Роман о человеке по имени Мстислав

Половой, лавируя меж столиков, провел меня к дверям одной из приватных комнат. Открыл ее и попросил проходить, после чего удалился, не забыв закрыть за собой дверь. Посреди крохотной комнатушки стоял массивный дубовый стол за которым сидел на мягком уголке Бьёрн, потягивая из огромной кружки темное пиво. Он отсалютовал мне пивом в знак приветствия и указал на место рядом. Не то чтобы говорили, а, скорее, просто болтали не о чем пока не принесли горячее и море различных закусок в удивительном переплетении как северной, так и балранской кухонь. Сразу стало не до пустого трепа и налегнув на еду оторвались лишь минут через полчаса, как выяснилось не только ваш покорный слуга большой охотник потрапезничать.

— Ты это прости, но как это вот,— он провел у себя перед ухом. — Еще раз прости, если что

— Да ничего, мне ваша северная мораль близка, так что ты меня этим не обидел, Бьерн

Он улыбнулся. Потянул пива, утер пену с усов рукавом.

— Да я сразу приметил,— отсалютовал мне бокалом,— Служил?

— Нет, скорее в найме был

— Я ж говорю, что из нашего брата. Сам восемь лет отходил, а потом сюда вот попал и как-то осел.

— Не жарковато?

— В точку,— он выставил палец,— Да, братец, ну уже пообвыкся, только сгораю я от местного солнышка-то, все румяный хожу, а местные летом все как смоль.

— Это да. Сам попервах страдал, но уже привык

— А что еще остается?

Засмеялись и пригубил, каждый своего.

— Может по пиву?

— Неа, нельзя мне

— Язвенник?

— Буйный

— А-а, ну, правильно. — он прищелкнул,— А у меня есть безалкогольное? Будешь?

— Да? А чего б инет? Давай.

Люблю я пиво, но грех есть, буйствую я под алкоголем, приходится держать себя в руках. А так, безалкогольное — выход. Особенно — темное

— Уважил-уважил

— А то

Цокнулись, выпили.

— Слышишь, Мстис. Ты из поречных русинов будешь?

— Есть такое, угу. А что?

— Да далековато тебя закинуло

— Кто бы говорил

— Уел-уел.

Пауза, каждый пьем себе пиво, кружки в руках крутим.

— Я вот чего хотел поговорить,— не стал долго ходить вокруг да около скандинав,— ты человек здесь новый и необычный, даже более, прямо тебе скажу, что не похож ты на торговца. Но учитывая, что в найме был, то понятно. Сам такой, а то я уже репу стал чесать. Я не самый последний человек в городе и кое-что уже знаю о вашем злоключении.

— И?

— Дело оно конечно не мое, но готов бы подсобить вам здесь. Как понимаю, ты ж не задержишься на трофейном судне?

— Правильно понимаешь. Только вот, не знаю что и сказать, честно. Шкип уже вроде как договорился обо всем.

— А об оружии?

— Хм, знаешь, вроде нет. Только там опечатанного хватает, не для гражданского пользования.

— Вот об этом, да

— Да? Интересно. А с безопасниками что?

— Ничего, сам понимаешь, что люд здесь ушлый достаточно и проблем нету, на себя беру. Тебе ж не охота гроши за все получить, а то и вовсе — 'большое человеческое спасибо'?

— По рукам.

Сделку закрепили рукопожатием и повторным бокалом пива.

— Эх, хороший у тебя револьвер.

— Ага. Мастер Вирен Кнаб

— То-то гляжу, что-то знакомое. Только жалко старика, представился лет пятнадцать назад

— Жаль.. хороший был мастер.

— Пусть боги заботятся о нем, во чтобы он не верил.

Дальше разговор был несерьёзный, о том, зачем плыл сюда, как добирался, что в мире делается, обсудили неспокойное положение дел между Тураном и Союзной империи. Бьёрн сетовал на отсутствие стоящего товара и о том, как ему надоело в этом 'чертовом жарком месте' как он изволил выразится о своем прибывании в Балрании. Так уже далеко за полночь отправился в номер.

* * *

*

Проснулся от лучей солнца, взошедшего и бьющего через незашторенные окна. Поспешно нацепил свои неизменные окуляры с затемненными стеклами. Что-то было не так. Кое-какое время я просто сидел на кровати пытаясь собраться с мыслями. Точно! Шторы-то я вчера закрывал ещё перед тем как на ужин пойти... На дверях кусочек нитки был на том самом месте, когда вернулся в номер. И что это значит? А то, что кто-то, кто-то довольно ловкий пока я вчера ужинал, пробрался через балкон в номер и забыл плотно зашторить окна. Так, а кошель на месте, все в нем также, все триста пятдесят два золотых на месте. Паспорт, патент на оружие и его носку в пределах города тоже.. но рылись точно в вещах, вон и краешек слегка загнутой странички разогнутый, видать подумалось форточнику вечернему, что согнул листая, взял да и расправил. Откуда ж ему знать о моих причудах? Не откуда...вот почему меня на ужин сам хозяин звал и строго-настрого обязал в его гостинице остановится. Ох, неспроста это все, ох, неспроста. Но ничего, пока кинутся искать предыдущего владельца паспорта, а его уж и нет как на свете. Нет, вы не подумайте, я его и пальцем не тронул, а даже денег дал спившемуся торговишке за 'утерянный' паспорт и похороны апосля смерти от пьянства организовал. Взамен же обзавелся документом утверждающему, что выдан он никому иному как гражданину Теренской губернии, жителю Тавра Умстису Даниловичу Орлану года рождения бывшего 623 от Великого Воссоединения, но мной исправленному на 636. Чтобы не было причиной разузнать о моей персоне подробности, праздное любопытство, обезопасить себя во время сделки или еще что. Но мне такое не нравится. Нехватало чтобы еще всплыло, что Умстис Данилович уехал со своего места жительства уже весьма давно и соседи знать не знают где хозяин небольшого с заколоченными окнами особняка. Значит не более трех дней у меня есть, чтобы выбраться из гостеприимного города Пловиса, а нужно исходить, что и того меньше. Пока отсижусь где-нибудь за городом, а далее найду новые документики и поплыву дальше.

Прогулялся неспешно по улочкам обычным иноземцем-зевакой, попавшим в диковинку заморскую. Зашел в кофейню, минут тридцать спустя, отзавтракавший и с приподнятым настроением вышел на улицу, но почти сразу же глубоко вздохнул пару раз и резко выдохнул, вспомнил, что вчера кто-то шустрил по моим вещам и надо быть настороже и не поддаваться расслабленности, вызванной хорошим завтраком, милыми официантками, да прекрасным морским воздухом. И правильно, вскоре обнаружился смуглый паренек, якобы меж делом шляющийся и разглядывающий витрины многочисленных лавок рыночной площади. Заскочил в ещё одну кафешку и выскочил под недоумевающими взглядами поваров, пройдя через черный вход на задворье, сплошь забитое полупустыми мусорными баками, распугав парочку помойных котяр. Перескочил через высокий забор и оказался на соседней улочке, тоже рыночной, проделав такой трюк ещё пару раз и убедившись, что неведомый преследователь исчез, пошел к коновязи торговцев вьючными животными, лошадьми и прочей скотиной. Там немного побродив, вышел к одному весьма бандитского вида горцу, видать по ошибке записанному в лавочники. Он с интересом оглядел меня, но интерес его был рода разбойничьего, размышлявшего стоит ли меня обобрать сейчас или же немного поморочив голову завести в темный угол и...но я сперва почесал подбородок обратной стороной ладони, а затем как бы разминая оттекшие запястья, дал разглядеть тому едва заметные точечки шрамов, на удивление с одинаковым интервалом опоясывающих большой палец. Тогда же интерес его сменился на деловой и важный. Он кивнул, признавая во мне если не своего, то коллегу по цеху, а взглядом словно говоря: 'ну, ты ж понимаешь'. И я его понимал, иначе не носил бы на себе метки, за которую иной раз в иных местах и вздернуть могут на горбатой невесте.

Договорился о покупке за восемьдесят пять рублей неплохой конячки вместе со всей сбруей. У него была неподалеку лавка, торговавшая всяким снаряжением для путешествующих людей. Где раздобыл добротный плащ-пыльник, высокие сапоги, галифе для езды верхом, бурдюк для воды, флягу и пр. за что оставил ещё пятнадцать с половиной рублей. Договорился, что конячка будет дожидаться до сегодняшнего вечера за что был внесен залог в червонец. Горец оказался доволен сделкой, подарил даже подробную карту дорог и обещался все сделать в лучшем виде.

Настала очередь и лавки Бьёрна, где как оказалось сегодня хозяина нет, вместо него его сменщик, который мне вручил идеально изготовленный заказ и который продал же пачку револьверных патронов, два хороших ножа и две пачки вручную снаряженных им патронов калибра 8 мм римский к моему карабину.

Распрощавшись с Аульвом, так звали торговца, вышел и прямиком отправился в гостиничный ресторан, где любила бывать приличная публика из торгового люду. Зашел, подождал пока глаза после яркого света улицы, привыкнут к темноте помещения. Заприметил давешних торговцев, которые окали на букве А, прибывших откуда-то с севера империи. Сел за соседний столик, заказал для разнообразия чаю, а сам стал прислушиваться к разговору. Вскоре я знал расценки на пушнину, янтарь и ещё не пойми что (не расслышал из-за акцента).

— Разрешите, уважаемые, к вам присоединиться, а то давненько со своими людьми не общался?

— Присоживойся, коли так. Я — Павел, а это стало быть Федосий,— указал толстой, поросшей рыжим волосом рукой бородач с живыми хитрыми глазами сначала на себя, а потом и на второго бородача.

— Мстис Орлан.— коротко отрекомендовался я, заказал у полового всем темного пива и чего-нибудь к нему.

Торгаши оживились и вскоре поведали, что прибыли с Вирьевской губернии, намереваясь продать янтарь и пушнину. Разговор повелся сам собой, благо я слушать умел, а в моих комментариях собеседники не нуждались в который раз подтверждая, что самый лучший собеседник — хороший слушатель. Отхлебывая помалу пиво и поддакивая, делал заинтересованный вид и бросал короткие фразы: ' да ни ужто' или 'ничего себе' и в том же духе. Заказал ещё по кружке, а следом и ещё по одной. Через минут двадцать Федосий удалился, а я незаметно придвинулся к весящей на стуле куртке.

— О, гляди, никак какой барончик из италийцев пожаловал,— указал перстом на сидевшего недалеко смуглого франта с подкручеными усиками во фраке, важно поедавшего морепродукты.

Павел купился и стоило ему обернулся, как я одним движением вытащил из федосиевой куртки документы в кожаной оплетке, спрятал себе в карман

— Не-е, это всего-то корнет кокой-того графа иль когой в том же роде,— ответил вновь повернувшийся купец.

— Аа, ясно

Далее вернулся Федосий, выпили ещё и ещё, далее они заказали беленькой, как я не упрямился, но пришлось согласиться. Одну выпил, а далее помалу сливал все больше, чем вливал в себя. Потом была еще одна бутылка. Вскоре захмелевшие купцы удалились продолжить веселье в городе где-то среди веселых кварталов с труженицами желтых билетов*, а я, взглянув на часы, удивился увиденным пяти часам пополудни, пошел к себе в номер. Принял контрастный душ, почти полностью сбивший хмель. Ненавижу пить, потом чувствую себя словно провинившийся в чем-то, даже если и не безобразничал, но порой приходится. Открыл паспорт. Так-так, Федосий Юлиевич Тараскин 30 года. Не думал, что буду когда-нибудь Федосием и к тому же еще и Юлиевичем. Приклеил свою фотокарточку, выуженную из вороха бумаг и документов, где я еще с бородой, в самый раз она подошла, теперь точно — Федосий, а старый паспорт сжег и смыл пепел в уборной. Снарядил скорозарядники, отметив, что нужно будет, чтобы пружины немного осели, больно уж тугие. Вещи, купленные до этого на рынке, доставили еще с утра и дело оставалось за малым. Закинул, в купленный ранец пару скорозарядников, коробки с патронами, средних размеров бинокль в футляре, малую аптечку, запас белья и одежды, несессер со средствами личной гигиены, универсальный нож, запас бастурмы, пару банок консервов, сухарей, сухофруктов, флягу вина, немного сыру, приторочил снизу к рюкзаку плотный и теплый плед, все таки по горам придется пробираться наверное. Пока суть да дело, постучал в дверь посыльный и сказал, что меня внизу дожидается серьезного вида господин, говорит, что шкипер с судна и дело очень важное ко мне. Отпустил паренька, дал ему двугривенник и обещался спуститься через пару минут. В холле и правда ждал меня Иван с двумя крепкими пареньками.

— Здорова, Мстис.

— И тебе не хворать, Иван, что пожаловал?

— Как же,— он склонился к самому уху и тряхнул зажатой в руке крупной барсеткой,— денежки ж твои здесь.

— А точно, а я и забыл, что сегодня говорил заскочишь. Коли так пошли ко мне в нумер расчет проводить.

— Вы здесь пока посидите, -коротко бросил он крепышам и для меня добавил,-нанял команду уже. Вишь какие молодцы, решил с собой за охрану взять, а то ведь такие деньжищи, как знать, что случится может.

Сумма оказалась даже несколько больше запланированной и составила аж восемь тысяч двести двадцать пять, если серебром считать. Большая часть в виде ассигнаций составила почти тридцать две тысячи равные восьми тысячам серебра, которые перетянутые бечевками сейчас лежали на журнальном столике. Рядом возвышались две стопки по одиннадцать золотых монеток червонцев и сиротливо приютились с самого боку пяток серебряных.

Я смотрел на эти немалые деньги и думал, что же с ними делать. В банк не положишь — документа нет настоящего, даже ячейку боязно снимать, везти же всю сумму с собой непросто опасно, а идиотизм в высшей степени. Ладно, где-нибудь прикопаю за городом, а часть возьму на расходы с собой. Около восьми к нам с Иваном с которым еще пришлось 'обмыть это дело', присоединился и Бьерн, да и они так остались гудеть, а я тем временем улизнул, якобы по нужде.

Быстро раскидав деньги по рюкзаку, часть кинул в кошель. Закинул на плечи рюкзак, револьвер в кобуре на боку, револьвер под мышкой маленький и неприметный, нож в ножнах и даже маленькая дубинка залитая свинцом нашла место в потайном кармане куртки. Выглянул в коридор — ни души. На полусогнутых ногах перекатывающимся шагом быстро дошел до пожарной лестницы, отворил дверь и быстро и плавно начал спускаться во внутренний дворик гостиницы. Вообще внутренний двор — весьма характерная особенность для здешних мест. Все от домов до гостиниц их имеют. Вечно мне всякая несвязанная с делом чушь в голову лезет. Тут, прервав поток моих мыслей, распахнулась дверь. Я выдернул из кобуры револьвер и одним движением большого пальца взвел курок. Внизу же распугивая крыс, то и дело проскакивающих между баков с мусором, выкинул новую порцию объедков из большой бадьи поваренок в замызганном халате. Фу-х, паренек, нельзя же так, можно и нарваться. Обождал минуту и пошел дальше, вскоре спрыгнул на цементированную поверхность двора, нога тупо отозвалась болью, но посильной. Перебравшись уже не впервой за сегодня через забор пошел дальше от набережной, то и дело оглядываясь, но так и никого не заметив вскоре добрался до лавки горца-торговца лошадьми, который начал было ругаться, ссылаясь на позднее время, но получив ещё пятерку успокоился и пожелал всего доброго такому славному путнику. Я переоделся в галифе для езды верхом, заправив их в высокие кавалерийские сапоги, и длинный плащ-пыльник без которого трудно путнику в пути.

Проехать стражников на выезде из города оказалось даже проще чем говорил горец, получив по тройке десяток ассигнациями, два толстомордых служаки, потеряли ко мне всякий интерес и перестали спрашивать, кто таков и требовать оставить запись в книге въезда-выезда.