Сказка где-то рядом

Утро щедро добавило новых потрясений. Нет, девочку вовсе не удивило то, что с восходом солнца члены отряда, во власти которого она оказалась, из молчаливых ночных призраков превратились в бодро щебечущих утренних пташек, громко разговаривающих и даже покрикивающих друг на друга. В конце концов, глупо было бы думать, что они все — глухонемые. Не слишком поразило и отсутствие веревок на руках — несколько томительных минут доставил разве что тщательный обыск ее сумки, производимый лично Денисом.

Наташа вся сжалась в ожидании ужасного разоблачения, когда он достал лежащую сверху, аккуратно сложенную и свернутую рулончиком юбку. Сейчас случится что-то очень страшное! К счастью, Денис не признал в квадратном куске ткани с завязками по углам предмет женской одежды, и не задал резонный, но крайне неудобный вопрос: зачем мальчишке таскать с собой юбку? Гораздо больше его заинтересовали хлеб и сыр:

— Ты что, обчистил сарай богатого фермера? — присвистнул он.

— Заработал, — фыркнула Наташа. — Случайно попал на деревенскую свадьбу, помогал на кухне.

— Неужели умеешь стряпать? — почему-то оживился Денис.

— Нет. Носил воду, мыл посуду — все в этом роде.

— Жаль. А то наш кашевар такую мерзость готовит — один запах коня с копыт валит, — с этими словами он, убедившись, что в сумке больше нет ничего интересного, скопом запихал все обратно. Только теперь Наташа смогла наконец выдохнуть — конечно, от Дениса ей ни к чему было скрывать свой пол, но разоблачение этого маленького обмана могло зародить сомнения в правдивости и остальных ее слов.

Следующие два дня небольшой отряд из шести человек — не считая Наташи, — быстро и целенаправленно двигался в одном направлении. Пленнице не стали связывать руки, так что она могла отводить в сторону хлещущие по лицу ветки — их дорога пролегала по густым зарослям и настоящей чащобе. Они старательно избегали дорог и открытых пространств — одним словом, вели себя так, как и пристало небольшому разведывательному отряду, вторгшемуся на территорию противника.

Чтобы Наташа не сбежала, воспользовавшись своей относительной свободой, да и вообще не забывала о своем положении, ее талию обмотали несколькими витками прочной веревки, свободные концы которой привязали к своим поясам двое членов отряда, вышагивающие соответственно впереди и позади нее. На ночь же веревку привязывали к двум деревьям таким образом, чтобы она не могла дотянуться ни до одного из узлов. Попытки протиснуться сквозь узкое веревочное кольцо или ослабить узел ни к чему не привели, ножа под рукой не было, а для того, чтобы перегрызть этот корабельный канат, стоило родиться по крайней мере крокодилом или акулой, а никак не простой девочкой.

Подготовленные к операции и наверняка прошедшие специальную школу разведчиков, участники отряда передвигались по лесу бесшумно, как ниндзя, не оставляя за собой следов и не останавливаясь до того момента, когда Денис командовал отбой. Находясь среди них, Наташа каждую минуту чувствовала себя в точности как слон, заблудившийся в лабиринте прилавков супермаркета, торгующего фарфором и посудой. Под ее ногами постоянно хрустели сухие веточки, она спотыкалась о невидимые неровности, мучилась голодом и жаждой, быстро уставала — в общем, ничем не походила на окружающих ее идеальных солдат. Больше всего Наташу озадачивало, как они могут так долго обходиться без пищи и воды? Ни разу не удалось ей увидеть кого-нибудь из своих пленителей жующими — разве что они перекусывают втихаря, укрывшись в лесу? Во всяком случае, она была благодарна хотя бы за то, что никто не претендовал на ее хлеб с сыром и не мешал пить из родников.

Совершенно вымотанная дневным переходом, каждый вечер, как только звучала команда к остановке, Наташа просто падала, подгибая бесчувственные от усталости ноги, на том месте, где застала ее отбой, буквально силой запихивала в себя бутерброд, и тут же засыпала — крепко и без сновидений. На третьи сутки этого изматывающего марш-броска по чащобе и бездорожью, с трудом разгрызая последние крошки черствого, точно камень, хлеба и не менее заскорузлого сыра, она почувствовала, что больше так не может. Шагать от рассвета до заката, не останавливаясь ни на минуту, без завтрака и обеда, со смутной перспективой на ужин — это не для нее. Пусть этим экстремальным спортом занимаются те, кому это по душе, а она, Наташа, завтра утром откажется идти куда бы то ни было. Пускай ее тащат по земле волоком, если она так уж им нужна, оставят валяться, привязанной к дереву, или пристрелят, в конце концов!

Последняя мысль невольно заставила Наташу улыбнуться. Если порох и огнестрельное оружие уже были изобретены в этом веке, то ее спутники-конвоиры явно не имели об этом никакого понятия. Хотя, быть может, просто не хотели лишнего шума? Единственным оружием, из которого можно было худо-бедно застрелить человека, являлся огромный лук, болтающийся за спиной одного из членов отряда в специальном чехле вместе с десятком стрел — не исключено, что отравленных. Он был таким длинным, что один его конец далеко торчал из-за плеча стрелка, а другой спускался ниже колен. Наташа с трудом представляла, как можно пройти сквозь густую чащу с такой бандурой, ни за что не зацепившись и нигде не застряв. Однако сам лучник очевидно не испытывал от своей ноши никакого беспокойства, точно лук был частью его тела. И все же, чтобы поразить мишень, упорно не желающую подниматься с земли, ему пришлось бы взобраться на дерево...

Именно возникшая перед внутренним Наташиным взором картина: стрелок, обнимая руками и ногами толстую сосновую ветку, как медвежонок коала, одновременно зубами пытается натянуть тугую тетиву лука, — заставила ее горько усмехнуться. Так, улыбаясь, она и заснула.

ГЛАВА 6

В ЛАГЕРЕ

С рассветом ее революционный неповиновенческий порыв пропал так же внезапно, как и появился. Разбуженная как обычно не слишком ласковым тычком, она привычно потянулась со стоном — каждый мускул многострадального тела протестовал против нечеловеческих нагрузок. Затем поднялась на ноги, поплескалась в ближайшей луже с бьющим со дна холодным ключиком, с вздохом перекинула через плечо ставшую очень легкой сумку, и безропотно поплелась туда, куда ее, точно собачку на поводке, тащили на веревке.

К счастью, этот дневной переход оказался последним, и на закате отряд под предводительством Дениса приблизился к конечной цели своего пути. Она представляла собой довольно большой палаточный лагерь, обнесенный по периметру высоким неприступным частоколом. Внутри ограды между временных шатров, формой напоминающих индейские вигвамы, сновали вооруженные до зубов люди, одетые по образу и подобию Наташиных спутников. Постоянное движение в лагере новому человеку казалось хаотичным и полным внутреннего смысла одновременно, навевая ассоциации с жизнью муравейника.

Лишь только ворота, ограждающие лагерь от леса, захлопнулись за вернувшимся отрядом, веревку на Наташиной талии тут же развязали.

— Ну, устраивайся где-нибудь, — неопределенно махнул рукой Денис. Было похоже, что ему совершенно безразлично, что теперь будет с Наташей: найдет она себе место в какой-нибудь палатке, останется ночевать под открытым небом или сбежит, с разбегу перемахнув через забор. Впрочем, последнее вряд ли удастся — вдоль забора изнутри и снаружи были расставлены бдительные часовые, стреляющие по сторонам остро заточенными глазами.

— Перекусить бы, — робко пробормотала девочка.

— Ну, поищи что-нибудь, — так же рассеянно бросил он, нетерпеливо оглядываясь по сторонам. Казалось, он искал глазами кого-то, кто непременно должен был здесь быть, но не находил, и от этого нервничал. Похлопав Наташу по плечу, Денис широкими шагами двинулся в сторону самой большой, стоящей в центре лагеря палатки. Немного поколебавшись, девочка все-таки не пошла следом, а направилась в сторону ярко горящих и аппетитно похрустывающих костров. Инстинкт говорил ей, что там, где огонь, найдется и пища.

Предчувствие не обмануло — у первого же огонька ей без всяких вопросов, не дав даже рта раскрыть, сунули в руки щербатую глиняную плошку с плохо различимой в сумерках, но наваристой и вполне съедобной похлебкой. Вымотанной многодневным пешим марафоном, соскучившейся по горячей еде Наташе она показалась самым вкусным супом в мире. Вычерпав тарелку до дна, она потребовала добавки, и получила ее без возражений.

Утолив голод, Наташа отыскала источник с ключевой водой, находящийся внутри ограждения, и напилась от души — в эти несколько дней скитаний по лесу, опасаясь быть разоблаченной во время туалета — попробуй-ка как следует спрятаться, когда тебя держат на короткой веревке! — она старалась пить как можно меньше. В сочетании с диетой из сухого хлеба и соленого сыра это делало жизнь просто невыносимой...

Сытую Наташу тут же стало клонить в сон. Внезапно же проснувшееся детское упрямство яростно протестовало против ночевки на открытом воздухе. Подчиняясь ему, Наташа принялась бродить по лагерю, то и дело спотыкаясь обо что-то в темноте и заглядывая во все подряд палатки, по звуку пытаясь найти незанятую. Обнаружить искомое оказалось не так-то просто — практически в каждом вигваме что-то храпел, сопел и даже причмокивал. Она дважды прошла мимо палатки, не освещенной пламенем костерка. Внутри переносное жилище оказалось куда просторнее, чем выглядело снаружи, но не изобиловало удобствами, представляя собой собственно лишь не слишком плотные стенки, да голую землю вместо пола. Но Наташа, находясь не в том положении, чтобы привередничать, даже не захлопнув за собой входное полотнище, ввалилась внутрь и, мешком свалившись на пол, уже через секунду крепко и сладко спала.

В эту ночь ей впервые за несколько дней приснился сон. Как и все, случившееся на этой неделе, он был очень сумбурным и непонятным. Наташа что-то искала, петляя по коридорам запутаннейшего лабиринта, от кого-то удирала (впрочем, иногда ей казалось, что наоборот — она догоняет кого-то), и в результате проснулась нисколько не посвежевшей, а, кажется, еще более вымотанной.

Покачиваясь, точно сомнамбула или даже зомби, Наташа выползла из своего домика. При свете дня он выглядел неказисто — покосившийся на одну сторону, изрядно потрепанный... Ну, в ее положении выбирать не приходится. Гораздо больше, чем любые бытовые неудобства, девочку сейчас волновало собственное будущее. С момента поимки в лесу ее больше ни о чем не расспрашивали, но и не отпускали на все четыре стороны, что было тревожным симптомом. А приведя в лагерь, кажется, и вовсе про нее забыли.

Утолив голод предусмотрительно припрятанной с вечера горбушкой, размоченной в холодной воде, Наташа мобилизовала все свои умственные способности. Наверное, не зря пославший ее на смерть инквизитор так перепугался, услышав об объединении Дениса с Властой, и не просто так участники Денисова отряда двигались по лесу бесшумно, точно бестелесные тени. Наверняка имеет место какой-то политический конфликт, и вылазка должна была быть секретной. Может быть даже, это была тайная разведывательная операция! Тогда, конечно, Денис ни в коем случае не должен был допустить, чтобы случайно встреченный в лесу мальчишка затем ворвался в город с криками о приближении врага. Особенно после того, как сорванец узнал его в лицо. Почему же в таком случае ее просто не убили на месте? Тоже просто — если бы люди нашли тело раньше волков, это могло вызвать вопросы, тревогу и подозрения. А так — нет свидетеля, нет и проблем. Значит, вряд ли ее теперь отпустят — во всяком случае, продержат еще какое-то время, пока не произойдет то событие, ради которого все тут собрались и которого ждут с откровенным нетерпением.

Ожидание сквозило во всем — обследуя лагерь, как место, в котором ей придется задержаться на неопределенный срок и, следовательно, на всякий случай следует научиться хорошо ориентироваться, Наташа часто улавливала краем уха обрывки разговоров на тему 'когда же' и 'долго еще ждать?'

— Чего мы ждем? — особенно кипятился мальчик, на взгляд Наташи, не намного старше ее самой (во всяком случае, не выше), не входивший в отряд ее пленителей, но одетый точь-в-точь как они. Задав вопрос, он отбросил в сторону длинный прут, которым ворошил угли костра, горящего перед центральной, самой большой палаткой, и пристально взглянул на своего соседа, оседлавшего поставленный на попа короткий обрезок соснового ствола.

— Ты же знаешь, кого, — не оборачиваясь, бросил тот, продолжая жонглировать чем-то черным, бесформенным и, очевидно, горячим.

'Печеная картошка, — подсказал бурчливый Наташин желудок, не удовлетворенный скудным завтраком. — Или репа. А может, свекла. Хотя кусочек простого, подрумяненного на огне хлеба — тоже было бы неплохо'.

— Но почему они не могли присоединиться к нам заранее? — не унимался младший из собеседников.

— Потому что тогда тут началось бы черт знает что, — -пояснил второй. От того, что был старше он, очевидно, считал себя мудрее и опытнее: — Женщины! Без них нельзя, с ними же — совершенно невозможно!

— Проверь посты! — из палатки, до сих пор стоящей безмолвно, без признаков внутренней жизни, размашистым шагом вышел Денис. У него не было темных кругов под глазами или других внешних признаков утомления, но Наташа чувствовала, что утро для него началось задолго до рассвета. Возможно, он вообще не ложился спать этой ночью, но не подавал вида.

При появлении командира — а Наташа почему-то не сомневалась, что Денис возглавляет не только маленький отряд разведчиков, но и всех обитателей этого временного лагеря, — собеседники вскочили на ноги и вытянулись по стойке смирно. Продемонстрировав начальству бдительность и преданность тот, что постарше, моментально испарился — очевидно, отправился проверять те самые посты.

Не давая оставшемуся опомниться, Денис вдруг выхватил невесть откуда взявшуюся длинную палку:

— Мишка, защищайся!

Тот ловко пригнулся, позволяя сучковатому 'мечу' пролететь над головой, выхватил из кучи хвороста такое же 'оружие' и достойно отразил натиск. У выглядывающей из-за угла ближайшей палатки Наташи сжалось сердце — совсем недавно, хотя кажется, что прошла уже целая вечность, она наблюдала за такой же фехтовальной тренировкой. На стадионе за родной школой гонялись друг за другом с пластиковыми палками члены туристического отряда, о вступлении в который она тогда так страстно мечтала.

Она тогда не участвовала в общем веселье — не обзавелась нужной палкой, — и Денис решил тренировать ее на ловкость и скорость реакции. Задача заключалась в том, чтобы ударить учителя по тыльной стороне ладони прежде, чем это сделает он. Как все девчонки, входящие в отряд или только мечтающие об этом, Наташа была немного влюблена в своего наставника, и только наливалась краской, когда он досадливо восклицал: 'Ну, что же ты, не бойся меня ударить, елы-палы!' А она боялась не только прикоснуться, но даже просто поднять на него глаза. За всю тренировку ей только однажды удалось хлопнуть Дениса по запястью, и то лишь потому, что на стадионе внезапно появилась Власта, и он позабыл обо всем. В присутствии Власы он не реагировал на внешние раздражители, и был готов ради нее на все — казалось, только для этого он жил и дышал. Такой любви нельзя было завидовать и ревновать, оставалось только ждать и надеяться, что и твою жизнь когда-нибудь озарит отблеск столь же сильного чувства.