оскалились, не зашипели и даже не зарычали с угрозой. Они просто выдохнули пламя.

Три пасти разверзлись, исторгнув потоки слепящей смерти. Когда дракон изрыгает огонь, в пространстве льется жуткая вибрация — то звук на грани слышимости, запах на пределе осязания, словно плавится ткань самого бытия. И ныне ниточка по имени Визерис в одночасье прогорела дотла. Принц истошно завопил, но крик звенел не более краткой секунды. Его кожа обратилась в пар, плоть развеялась пеплом, а кости почернелыми углями осыпались наземь.

Дэйнерис наблюдала за сожжением брата, ни на мгновение не отводя взора. В ее темных очах, широко раскрытых, плясал огонь, а на губах играла улыбка. От зрелища ужасной гибели Визериса она не испытала и тени жалости. Прекрасная юная дева имела отнюдь не девичье сердце, в ней пылал неукротимый дух дракона, не чуждый жестокости. Ее древняя валирийская кровь кипела жаждой власти, и горе тому глупцу, что осмелится встать у нее на пути.

Когда все завершилось, в воцарившейся тишине Дэйнерис выдохнула глубоко и умиротворенно. Мысль о смерти мерзостного братца несла ей отраду. Как ни в чем ни бывало она обернулась к своим сподвижникам:

— Итак, на чем мы остановились? Серый Червь, подготовьте войско для марша — завтра на рассвете выступаем на Юнкай. — Затем она указала солдатам на обугленные кости: — Сбросьте этот мусор в выгребные ямы. Там ему самое место.

Приготовления к походу завершились в срок. Армия в двенадцать тысяч Безупречных, подкрепленная тысячами ополченцев — бывших рабов, тронулась в путь. Впереди им предстояло десять дней напряженного марша. Дорога пролегала по холмистой местности вдоль побережья Залива Работорговцев, палимого безжалостным солнцем. На западе скалистые склоны обрывались в море, а с востока на многие мили окрест тянулась иссушенная полупустыня. Жесткая трава, кустарники и одиночные кривые деревца отчаянно цеплялись за скудную почву. Изредка на выжженной земле встречались оазисы зелени, искусственные виноградники и остатки вырубленных рощиц. В этих суровых краях было нелегко найти укрытие от зноя и еще тяжелей восполнить запасы пресной воды.

При движении войско Дэйнерис вздымало над дорогой бурые пыльные облака. Воздух дрожал от жары, металл доспехов раскалялся так, что кожа не терпела его касания. Безупречные, прошедшие годы жесточайших тренировок, держались в тяжелых условиях стойко, однако к ополченцам и вьючным животным это не относилось. Чтобы не морить людей и лошадей, в часы полуденного пекла армия разбивала привал, а к вечеру снималась с места и до глубокой ночи двигалась на пределе возможностей. Однако Дени опасалась, что все равно они идут недостаточно быстро. Вокруг залива уже полетели вести о восстании в Астапоре. Каждый час, затраченный ею на дорогу, Юнкай употребит для подготовки к бою.

На удачу, в течение пятого дня погода переменилась. Небо, доселе ослепительно голубое, заволокла серебряная дымка, набежавшая с запада. Жара пошла на убыль, со стороны залива повеяло свежестью. Через несколько часов, к закатным сумеркам, над пыльной землей несмело закапал дождь. Животворная прохлада овеяла изнуренных солдат и лошадей, и армия мигом воспрянула духом.

— Похоже, удача нам сопутствует, — заметила Дэйнерис радостно. Сидя в седле, она запрокинула голову и с наслаждением подставила лицо навстречу первым каплям. — В здешних краях на многие месяцы засухи приходится один лишь день дождя. Удивительно, что выпал он именно сегодня.

— О, я весьма польщен, — прошипел Маджере без особого восторга. — Как если бы недавней лихорадки на море мне было недостаточно, ныне я обрел прекрасный шанс заболеть повторно. Воистину, Эссос исполнен изумительных возможностей.

Единственный из многотысячного войска, Рейстлин ничуть не тяготился жарой и не приветствовал сырость. Он ехал по левую руку от королевы на иссиня-вороном дорнийском иноходце, которому дал прозвание Проклятие. Чародей весьма посредственно держался в седле, и пресловутое 'проклятие' в пути частенько слетало у него с уст. Дэйнерис же, в отличие от мага, была прекрасной наездницей, она гарцевала на вороной кобыле Мэйге, без видимых усилий направляя каждое ее движение.

— Полно вам брюзжать, как старый сварливый дед, — королева блеснула на черного мага лукавым взором. Задумавшись на миг о своем, она добавила с пытливым интересом: — Кстати, я до сих пор не знаю, сколько вам лет. Это ведь не секрет, правда?

— Вы не поверите, кхалиси — мне двадцать восемь.

— В самом деле?.. Неожиданно.

— Что, так молодо выгляжу? — съязвил чародей.

— Не то, что бы молодо, но и не старо — волосы у вас слегка необычные.

— А что не так с моими волосами? — с сарказмом уточнил Маджере. — Думаете, стоит сменить прическу?

Оценив его самоиронию по достоинству, Дэйнерис смешливо фыркнула.

Сверху послышался шум стремительных крыльев. Три дракона спикировали с неба, промчались перед всадниками на бреющем полете и вновь воспарили ввысь. Они играючи носились под дождем, то падая в пике до самой земли, то взмывая навстречу пепельно-сизым облакам. Изредка в вышине, подобно росчеркам зарниц, полыхало пламя, голоса крылатых созданий, много чище и сильнее птичьих, разливались на мили окрест. То был величественный гимн свободы и полета, ода странствию, бесконечному, как само небо.

Дени проводила своих детей сияющим взором и с улыбкой молвила:

— Они обожают летать под дождем — должно быть, оттого, что появились на свет в грозу.

— К слову, я знаю историю их рождения лишь в общих чертах, — с некоторой задумчивостью изрек чернокнижник, — а между тем, для меня, как для ученого и мага, было бы весьма занятно услышать подробности.

— О, разумеется, магистр — я с превеликим удовольствием вам все расскажу.

* * *

С наступлением вечерних сумерек на город Лхазош обрушился ливень.

Это место, впрочем, едва ли можно было назвать городом — оно являлось, скорее, большой деревней с домами из сырцового кирпича, огражденными бревенчатым частоколом. Однако на бескрайних равнинах Лхазара, где меднокожие племена людей-пастырей кочевали со стадами овец, даже Лхазош считался крупным поселением. Именно сюда, в степную глушь на окраине великих Красных Пустошей, судьба забросила принцессу Дэйнерис Таргариен.

К тому моменту изгнанница, которой вскоре исполнялось восемнадцать, провела в бесприютных скитаниях почти два года. Она проделала путь от верховий Ройны до Волантиса, а затем, миновав регион работорговцев, до Лхазарина. Девушка нигде не задерживалась надолго, ибо агенты магистра Иллирио выслеживали ее повсюду и могли настигнуть в любую минуту. Она называла себя чужими именами и красила волосы в черный цвет, но ищеек было не так уж просто сбить со следа. Если бы не помощь спутников, рыцаря Джораха и прекрасной лиссенийки Дореи, принцессу давно схватили бы охотники, или же она погибла бы от одной из бессчетных опасностей, подстерегавших ее на каждом шагу.

В забытом богами поселке Дэйнерис до недавних пор жила бестревожно, хоть и чувствовала от такой жизни острую тоску. Единственным развлечением для девушки были беседы с местной травницей. В Лхазоше обреталась ведунья по имени Мирри маз Дуур, могущественная мэйга, которая когда-то странствовала по всему свету, обучаясь магии, а теперь ушла на покой. Неизвестно, что заставило ее осесть в глуши — возможно, она просто устала от скитаний, а может, однажды встретила нечто настолько ужасное, что решила отойти от колдовского ремесла. Дени подружилась с этой мудрой женщиной и часто заглядывала к ней в гости, чтобы послушать истории о магии, диковинных созданиях и далеких странах.

Джорах Мормонт, разумеется, не одобрял подобной дружбы — колдуны никогда не внушали ему доверия. В остальном его вполне устраивало нынешнее положение вещей. Рыцарь предполагал, что они с принцессой задержатся в Лхазарине еще на месяц или два, поскольку здесь враги не могли их выследить. Но несколько недель назад странники узнали тревожные новости — в эти земли пришла война. Кхаласар кхала Дрого начал вторжение: отряды дотракийцев разоряли поселения, зверски убивали всех, кто пытался им сопротивляться, а остальных обращали в рабство. Это означало, что для Дэйнерис и ее спутников снова настала пора отправляться в путь.

Сегодня вечером Дорея и Джорах пошли в местную харчевню, где остановился проезжий купец — они хотели узнать, нельзя ли присоединиться к его каравану. Дени же, сославшись на усталость, осталась в хижине одна.

Но на самом деле принцесса находилась не в одиночестве — с ней были три величайшие ее драгоценности. Три чешуйчатых драконьих яйца покоились перед девушкой на белой тряпице, мистически сверкая в свете лучины, подобно самоцветам размером с голову. Одно — черное со зловещим багровым отливом, другое — золотое в жемчужных разводах, третье — кристально зеленое, с полупрозрачной скорлупой. Дени прижимала их к себе и гладила, чувствуя под пальцами тепло — разве может мертвый камень быть таким теплым?

Дэйнерис знала, что ее сны о пробуждении драконов, сны с запахом дыма и пепла — не просто сны. Но ни ее возлюбленная, ни друг не понимали этого, и здесь их не стоило упрекать. Долгие месяцы они скитались в нужде, зачастую даже не ночуя под крышей — а между тем, драконьи яйца стоили целое состояние. Продав хотя бы одно из них, странники тотчас избавились бы от многих своих трудностей. Однако упрямая девчонка Дени все таскала и таскала эти тяжелые, как железо, драгоценности на себе, не слушая никаких уговоров, не допуская и мысли об их продаже. И повсюду, куда бы ни приводил ее путь, в каждом городе, в каждой деревеньке, в каждой придорожной таверне она старалась что-нибудь разузнать о драконах. Она надеялась однажды найти способ их пробудить — то была ее самая сокровенная, самая отчаянная мечта.

Вот и сейчас, в отсутствие спутников, принцесса решила вновь попытать судьбу.

Набросив потрепанный серый плащ, она с усилием закинула сверток с яйцами за плечо и вышла наружу, под дождь. По темной улочке, утопающей в лужах, мимо покосившихся хибар она направилась на маленькую площадь в центре поселения. Там находился храм Великого Пастыря, главного лхазаринского бога. За время своих странствий Дени повидала множество храмов, посвященных различным божествам, и этот был, пожалуй, наименее впечатляющим из всех — здание из сырцового кирпича, лишенное окон и украшений, с простой деревянной дверью, оказавшейся не запертой.

Шагнув за порог, девушка попала в просторный квадратный зал. Нехитрое убранство состояло из нескольких циновок на глинобитном полу, каменного алтаря и чугунной жаровни перед ним. На стенах были развешены пучки ароматных трав, пахнущих сладковатой полевой горечью. Поодаль от входа, у жаровни, стояла единственная служительница, босоногая женщина в летах с темной косой до пояса. Это и была Мирри, ведунья, с которой Дени водила дружбу. Жрица напевала тихую песню, и дивная мелодия лилась, сплетаясь с шумом дождя снаружи, наполняя пространство храма спокойствием и гармонией.

Заслышав приближение гостьи, женщина отвлеклась от своего занятия и шагнула ей навстречу.

— Мои приветствия, дитя, — черные глаза Мирри мирно, но очень внимательно смотрели на Дени. — Не думала, что ты ко мне заглянешь в такую непогоду. Что-то стряслось?

— Нет, — покачала головой девушка, — но мне нужно поговорить с вами кое о чем важном. Пообещайте, а лучше поклянитесь Великим Пастырем, что это останется в тайне.

— Я уже давала клятву хранить тайны всех, кто обращается ко мне под сводами храма. Ты можешь говорить без опаски.

Дени осторожно сняла с плеча драгоценный сверток и приоткрыла его, демонстрируя свое сокровище. Увидев яйца, божья жена изумилась, а затем всем своим видом выказала благоговейный, почти суеверный трепет.

— Драконы, — прошептала она пораженно, — когда приходят драконы, люди гибнут. Боги... откуда они у тебя? Впрочем, неважно, — Мирри жестом остановила Дени, — я не хочу знать. Просто скажи, зачем ты принесла их сюда.

— Эти трое — не просто красивые камни, — горящими очами девушка воззрилась на жрицу. — Я чувствую, что они просятся на волю, в небо, но не знаю, как их освободить. Вот уже больше года я пытаюсь найти способ...

Внезапно извне, с городской площади, донесся протяжный гудок рога. Сердце у принцессы так и прыгнуло в груди: слишком ясно она понимала, что значит тревожный сигнал.

— О нет, только не это, — выдохнула она, запнувшись на полуслове, — дотракийцы идут. Мне надо срочно отыскать своих друзей. Извините за беспокойство, Мирри, но мне пора.

Она поспешно стала заворачивать яйца обратно в тряпицу. Мирри же неожиданно властно возвысила голос:

— Так ты хочешь дать драконам жизнь или нет?

— Конечно, хочу! Но вам не кажется, что прямо сейчас этот вопрос стал немного не своевременным?

— Вовсе нет, дитя — напротив, час пробил. Здесь и сейчас твой последний шанс. Я знаю, что нужно делать.

Принцесса напряженно застыла, прижимая сверток с яйцами к животу. У нее пока еще имелся шанс сбежать, однако времени на раздумья оставалось все меньше.

— Ладно, да будет так, — изрекла она решительно, — в пекло дотракийцев. Если вы и вправду знаете, что нужно делать — приступайте.

Мирри Маз Дуур поманила девушку за собой. Следуя указаниям жрицы, она приблизилась к жаровне у алтаря и бережно опустила яйца в огонь. Мэйга встала подле них, напротив Дэйнерис, и сильным голосом запела колдовскую песнь. Неведомый язык, вероятно, асшайский, причудливо сплетался с наречием Древней Валирии, принцесса различила валирийские слова 'рок' и 'тьма'. Песня была изменчива, как пламя на ветру, голос Мирри то взлетал к чистейшим верхним нотам, то делался подобным демонскому рыку. С каждой волной реальность мистически искажалась: огонь в жаровне вбирал силу, в то время как в помещении храма сгущались зловещие тени. Мэйга словно бы вытягивала свет из пространства, собирая его в пятно вокруг жаровни. Дэйнерис жалась на этом сияющем оранжево-золотом островке, за пределами которого клубился невыразимый черный ужас. Принцесса не знала и не желала знать, что будет, если она в него вступит.