Приключения дилетантов

— Да вот, всё вспоминаю того рыцаря у моста. Ведь не просто так он там развлекался, Рика. И вовсе не больной на голову, как ты предполагала. Хотя, какая-то тяжесть у него на душе и есть.

Волшебница покосилась на парня. И хотя не стала развивать тему, мысленно согласилась, что определённый резон в этих словах всё-таки имеется.

В это время лошади постепенно выравняли и умерили свой более похожий на полёт бег, а потом и вовсе остановились в крепчавшем к вечеру морозе. Рика вытянула было голову, чтобы рассмотреть, что же там впереди за препятствие, но высокая груда поклажи в передних санях и маячивший за ними короб дилижбумса мешали хоть что-то толком разобрать. Но показалось вовсе неудивительным, что вскоре рядом с санями раздались знакомые голоса, а потом замаячили шапки купца и его караванщика.

— Госпожа чародейка, выручайте!

О-о-о, как же разворчалась показушница Рика, какую же замечательную склоку с отменно перенятыми у базарной торговки из оставленной позади деревеньки интонациями затеяла она! Закадычная подружка Лика, та наверняка позволила бы даже пощекотать ей пяточки, лишь бы хоть глазком взглянуть на эту сцену — Мика, тот и вовсе тихо, с подвываниями катался и извивался от еле сдерживаемого хохота...

Суть дела выяснилась довольно быстро. Каменные стены города Кирина уже вон они, совсем рядом впереди. Но очередь к воротам такая, что до темноты и, соответственно, закрытия ворот ну никак не поспеть. А ночевать на морозе или возвращаться к ближайшему селу у купца и его караванщика желания не наблюдалось решительно никакого.

— Не могла бы госпожа чародейка маленько тово, поспособствовать? — в голосе озябшего купчины, а пуще того, в его взоре виднелось что-то такое неистребимо хитрое и одновременно добродушное, что Рика дрогнула всего на миг и в конце концов позволила себя уговорить.

Ну вот. Ну, позволила. А что дальше-то, как выполнять обещание? Ведь не виделось к тому ни малейшего соображения, куда деть это здоровенное скопище саней, человеков и лошадей впереди. Чеши не чеши в макушке или за ухом — не огнём же в тех пулять... И уже чувствуя, как от отчаяния в глазах начинает щипать, а во взоре туманиться и расплываться, Рика повернулась в сторону Мики — в поисках если не помощи, то хотя бы сострадания. Угу, как же, дождёшься от него! Физиономия парня прямо-таки сияла от диковинной смеси злорадства и веселья.

— Ладно, не плакай только, Рика, — Мика порылся в своих припасах и несколько мгновений спустя уже выполз из своего лёжбища, сжимая что-то в кулаке. — Я их сейчас ух как! Сделай только ненадолго, чтоб наши все лошадки оглохли немного...

В другое время раздосадованная Рика непременно отвесила пинка или хотя бы огрызнулась. Но сейчас она лишь отвернулась, рукавом утёрла холодящие на морозе слезинки и принялась уже неприкрыто шуровать волшебной палочкой. Оба человека почтительно таращились на её чародейство, но судя по всему, ничегошеньки не понимали.

А тем временем, злыдня Мики с саней уже и след простыл. Вообще, Рика давно и долго недоумевала, как же это парню удаётся исчезать в лесу безо всякого чародейства — хотя бы мелкого или тихушного. Даже следила несколько раз, как он то проделывает, старательно всматриваясь и вчувствываясь. А бесполезно! Не шелохнулся на кустике ни единый листочек или хотя бы одна веточка на дереве — а парня без чародейства уже и не сыскать. Ухоронится так ловко, что всё соображение себе набекрень вывихнешь, пока докопаешься. Вот и сейчас, стоило только на миг отвлечься, как тот попросту тихо и незаметно исчез. Охотник, ясное дело...

Рика в ожидании невесть чего поглазела со своей высоты саней вперёд, и протёрла глаза. А потом ещё раз — при весьма пристальном рассмотрении обнаружилось, что довольно высокая каменная стена далеко впереди именно ею и оказалась. Мало того, она выглядела не иначе как рукотворной, да ещё и с кокетливыми башнями! "Как там сказал дядюшка Крыс? Увидишь, упадёшь?" — стоявшая на мешках с мукой Рика старательно села, уж падать кубарем с этой верхотуры ей никак не улыбалось.

И только сейчас до неё дошло, что ледяной поток вдоль спины и аж до попы ей не почудился. И крепчавший к ночи мороз тут был вовсе ни при чём. Да и лёд, собственно, тоже... словно какой-то беззвучный вопль страха неслышно стегал по всему естеству. Бррр, если б была шерсть, наверняка бы встала дыбом! Оба человека возле саней тоже заворочались, задёргались, а караванщик даже ухватился за свою короткую шипастую булаву, болтавшуюся у пояса на кожаном ремешке.

"Ах, вот оно что!" — Рика тщетно пыталась успокоиться и утихомирить своё пустившееся вскачь от ужаса сердце — медленно, почти неощутимо из морозной вечерней синевы наплывал постепенно усиливавшийся волчий вой. Да вот только, можно было поклясться и даже поставить свои лучшие, шитые бисером кожаные штанишки-клёш против драной Микиной портянки, что этот зверюга оказывался не просто волком, а его легендарным пра-прадедушкой, некогда по злобе отгрызшим лапу самому небесному дракону.

"Ужас просто какой-то!" — Рика безотчётно почесалась о мешки спиной, пытаясь согнать с неё прямо-таки стадами и толпами сновавших там мурашей. А вскипевшая впереди их замершего каравана толпа вдруг обрела текучую стройность. Мимо саней прочь от города потоком помчались обезумевшие кони, люди и быки, разевая рты и пасти, и вылупливая глаза в слепом ужасе, одержимые одним лишь желанием убраться отсюда поскорее и подальше... что характерно, лишь один-единственный этот караван стоял спокойно, а его лошади равнодушно и даже осуждающе посматривали на проносившуюся мимо ораву.

— Ходу! — неприлично тонко взвизгнула Рика, когда впереди не то, чтобы наметился просвет — дорога освободилась вовсе.

Так и осталось неизвестным — купец и его караванщик остались тут по той причине, что не хотели бросать груз, или же ноги их от страха приклеились к заснеженной дороге — но сейчас они обрадовались ясно поставленной задаче и уже замаячившим впереди городским воротам. С непередаваемыми и наполовину непонятными выражениями они принялись подгонять и торопить возниц, а те уже понукать равнодушно пофыркивавших на морозе коней.

— Давненько я так не веселился!

Из подозрительно взвихрившегося снегового пятна вывернулся Мика и проворно запрыгнул на сани. Уцепившись за стягивавшую мешки верёвку, он ловко взобрался наверх, где уже и попал в цепкие ручонки вознамерившейся всё-всё выяснить Рики. Да собственно, он особо и не сопротивлялся — оказалось, что в том году в Зачарованном лесу расплодилось сверх меры косуль и пятнистых оленей. А поскольку отстреливать лишних, коих никак не могли прокормить даже щедрые угодья, охотники посчитали лишним, то и придумали они часть просто напугать, выгнать из зачарованного предела в обычный, находившийся по соседству лес...

— Вот, — Мика извлёк из-за пазухи и гордо показал на ладонях какую-то отдалённо похожую на рог загогулину и пояснил, что это особый манок с волчьим воем, который он сам по наитию прихватил с собой.

Если бы Рика сейчас могла видеть свой ревнивый и завидющий взгляд, то позлобствовала бы сама над собой вволю. Изделие и само по себе замечательное, а уж волшбы туда понапихано — вертящая в пальцах вещицу эльфочка различила даже знакомые прихотливые завитки своей наставницы Димми. Но уже надвигались из вечерних сумерек сложенные из огромных, гладко пригнанных каменных глыб стены; нависли над караваном две исполинские привратные башни; важные и надменные, казалось, царапавшие зубчатыми макушками низкое зимнее небо, они с хмурым неудовольсвием наблюдали, как пришедшие в себя стражники кое-как досмотрели прорвавшуюся сюда процессию.

И наконец, широченный чёрный зев ворот принял в себя пару безумных, безумных, безумных эльфов — принял, проглотил в каменное чрево огромного города и с размаху швырнул в это неистовое варево никогда не спящих страстей...

Глава четвёртая. Интермеццо

— Подождите!

Вопль этот, сам по себе суматошный и исполненный надежды, не оставил бы равнодушным даже и хладный камень. А уж будучи преисполненным самыми нешуточными надеждами... староста Жуки с хмурым и чуть сонным неудовольствием смотрел, как по незримой тропочке, которой от посёлка к ручью пришли двое мужчин, с неприличным для земляных эльфов шорохом и даже шелестом листвы проломилась старая кошёлка Димми.

К груди эта негодница прижимала простецкий глиняный горшочек, запечатанный поселковой магической печатью (староста судорожно пошарил по груди и вздохнул с облегчением, лишь обнаружив на верёвочке неотлучно хранившуюся при себе реликвию). И только сейчас, выскочив на полосу прибрежного песка, земляная эльфка бухнулась перед дядюшкой Крысом на колени и со слезами на глазах протянула и поставила перед ним свою ношу.

Староста глубокомысленно почесал в затылке и даже старательно нахмурился — однако как на грех, ничего, кроме какого-нибудь ритуала поклонения древним богам, в означенную голову не лезло. А этот оказавшийся столь страшным злодеем Крыс оглянулся через плечо, и эльфики с удивлением заметили в его больших глазах тихую печаль.

— Прокляни напоследок, тёмный король! Это ж майский, он... с характером.

И хотел бы староста Жуки почухаться вновь, ибо от удивления у него засвербело уже этак пониже к спине — но в присутствии самой опытной чародейки посёлка он на такое не решился. А уж тем более при этом... гм, его величестве!

Если оный Крыс и удивился, откуда сплетнице и болтушке известны столь сокровенные тайны бытия, то он ничем того не выказал. Наоборот, он вздохнул, печально согбенная спина чуть распрямилась, а одна усина этак знакомо дёрнулась.

— Да варум бы и нихт, как говаривала одна знакомая ведьма. А уж та старая погань хоть и стерва была неописуемая, но дело своё знала... — буркнул он и коснулся замурзанного горшочка лапкой.

Чем он там припечатал словесно, староста уже и не разобрал. Словно неслышный гром ударил по берегу ручья, в удивлении отшатнулись сосны и затрепетали кусты. Жуки завертелся ужом и заплясал, ибо засвербело у него уже не то, чтобы откровенно пониже спины, а аж до самых пяток. Горшочек мёда подпрыгнул, гневно стрельнул искрами и неожиданно просиял непонятным, зловещим мерцанием.

— Вот спасибки, ваша тёмность, — уже тараторила обрадованная Димми, бережно заворачивая свою добычу в тряпицу. — Это ж посильнее змеиного и пчелиного яду будет! Зелий теперь наделаю от ревматизьмы и прострелов в поясницу — ух каких!

Ну, раз на полезное дело, что ж мы, не понимаем... умчавшейся обратно балаболки уже и след простыл, а двое переглянувшихся мужчин всё ещё боролись с искушением откровенно поковыряться в ушах, чтоб прочистить те от остатков этого несносного тарахтения. А равнодушно отвернувшийся Крыс счастливо зажмурился, с наслаждением принюхался к прохладному осеннему воздуху, и зачем-то вытянул вперёд мохнатую лапку, словно что-то прося.

— Может ли это быть совпадением, староста? — проговорил он, когда на эту потешную крысиную ладошку откуда-то сверху мягко слетел и уютно улёгся жёлтый лист. То взметнувшийся в невообразимую высоту старый Бук подал свой непонятный знак.

Староста молча переминался с ноги на ногу, припомнив вдруг то почти забытое ощущение, когда перед кем-то так и подмывало стать навытяжку и старательно сделать туповато-преданную физиономию. Ведь точно — пред тобою сам король, уж натуру не переделаешь... он едва не смутился, выдержав на себе этакий искоса, с хитринкой взгляд.

— Быть может, ссылка закончена? — бухнул он первое, что пришло в голову.

Крыс вздохнул и отвёл глаза, снова всмотревшись в лист.

— Не думаю так. Уж вы, светленькие, всегда были не то, чтобы злопамятными... просто, злые вы — и память у вас хорошая.

Жуки старательно улыбнулся монаршьей шутке, и тут же попытался одёрнуть себя. Ан нет, тело само так и лезло вытянуться во фрунт, а давно не поротая крестьянская задница чуть ли не сама пыталась вспомнить всякие провинности и мелкие жульничества с податями.

— Ладно, ступай, — Крыс зачем-то прилепил подарок Бука себе на пушистую грудь — как раз на то место, под которым должно находиться сердце — и медленно шагнул к ручью.

Если сейчас и было время смотаться с высоких глаз подальше, то это оказывалось самое оно — извечная эльфийская смётка нашептала то старосте Жуки достоверно. Потому он переборол в себе почти неистребимое желание бухнуться на колени и пролить слезу горючую, смешно поддёрнул простые полотняные штаны и с нарочито громким хрустом, словно медведь или кабан, полез в кусты...

Тишина в этом раннем утре стояла такая, что и куда менее впечатлительного земляного эльфа пробрало бы до косточек. Впрочем, эльфов тут не осталось. Лишь отчуждённо присматривающиеся старые сосны и прилежно разгладившаяся поверхность ручья, в которую напряжённо вглядывался один сгорбившийся и вдруг словно постаревший Крыс.

— Запомни себя — таким, — прошептал он после опять прозвучавшего древнего заклятья, и лишь затем шагнул вперёд.

Поток упрямо не хотел принимать этого в себя, потому бывший король спокойно и даже как-то размеренно засеменил на всех четырёх лапках по замершей воде, словно по зеркалу волоча сзади щёгольски вылизанный хвост. Он уже добрался до середины, когда перед ним взметнулась призрачная, однако непреодолимая преграда. Отталкивала, поворачивала дерзкого обратно — и тут даже королевская воля оказывалась бессильна что-либо поделать.

Что есть величие перед слепыми и нерассуждающими силами природы? Так... суета одна и томление духа. И нечего, нечего лапками в преграду колотить!

И всё же, и всё же. С басовитым гудением в туманной полутьме под деревьями позади что-то щёлкнуло — и словно белая молния ударила замершего Крыса в спину — прямо под левую лопатку. Удар оказался настолько силён, что его швырнуло прямо сквозь преграду и на тот берег ручья...

— Есть границы, через которые нельзя переступить живым — но вполне то могут сделать мёртвые, — из сумрака Зачарованного леса выступила стройная фигурка, вооружённая большим, едва ли соразмерным ей эльфийским луком. Да и сама она оказывалась земляным эльфом... а если приглядеться внимательнее, то даже и эльфой.

Лика как-то странно преобразилась, поглаживая пальчиками тетиву сделавшего один-единственный выстрел оружия и всматриваясь в маленькое тельце на той стороне, из спины которого торчала белооперённая стрела.

— Значит, пустышка со смазливой мордашкой, говоришь? — девица боялась и дрожала так, что даже странно было — как на этом личике не перемешались глаза-нос-губы.

И всё же, она пересилила себя. Робко шагнувшая нога не ухнула в ручей, а встретила спокойную зеркальную неподатливость. Затем последовал ещё шаг, другой — и вскоре дерзкая воительница с непривычно серьёзным выражением опустилась на песок возле замершей мохнатой фигуры.

— Я бы предположила, что ты плохо знаешь женщин — но вот дураком дядюшка Крыс никогда не был. Выходит, вчера ты приметил меня... ах да, как ты там сказал — есть тут кое-какие соображения?