Пункт приема граждан. Так стыдливо и уклончиво написали на табличке. На самом деле — лагерь беженцев. Людей, которых государство защищать не собиралось, но убить сразу уже не выходило. Здесь собрались те, кому действительно некуда деваться. Кто мог, те добежали до родни. В то лето таких мест, пропитанных отчаянием, страхом и безысходностью как-то вдруг стало много.

Ряды выставленных по линейке разномастных палаток. Частично армейских, частично изготовленных из того пластика, что идет на навесы для торговых точек и автомобильные тенты. Несмотря на поднятые пологи, там форменная душегубка, а зимой можно просто сгореть или задохнуться от дыма армейских буржуек, которые когда-то ставились в вагоны для перевозки восьми лошадей или взвода солдат.

Дорожки. Частично это наскоро сколоченные из досок настилы, частично — гравийная или вовсе песчаная отсыпка, судьба которой — быть втоптанной в грязь после первого дождя.

Несколько криво поставленных фонарей на бетонных тумбах, строительные бытовки, приспособленные для администрации. Запах казенной еды, лицемерная забота. Хлорка, выедающая глаза и запах фекалий из неглубоко отрытых ям туалетов.

Без-на-де-га... Жа-ра... Тоска... Короче, классическое состояние депривации.

Теперь, дорогой читатель, слушайте вводную. Есть неделя, много — две. Человеческий материал, качество которого нетрудно представить. Из него необходимо сделать несгибаемых стальных бойцов, способных, даже умирая, не ослабить хватку закостеневших в последнем усилии рук на глотке врага.

Как, возьметесь? Или Вас такому не учили?

Удивительно! Ибо стоит полистать немного макулатуры, и можно сделать вывод, что любой офисный червячок, глазом не моргнув, вполне способен советовать Вождю и Учителю. А уж крепкий спецназовец — так и вообще! Не поморщившись остановит бронированные полчища. Или как минимум, пленит бесноватого ефрейтора на счет "раз". Ну вот, извольте проявиться, господа хорошие. Hic Rhodus, hic salta!

Не получается? Ай-яй-яй... Где же Вы, знатоки и инженеры душ человеческих?

Между тем, наши невежественные предки решали подобные проблемы легко и непринужденно. Кто был обучен. Или хотя бы читал нужные книги.

Итак, люди хотят вернуться домой. И, разумеется, отомстить. Но их души растоптаны, они бежали в страхе, они не уверены в себе. Пограничье, сумерки души, готовность уверовать.

Виктор поступил просто.

Во-первых, правильные добровольцы приходят в ополчение сами, своей волей. Пускай сначала их будет мало, но решение должно быть осознанным.

Командир никого никуда не зазывает. Не агитирует. Для этого есть подчиненные, которым поставлена задача объяснить, что возможность вернуться появилась. И есть лидер, который все делает правильно, перед которым враги, от которых будущие ополченцы бежали — прах.

Сомневающимся доходчиво объясняли:

— Чем он лучше тех офицеров запаса, которых среди вас так много? Да есть небольшое отличие. Вы маетесь здесь. Он — действует там. Вы-дискутируете, он кладет абреков в пыль...

Или так

— Да, я видел, как их глазницы заносит придорожная пыль.

По-другому нельзя, потому как люди охотно подчиняются только авторитетным личностям. Которые знают, как надо. Скандальный в свое время эксперимент Милгрема был лишь иллюстрацией к столетиями использовавшимся властью методам.

И большинство слышавших сказали:

— Записывай меня, сержант.

Так делается первый шаг к тому, чтобы деморализованный, находящийся в состоянии импринтной уязвимости обыватель, проще воспринял отказ от собственной воли и быстро уверовал в силу дисциплины. Которая действительно сила.

Затем людей переодели в форму старого образца со складов мобрезерва, открытых Советами для ополчения.

Форма меняет человека. Точнее, помогает ему измениться. Точно так же, как требования педантично придерживаться уставного порядка, иметь свежий подворотничок, говорить коротко, по делу, придерживаться уставных форм обращения.

На этом этапе потихоньку начинает рождаться новая общность спаянных одной целью людей. Пока переодевались, приводили себя в порядок, формировали отделения, взводы, роты, успели создать у окраины Грибовки полевой лагерь, оборудованный по всем правилам.

Как теперь принято делать на тренингах в некоторых крупных корпорациях, каждого из ополченцев товарищи отрыли из земляной могилы.

И тогда, наконец, настал момент задействовать магию имен. Ополченцы получили позывные. Точно так же, как разбойник получает кличку, послушник — монашеское имя, жена — фамилию мужа, а разведчик или писатель — псевдоним.

Зачем? Так это тоже просто. Бежавший от страшных моджахедов Семен Плетнев не вдруг решится выстрелить в упор или воткнуть штык в такое податливое, мягкое человеческое тело. Его учили не делать людям больно, уважать окружающих, соблюдать законы, уступать, соглашаться.

Беженец Плетнев на поступок не способен, а делать его рядовым Плетневым или ополченцем Плетневым, превращая в пушечное мясо — для правильного командира поступок невозможный, низкий, непорядочный. Потому в мир приходит ополченец Плетка, вполне способный в самое короткое время стать боевой машиной, если на то будет его воля и достанет везения.

На такие радикальные способы преображения личности армия чаще всего не идет. Проще потерять чуть больше народа в боях, чем получить на выходе сплоченную группу испытанных боевых братьев. Таких себе молодогвардейцев по жизни.

Новое имя, опаленное пламенем боя, намертво прикипает к душе. Так, что не отдерешь. Не снимешь, как форму, не сдерешь, как погоны. Опасно. В мирное время, которое рано или поздно настает, люди с психикой бойцов дьявольски, до скрипа зубовного и непроизвольной дефекации, неудобны политикам. Власть это понимает. Но Вояр сделал именно так.

Еще через день ополченцы скандировали: "Сила в дисциплине, сила в общности". Из нескольких вариантов они выбрали понравившийся им жест, которым в дальнейшем приветствовали друг друга: кулак крепко сжат, согнутая правая рука поднята к плечу.

Им рассказали о силе действия и силе гордости. Эти темы достаточно специфичны, хотя и достаточно изучены людьми, интересующимися правильными книгами. За недостатком времени и обилием узкоспециальной терминологии от подробных разъяснений я, пожалуй, воздержусь.

Затем бойцы ополчения с оружием в руках приняли присягу на служение народу. Заметим, не стране или Правительству, но именно народу, как это было в незабвенном 1918 году.

Во время краткого боевого слаживания, у воинов Народного ополчения закономерно появились вербальные штампы — специфические речевые обороты, понятные только своим.

Итак, в итоге трудов нашего героя на пустом ранее месте возникла новая общность людей, скрепленная:

а) Общим врагом.

б) Общей идеологией. Поначалу, как это всегда и бывает, навязанной, но в дальнейшем ставшей частью души любого ополченца.

в) Языком, употребляемым только в данном сообществе. Ополченцы почувствовали себя "особенными" и отделились от окружающего мира.

г) Благодаря трудам и авторитету командира, психика бойцов трансформировалась. Уже через неделю она была способна отторгать, блокировать любые попытки внедрения ментальной заразы.

Срок, за который сознание адаптируется к новой реальности естественным образом — от пятнадцати до двадцати восьми дней. Как его сократить, известно давно. И на вечерней поверке Виктор объяснил людям свои намерения. Они согласились, что время не ждет. Потому в оставшееся время было много ночных тревог и сладкого чая из разнотравья.

О многом передумав, большая часть бойцов неожиданно покаялась перед товарищами в прошлых грехах. И были прощены, возродив душу для новой жизни.

Инициация произошла через десять дней с момента, когда первый из ополченцев, Семен Плетнев сказал: "Записывай меня!"

Примечание: Дабы никого не вводить в соблазн, глава по настоятельной просьбе уважаемых автором людей сокращена примерно на две трети. Оставлен тот минимум, которого достаточно для понимания дальнейших событий.

Глава 16.

Пока ополченцы понемногу становились единым целым, центральная власть и фундаменталисты игрались в свои игры. Религиозные фанатики, до крови расчесав язвы старых обид, заявили о суверенитете и объявили о создании отрядов самообороны.

В столице отреагировали нервно: в предварительных договоренностях тряпкоголовым отводилась роль пылесоса, вытягивающего материальные ценности в нужном направлении, и не более. На лучшем аэродроме автономии приземлились транспортные самолеты, набитые бойцами МВД и персоналом следственных групп.

Лучшего подарка для новоявленного президента и его полевых командиров представить было сложно. Это даже не десант, который может перестрелять пара пулеметчиков с крепкими нервами. Это куда как глупее. Люди, запертые в залитых керосином жестянках посредине простреливаемого во всех направлениях бетонного пустыря, какими бы они ни были крутыми профессионалами, попросту бессильны.

До сих пор сложно сказать, что это было: сознательное и злонамеренное потворство бандитам или все-таки вопиющая некомпетентность руководства. Думаю, и то, и другое.

Огромная, сильная страна получила оглушительную пощечину от горстки мохнатых бандитов. Теперь моджахеды имели возможность говорить с позиции силы. И они своего добились. За жизни солдат с бандитами расплатились армейским оружием со складов и отводом воинских контингентов за пределы автономии.

В пожар плеснули еще немного керосина. Великий передел на маленьком клочке плодородной земли в 17 тысяч квадратных километров приобрел характер ширящегося лесного пожара и ежеминутно был готов перекинуться на остальную территорию страны.

— Витя, — булькнула и захрипела ЗАСовская радиостанция.

— На связи, товарищ генерал-майор, — ответил Вояр, проклиная привычку начальства теребить подчиненных в полночь-заполночь.

— Ты в курсе, что было на аэродроме?

— Да.

— В столице приняли решение сохранить жизни тех, кто сейчас сидит под прицелом в этих сараях с крыльями. В обмен — оружие со складов и отвод частей.

— Мои действия?

— Поднимай всех и вывози все, что успеешь. Потом помочь не сможем. Транспорт будет у тебя через полчаса.

— Понял, приступаю.

— И подумай о складах Госрезерва, что в соляных шахтах. Через пару дней боевики придут и туда. Не успеешь, кормить людей будет нечем.

— Встретим.

— Там место голое, учти это. Так как в Грибовке сделал, не выйдет.

— Не беспокойтесь, товарищ генерал-майор, учту.

Живое творчество масс — не фигура речи. Идея, завладевшая массами и ставшая материальной силой — не выдумка кабинетных теоретиков.Особенно, когда эти люди твердо решили вспомнить о данных им родителями именах, лишь вернувшись домой.

— Вот, казалось бы, неделю назад они были деморализованной толпой, а теперь смотри-ка, — думал Виктор, следя за слаженной работой подчиненных, оборудовавших полевую базу хранения.

От раздумий разваливалась голова. Боевики воюют около двенадцати дней. Соответственно, ближайшую неделю будут находиться на пике боеспособности.

Открытый бой с ними невозможен. Боеспособность только что сформированного ополчения — двадцать процентов от возможной. Пятикратного превосходства нет. Следовательно...

Здесь необходимо сделать небольшое отступление и изложить некоторые простые истины, выскользающие из сферы внимания диванных полководцев.

Кривая Дробяжко, Отчет Крюгера, график боеспособности ГШ СССР, исследование ученого монаха Септимуса, наставления по вождению войск и мемуары солдат удачи трогательно единодушны.

Разве что, Септимус и многочисленные мемуаристы, в отличии от военных психологов, не пользовались графиками для иллюстрации высказываемых мыслей. Но что с графиками, что без них, а смысл один.

В среднем, пик боеспособности достигается на 14 день с момента начала военных действий (срок адаптации психики). В полную силу солдат способен действовать пару дней, не более. После этих двух золотых дней еще неделю боеспособность сохранится на относительно приемлемом уровне, после чего быстро упадет чуть ниже исходной.

После лунного месяца боев люди должны получить полноценный недельный отдых.

Что это значит? В первую очередь то, что усталый батальон может быть наголову разгромлен ротой на пике боеспособности. Что усталые солдаты треволжны, мнительны, способны при малейшем поводе впасть в панику и даже бежать с поля боя.То же самое можно сказать и о свежих частях...

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться! Ополченец Кащей.

— Разрешаю.

— Вы всем на утреннем построении поставили задачу подумать, как можно без лишних потерь пришемить хвост тем, кто придет к Соленому озеру. Я придумал.

— Докладывай.

— Есть! Товарищ лейтенант, помните, как для повышения психологической устойчивости мы друг друга в землю закапывали?

— По сути говори.

— У Соленого степь. Ровная степь. Я те места знаю досконально. Засаду там организовать негде. Но мы организуем. Для отвода глаз. Потом они отойдут. А сами вот что сделаем...

... Когда головной дозор огрызнулся огнем, основная колонна встала у границы давно заброшенного кладбища, давно заросшего дикими травами. Деревьев тут никогда не росло — слишком уж близко к поверхности подступала соль.

Все произошедшее дальше в пересказе напоминало буйные фантазии потребителей психоактивных веществ. У каменных надгробий беззвучно вспучилась и разлетелась в стороны мелкой пылью рыжая, пересохшая в камень, земля.

Те, кто смотрел в сторону кладбища, не поверил своим глазам. Картинка, транслируемая в кору головного мозга зрительным нервом, была невозможна, немыслима, непредставима. Из-под каменной твердости почвы в обрывках полуистлевших саванов, на всем протяжении колонны вставали мертвецы.

Секундного замешательства оказалось достаточно. Как потом посчитали, мнимые покойнички успели выпустить по колонне чуть не полмашины "Шмелей", что уверенно гарантировало нужный результат.

Выживших добили кинжальным огнем древних как мир АК. Не всех. Парочку нагрузили весьма специфическими подарками и отправили восвояси.

Последствия второго успешного боя лейтенанта Вояра были несколько парадоксальны.

В мире, где даже правоверные читают на ночь глядя непредставимую ерунду по зомби, вампиров и прочую нежить, люди способны родить такой слух, что разбирая его этиологию, напрочь запутается бригада лучших психиатров.

Явление, известное в миру как ФГМ, в сочетании с основным религиозным архетипом наблюдателей и желанием как-то оправдаться за поражение, породило легенду о командире, воля которого способна поднять с любого погоста полчища агрессивно настроенных мертвецов. А от жутких слухов до полной потери способности к сопротивлению — один шаг.

... Короткая очередь практически в упор разносит голову благообразного старца.

Только что он с напором и патетикой, достойной Картофельного Батьки, настаивал на том, что в селе действует законно сформированный отряд самообороны. Потому, дескать, ополчение обязано поделиться, и отдать бедным селянам сорок автоматов.