Драконье логово. Главы 1- 8

Наспех упаковала сумки, поправила пояс, еще раз пересчитала карты в мешочке и, убедившись, что все в порядке, вышла вон из опостылевшей комнатушки.

Внизу старик трактирщик как обычно уже был занят делом. "Спит он когда-нибудь вообще или нет?" — подумала Шайен, направляясь к стойке и натягивая на лицо подобие улыбки.

— Милсдарыня чародейка? Не иначе как уезжать собрались? — Холь бросил удивленный взгляд на сумки. — Не понравилось Вам у нас?

— Да вот, — на ходу придумала Шайен, — решила к родне на Йоль заглянуть. Соскучилась.

— Давно не были?

— Давненько.

И впрямь — уж больше десяти лет минуло с тех пор, как Шайен последний раз переступала порог родного дома. Едва ли кто-то ее там ждет. Но это мало что меняет.

Рассчитавшись за стол и ночлег, чародейка проследовала на конюшню. Оседлала недовольно фыркающую Мышь.

Оставалось только заехать в Ланген, к градоправителю. Заявить об отъезде. Пусть лорд Вердэн знает — а в том, что градоправитель доложит ландмайеру от отбытии чародейки, она даже не сомневалась, — больше тут некому покушаться на его фамильные тайны.

"Жажда убийства в драконах неистребима. Ярость, гнев, все, что разрывает его изнутри, однажды потребуют выхода. Если дракон не позволяет проявиться своей истинной природе, он становится вдвойне опасен — человеческому сыну не устоять супротив гада. Он не делает разницы между жертвами — когда дракону застит глаза его безумие, он не в силах себя держать. Никому не спастись... Лишь господь всемогущий и всемилостивый дланью своей укрыть может детей Адамовых..."

Ронар Мракоборец. "О гадах" Велика Майлисская Библиотека

* * *

— Убили! Убили душеньку! — вопль взвился над сонными крышами, спугнув задремавших под стрехами воробьев, и превратился в надрывный, истошный плач.

Градоправитель выскочил на крыльцо как был — в ночном колпаке, сбившемся набекрень, да в спальной рубахе едва закрывающей загнутые носки шлепанцев.

Голосила повариха, к ней присоединились высыпавшие во двор служанки, да скулила, захлебываясь жалобным воем, лохматая дворовая псина.

Луиза лежала на снегу, неестественно запрокинув голову. Бордовые, отороченные кружевной каймой крылья шали распластались за ее спиной. А некогда белая, тонкого льна сорочка теперь бесстыдно обнажала располосованную грудь.

У градоправителя подкосились ноги, и он повис на перилах, судорожно цепляясь побелевшими пальцами за холодное дерево.

— Убили! Убили-и-и-и!! — все вопила повариха, скликая к дому толпу зевак.

Кто-то принес ему шубу. Кто-то — сердечные капли.

Стражу звать он велел уже сам.

Толпа роптала, толпа требовала выдать виноватых, расправиться сей же час.

— Упырь это! Истинный крест даю — упырь! — визгливо выкрикнула молочница. — Третьего дня у старого кладбища его видели!

— А ведь верно — упырь! — отвлеклась от рыданий повариха. — Я ж с сыроварни шла, так меня с ног едва не сбил беловолосый какой-то... Еще рожа у него такая... знакомая кажись. Торопился больно... Глаза белесые, безумные... А ко двору подхожу, а госпожа — то у ворот мертвая лежи-и-ит....

— Беловолосый, говоришь? — шорник, что держал неподалеку мастерскую, задумчиво подкрутил усы. — Не тот ли, которого у Холя в трактире ведьма гоняла?

— Было дело... Ведьму надо звать!

— Ведьму... — согласно подхватила толпа.

— Да не надо звать — вон же она. — Шорник указал мясистым пальцем куда-то за спины зевак.

Ропот стих. Толпа расступилась.

Колдунья стояла у ворот, теребя гриву мышастого цвета кобылки.

Бледная, прямая, точно жердь. С холодным блеском в раскосых кошачьих глазах.

Она миновала живой коридор зевак, постояла, молча глядя на остывающее тело, подняла глаза на городничего и тихо сказала:

— Вы бы хоть прикрыли ее чем...

* * *

Удивленно распахнутые синие глаза. Застывшее недоумение на полудетском личике. Левая ладонь сжата в кулак, а правая призывно открыта, как будто милостыню просит.

А от щеки почти до живота — рваная, глубокая рана, с вывороченными краями рана в три борозды. Средняя — глубокая и длинная, две крайние — уже и ровнее.

Шайен смотрела и не могла оторвать взгляда.

Ронар Мракоборец. "О гадах". Издание первое, иллюстрированное. Номера страницы она не помнила, а вот название иллюстрации, так красочно и жутко вдруг ожившей... или все же умершей?.... перед ее глазами, напротив, помнила очень хорошо. "Дева, умерщвленная драконом в ярости"

Неполная трансформация человеческой кисти в лапу.

Вечер. Трактир... Аристократические пальцы беловолосого лорда, увенчанные острыми когтями...

— Что вы можете сказать по этому поводу, сударыня колдунья? — голос начальника стражи донесся как сквозь пелену. Шайен усилием воли выдернула себя из оцепенения.

— Я хочу поговорить с ландмайером Ирийским.

— Вы можете подтвердить, что в городе орудовал упырь? Почему Вы не доложили? — напирал старый служака, шокированный не меньше всех остальных. В тихом Лангене не часто, видать, убивали.

— Я буду говорить только с ландмайером. — упрямо повторила колдунья.

— А это не она часом упыря натравила? Ась? — прогнусавил в толпе старческий голос. — Гляди-ка, с лордом говорить хочет... Тьфу, нечисть.

— А чего бы и не она? Я все видела! — каким ветром сюда занесло Симону, Шайен не знала. Но подавальщица уже вошла в раж, обличая бывшую постоялицу во всех грехах:

— Как есть говорю, я упыря видала! Вчера только на меня напал, ой, бабоньки, насилу вырвалась! — пока Симона демонстрировала плешь на рукаве полушубка и пересказывала, приукрасив для пущей важности, историю о нападении на нее упыря, Шайен искала пути к отступлению. Медальон как назло был почти пуст — слишком долго противостоял драконьим чарам. Значит, о провешивании портала можно забыть.

А кольцо толпы все плотнее, и бдительный стражник косится с подозрением, лучше и не пытаться колдовать.

Нет. Бежать рано. В конце концов, ее пока еще ни в чем не обвиняют.

Но, словно насмехаясь над ее мыслями, Симона вдруг выпалила:

— А в ночи выходил от нее беловолосый какой-то! Я все знаю! Все видела!

Сердце глухо ударило о ребра и оборвалось.

— Вы обвиняетесь в черном колдовстве, сударыня. Что вы можете сказать в свое оправдание? — кровь шумела в ушах, начальник стражи говорил что-то еще, а может, это роптала толпа.

— Руки! Руки ей держи! Уйдет ведьма! — визгливо крикнул кто-то.

Но раньше, чем стражники успели шагнуть к ней, раньше, чем Шайен успела подумать, что бежать уже поздно, да и некуда, рука сама метнулась к вороту рубахи и сорвала медальон.

Глава 7

"Драконье логово — место обычно удаленное, в тиши и покое хоронится сей зверь от глаз людских. Там же хранит богатства свои, кои велики есть, здесь же растит детенышей.

Ронар Мракоборец. "О гадах". Издание третье, дополненное.

Великая Майлисская Библиотека

* * *

Лужу затянуло зеркальной коркой. Мышь недовольно фыркнула — ступать подковами по льду ей вовсе не нравилось, а бестолковая хозяйка отчего-то разлеглась прямо на дороге, нелепо завернув за спину запутавшуюся в поводьях руку.

Лошадь мотнула головой, и, распластанная на льду, колдунья тихо застонала, выругалась сквозь зубы, перекатилась на спину, выпутала левое запястье, с усилием села, да так и осталась сидеть посреди замерзшей лужи, тупо глядя на собственную ладонь, сжимающую блестящую побрякушку.

Впереди чернела решетка ворот, украшенная фамильным гербом дома Вердэн и десятком красногрудых любопытных пичуг, рассевшихся на створках.

Неудивительно.

Все произошло слишком быстро — желая сбежать хоть куда-нибудь от разъяренной толпы, Шайен сорвала медальон, и послушная вещица перенесла ее туда же — к последнему месту назначения. Ведь нового она задать не успела. Волшебные вещи, если они и впрямь волшебные, все же устроены на редкость умно.

Мир перед глазами плыл цветными пятнами и норовил погаснуть.

Шайен отерла лицо горстью снега и попыталась встать. Не тут то было.

Чертово перемещение на этот раз не только выпило остатки резерва, но и вдоволь глотнуло того, что высокопарно именовалось "жизненными соками".

Неловким мешком вновь сползая на лед, Шайен успела подумать, что кобылу стоило оставить на площади — тогда перемещение далось бы куда как легче.

Да только далеко ли она уйдет без кобылы. А далеко ли она уйдет теперь?

— Сударыня чародейка? — знакомый старческий голос вырвал Шайен из болезненного полузабытья, в который она начала уже проваливаться.

— Тим?

Старик привратник, шаркая, поспешил к Шайен. В одной руке он нес ведро, должно быть, с речным песком. Не иначе, собрался посыпать злосчастное ледяное зеркало.

— Поскользнулись, сударыня чародейка? — Он заботливо склонился к Шайен, подавая ей руку.

Шайен, собрав остатки сил, промямлила нечто среднее между да и нет и нерешительно оперлась на руку старика. Следовало убираться отсюда, сейчас же, немедленно, пока на шум не вышел хозяин, следовало забраться в седло и позволить флегматичной, умненькой Мыши, вывезти свою непутевую хозяйку хоть куда-нибудь. Подальше от проклятущего драконьего логова.

Следовало... Но Тим уже кликнул Валь, и старики вдвоем, как давеча лорда, волокли колдунью к дому. Вернее, к приземистому, добротному домику привратника.

* * *

Шайен разбудил запах. Еще не открывая глаз, она втянула воздух, пропитанный пряными ароматами летних трав. Собственное тело казалось мягким, расслабленным и как будто чужим. Ноги грела приятная тяжесть.

Она открыла глаза и в первую секунду подумала, что каким-то чудом оказалась дома, в Шене, в том, каким она помнила его десять лет назад.

Но нет... Потолки дома были куда выше.

Да и постели стелили иначе. Не в ходу в Шене вышитые наволочки.

Колдунья поднялась на локте, огляделась. Небольшая светлая комната выходила окнами в сад. На дубовом табурете возле постели аккуратной стопкой покоились штаны и рубаха, здесь же нашлись сапоги и пара седельных сумок.

Шайен откинула одеяло и обнаружила себя одетой в домотканую ночную рубаху, широкую, с короткими — не по росту Шайен, рукавами. В ногах с недовольным ворчанием завозился здоровый котяра, открыл янтарные глазищи, смерил колдунью заинтересованно-нахальным взглядом, потянулся, зевнул, распушив роскошные усы, и мягко спрыгнул на пол, важно выгнув серую с черными подпалинами спину.

Всем своим видом кот демонстрировал, что Шайен тут — его и ничья больше гостья.

За дверью послышались мягкие шаги, кот дернул ухом, важно прошествовал мимо колдуньи. Парой секунд позже он вовсю терся в ногах у вошедшей хозяйки — Валь добродушно ворчала, пытаясь удержать в руках заставленный плошками деревянный поднос и закрыть при этом дверь.

— Доброе утро, — смущенно поздоровалась Шайен, натягивая до подбородка одеяло.

— День, сударыня чародейка. Полные сутки с хвостиком проспали. Ну, хоть на человека похожи стали, а то мы с Тимом перепугались уже, — она проворно составила плошки на крышку прикроватного рундука. — Белая ведь как полотно, губы синюшные, глазки закатились. Напугали стариков.

Старушка добродушно улыбнулась, но Шайен почувствовала, что щеки заливает краска стыда. Свалилась как снег на голову, доставила хлопот. Ее могли бы оставить замерзать за воротами, и были бы правы. Кстати, знают ли старики, что укрывают беглянку, которую, должно быть, обыскалась городская стража?

— Метресса Валь, — осторожно начала Шайен, — я благодарна Вам за заботу, но боюсь, мое здесь присутствие может Вам повредить. Мне лучше уйти.

Валь подняла глаза от своих многочисленных мисок, посмотрела на колдунью неожиданно серьезно.

— Сударыня чародейка, неужто Вы и впрямь думаете, что я пущу Вас за порог в таком-то состоянии?

— Но городская стража... — осекшись, промямлила Шайен.

— Городская стража и носа сюда не сунет, пока молодой хозяин не вернется.

— А он в отъезде?

— Так кто ж его знает, — снова беззаботно защебетала старушка, — ваше дело молодое, гуляете, сколько вздумается. Это нам, старикам, по домам сидеть да чулки вязать...

— Метресса Валь, лорд не знает, что я здесь? — настороженно уточнила Шайен.

Валь покачала головой и сунула колдунье в руки чашку с дымящимся варевом.

— Ты ешь, ешь... дочка.

* * *

Слабость не проходила слишком долго, у Шайен закралось подозрение, что дело тут не только в перемещении.

Только под вечер удалось встать. Она прошла на ватных ногах до окна и долго смотрела на утоптанную, посыпанную песком дорожку, с ужасом ожидая появления на ней одинокого всадника. Но хозяин задерживался.

Не выдержав препирательств с собственной совестью, колдунья оделась, и, цепляясь за перила, спустилась вниз. Стоило хотя бы рассказать старикам, какими судьбами занесло ее к воротам усадьбы. А по-хорошему — и вовсе поскорее убираться из этого гостеприимного дома. Шайен уже почти добралась до кухни, но на полпути едва не полетела носом в пол и была усажена подоспевшим Тимом в плетеное кресло.

Полосатый кот, считавший кресло своей персональной территорией, бессовестно забрался ей на колени.

— Напрасно встали, сударыня чародейка, — покачала головой Валь, помешав угли в печи. — Слабенькая вы еще. Вот лорд давеча заходил, я упросила его Вас не тревожить.

Шайен передернуло.

— Так все-таки лорд Вердэн знает, что я здесь?

— Так как ему не знать, коли кобылка-то Ваша в стойле стоит. Он еще на закате из города вернулся.

— А осерчал-то как, — добродушно проворчала Валь, усаживаясь возле камина с чашкой горячего молока в руках.

— Валь... — Тим бросил укоризненный взгляд на жену, но та продолжала ворчать:

— А я говорю — осерчал Его Светлость шибко. А напрасно осерчал. Мало ли, что ему там в городе про сударыню колдунью наговорили, так что ж это — повод больного человека будить? — И тут же, смягчившись, добавила: — Вообще-то он мальчик добрый. Только нелюдимый. Ведь без матери рос, да почитай, последние-то годы и без отца.

Шайен отхлебнула топленого молока из глубокой чашки и навострила ушки:

— А что стряслось с госпожой Вердэн, — и, заметив, как переглянулись старики, спешно добавила, — если не секрет?

— Хворала она... — помрачнела Валь. — Лорду и десяти лет не было, когда она вовсе слегла. Лорд ландмайер тогда очень уж убивался. Лекарей созывал, один маг отозвался, госпожу, правда, на ноги не поставил.

Валь недовольно поджала тонкие губы, погружаясь в неприятные воспоминания.

Тим раскурил трубку, отчего комната немедленно наполнилась тем самым пряным запахом, и продолжил за женой:

— Маг не маг — того не знаю. Года три прожил в поместье и каждое лето погостить наведывался. Старый лорд его уж слишком слушался, а когда госпожа скончалась, так вовсе поник. Мальчика в город на обучение отправили. А я так скажу — негоже ребенку вдалеке от отчего дома расти.