— Здесь.
Наличествовали: старая тропа, оборудованная уже привычным образом чья-то лежка, сбруя.
— Оружие его они забрали, сбрую не стали трогать. Правильно, сча нюхнем...
Патлатый пошел по следу, то и дело припадая к земле и с шумом втягивая носом воздух. Седой держал руку на ятагане и настороженно зыркал по сторонам. Я раскинул свою дымку вокруг и слушал.
— Он походу от бивака один отошел. Далеко ушел зачем-то от лежки. Вот здесь и остановился.
Патлатый сосредоточенно внюхивался и всматривался в землю, и зачем-то потыкал в неё пальцем.
— Тут и утащил его кто-то.
Мы недоуменно посмотрели на Патлатого. Он поднял к нам лицо.
— Следы потеряшки тут кончаются. Этот кто-то... Палкой в землю тыкал. Не человек это, точно. Я кажется даже чую кто это мог бы быть...
Ощутив резкое движение слева, я не глядя, наотмашь швырнул туда дубину которую до сих пор машинально сжимал в руке. Удар, сдавленный вопль, Седой пригнувшись выхватывает ятаган, Патлатый отпрыгивает и натягивает лук. По земле, негромко подвывая, катался здоровенный паук, туловом этак с Седого. Патлатый помельче будет.
— Ни есссьь! Ни есссь!!! Обозналллсссссяяяя-яяяяя!!
Седой, усмехнувшись, выпрямился.
— Ну, чо животинку обижаешь? Это ж паук. Свои это...
Но руки с ятагана Седой поначалу не убирал.
Идти пришлось почти полночи и еще пол дня. Облака покрывали небо, скрывая нас от прямых лучей светила, огромные деревья создавали плотную тень даже днем — в общем, шлось комфортно. Гнездовье пауков, куда привел нас наш новый знакомец, не отличалось замысловатостью. Паутина, паутина. Деревья обтянуты паутиной, на нижнем ярусе паутина идет во все стороны, переплетаясь и создавая объемные узоры. Провожатый бежал сквозь нее не замедляя темпа, нам приходилось обтекать. Тонкая, упругая и чрезвычайно прочная, практическая невидимая, она пронизывала весь объем. Нам указали поляну, и вежливо предложили "жшшшшдать". Шкурки высушенных животных лежали в стороне. Как объяснил нам Патлатый, "они обычно на обмен". Мы сели. Седой над Патлатым посмеивался, а руку всё с ятаганом рядом держал. К вечеру явился паук покрупнее тащивший какой-то свёрток, они о чем-то потрещали с Патлатым на каком-то картавом наречии, после чего паук развернул свёрток. В свёртке, синюшный, но явно живой, лежал наш пропащий. Паук еще потрещал, и Патлатый обратился к нам.
— Он говорит, через часа четыре очнетси, болезный. Предлагают тут нам пока передохнуть у них, поесть, поспать. Дело он говорит, а, Седой? Мы считай сутки в бегах. Бежать обратно долго, тащить его — смысл? Своими ножками побежит.
Седой, подумав, повернулся ко мне.
— Горящий, когда спать ляжем — ты сторожишь. Все одно тебе спать не обязательно. И.. Начеку будь. Паршивые они. Сс-союзнички...
А Патлатый мне добавил.
— Имей в виду. Они тебя за какого-то то ли рыцаря с востока считают, то ли кого. Неграмотные они, а мне их разубеждать не с руки.
Что ж, сели дети, сели в круг.
— Патлатый, ты ж вроде как по ихнему разумеешь? Так может нам потолмачишь?
— Они предлагают разделить с ними трапезу и беседу. Обычай у них какой-то есть такой. Ну, можем и поучаствовать — не то чтобы обязаны, но уважение вроде как окажем.
Вокруг странной конструкции из переплетенных паутиной костей кругом сидели мы и пауки. В середине конструкции стояла чаша с каким-то крошевом, перед тем как сесть каждый паук плюнул туда ядом. Пауки трещали что-то по своему. Передавали по кругу жирного лысого налитого кровью суслика, и каждый паук делал от него символический глоточек. Мы, скромно, пропускали. Патлатый чутка толмачил, чтоб межкультурный обмен поддержать, такскзать.
— Он говорит — живем тут в лесу, тихо, мирно, еды немного, еле хватает.
— Он говорит — ушастые редко заходят. А кто заходят — уже не выходят, хе-хе.
— Он говорит — по их легендам, мы с ними были когда-то союзниками, но наш Вождь предал ихнюю Старуху. А сейчас лжа забылась в чреде веков. Но они помнят и чтут Голодную Старуху, Плетельщицу Тенет Судьбы...
После посиделок наши свернулись калачиком, и отрубились. Седой свой ятаган так под руку подложил, чтоб если что выхватить сразу. Я сел, спиной к дереву, сверху сук, перед лицом наши, и раскинул свою дымку. Пауки расползлись. Где-то через час, ко мне подполз один из них, особо крупный.
— Чшеловек?.. Пойдем, пойдем...
— Куда, зачем?
— За нааадом...
— Я сторожу.
Паук на полминуты замер в совершенной неподвижности, потом дернул за какую-то нить, и события понеслись вскачь. Сверху, с ветвей, спрыгнуло двое пауков к спящим, а шестеро с разных сторон влетели в меня держа в лапах клейкие мотки и пытаясь сразу опутать меня паутиной. С рыцарем, пожалуй, у них бы этот финт прошел на раз... я же наугад влепил плетью в того кто прыгнул к Седому, а сам воззвал к Пламени. Клейкая дрянь на мне вспыхнула и сгорела осыпавшись пеплом, пауки взвыли, я взревел.
— Мерзкая дрянь!!!
Второй паук пеленал Патлатого. Седой среагировал мгновенно. Паук напавший на него еще летел воя от моей плети, а сам Седой уже выхватил клинок и перекатившись к Патлатому отсек второму пауку лапу. Я вспыхнул весь, как горящая головешка.
— Обоззналисссь! Обозналииссссь!
Я влепил рукой в бронированной рукавице в тулово одного из удачно подвернувшихся нападавших, со смачным чавком он отправился в полет в другую сторону. Левой на обратке я вытянул плетью по правой стороне глаз Крупного.
— Обозззззналллисссь! Обозззззналиииии-иииссссь! Ни ееесь!!!!! Ниии еееееесь!
Пахло паленой шерстью. Пауки катались по земле, пытаясь сбить огонь с шкуры. Живая лента огненной плети стекала у меня с руки и ластилась к земле, шипя и потрескивая. Крупный отползал поджимая лапы и зажимая выжженный глаз по правой стороне, с ужасом глядя на мое пламя. Седой освободил Патлатого от паутины, Патлатый тоже оголил свой длинный кинжал.
— Патлатый, толмачччь. ВЫ БУДЕТЕ СЛУЖИТЬ ОБЩЕМУ ДЕЛУ.
Мое хриплое шипение далеко разнеслось по лесу, пауки притихли. Крученый проклекотал фразу. Пауки защелкали, затрещали, дрожа и отползая подальше от мой плети.
— Будиим, будиииим! Ни ееесь....
Я продолжил.
— Крупный пойдет с нами... чтобы договорённость, так сказать, подтвердить. Пусть берет Синюшного, и тащит его. А остальные — намотайте-ка мне прям счас моточек паутины вашей побольше, и чтобы попрочнее. Вязать кого очень уж ей удобно.. Быстрааа! И выдвигаемся.
Седой посмотрел на меня одобрительно. Ну, мы и выдвинулись. Бежали еще почти сутки. Хорошо пауку, у него лап восемь, хоть и глаза справа теперь нет.
Потом уже, прибыв и ожидая когда Вождь закончит песочить очередного посланца и займется нами, Седой пояснил.
— Я уже давно жду.. когда ты наконец соизволишь первый приказ отдать. Власть не дают, её берут силой. Только тот кто начинает командовать, может стать командиром. Если захочет, конечно, и если мозгов хватит да удачи. Ну а с пауками-то все просто получилось, огня они жутко боятся. Когда мы к ним пойдем, возьмем факела..
* * *
Глава 10
Вождь выслушал доклад Седого, матюгнулся глядя на паука, и пошел дипломатию наводить, читай, искать как пауков к пользе дела нашего пристроить. О нашей возне с ушастыми он уже знал от гонца, и только уточнял у нас некоторые моменты. Потом вернувшись к нам, заключил.
— Трандуил трусоват. Это который лесной царь ушастый с севера. Похоже из его ушастых это была... экспедиция. Не любит он своих в боях терять, да и на рожон не лезет, грамотный командир, и кодлу свою так учит. Не знаю что они тут на юге леса нашего забыли, но теперь они доолго разведчиками вынюхивать все будут, прежде чем боевым отрядом сюда сунутся. Я послал на вашу тропу другую группу, с Мощным. Вы — отдыхайте день, потом найду вам дело. А, вот еще... Косоглазый колонию Мышей нашел, рядом совсем. Завтра ритуал Кормления сполним, добровольцев нашли уже. Седой, тебе быть обязательно, проверишь чтобы все было как надо. Горящий, ты тоже можешь глянуть, может что интересное увидишь.
Пока шли на лежку, Патлатый все хихикал.
— Трандуил трусоват. Трандуил трусоват. Трандуил трусоват!
— Уймись ты, малахольный.
Но шуточка пошла в массы, и скоро хихикало уже полстойбища.
Ближе к полуночи Седой позвал меня, и мы пошли смотреть на Кормление. По пути он меня просвещал.
— Мыши, это летучие. В легендах рассказывают, что Сам их вывел, специально, давно уже. В них такой инстинкт заложен... в общем, если они сожрут именно досуха того кто им добровольно на съедение отдастся, то у их потомства ума малость прибывает. У всех, кто крови жертвы пробовал. Так-то у них умишка не очень.. Вот, а кроме ума — они обретают возможность понимать того в ком кровь течет, та которую они пили. Понимать, и слушаться его, крохотным своим умишком.. Но того кого они выпили досуха, понятно, не услышит никто уже. Так вот, Ритуал. Берем двух братьев, надо обязательно чтоб одного помета были. Проводим между ними кровную клятву, чтобы кровь они смешали, да не по капле, а по-настоящему, много. Потом один из братьев идет и себя мышам скармливает, по доброй воле.
Я молчал. Седой тоже задумался. Потыкал палкой в землю зачем-то и продолжил.
— Не каждый так захочет, жизнь-то свою для другого отдавать, ох не каждый. И не каждый так сможет. Выдержку надо при том иметь немалую. Жрут тебя, а ты стой, терпи. Колдовской силы тут никакой не надо, все через кровь идет. Потомство мышей этих, второго брата слушать будет. И дети детей их, до третьего колена, а бывало и дальше. А выводок-то у мышей при правильной кормежке большой бывает... Хорошо они плодятся. Такого, который из двух братьев жить остался, Мышеводом кличут, ну или Погонщиком Мышей. Важная это должность, очень нужная, но все помнят что ему сила не его доблестью досталась а кровью брата его, потому не очень его уважают... Потому Мышеводов обычно делают когда враги сильны, и надо разведку хорошую. А когда у нас бойцов хватает, никто на такое не подпишется..
Седой опять задумался. Мы шли, местность поднималась чуть вверх, как бы на холм. Впереди показалась небольшая группа, рядом виднелась какая-то дыра в земле.
— Так вот. Мыши — разведчики идеальные ночью, а в лесу нашем тенистом так и днем. Вёрткие они. И курьеры неплохие. Нам бы сейчас они очень не помешали...
Сам Ритуал произвёл тягостное впечатление. Вызвавшиеся, так скажем, добровольцы были очень похожи. Вначале они надрезали вены на левой руке и долго стояли, держа руку об руку, рану к ране. Потом оба тянули жребий — кто Погонщик а кто Жертва. Жертва стянул с себя одежду, располосовал себе торс ножом — до крови но неглубоко, для запаху. И, глянув на брата, молча вошел в нору. Дальше — визг, писк, много визга, радостного. Все. Подождав когда все окончательно стихло, мы пошли обратно.
— Седой. А как они узнают потомство, которое с ними говорить сможет?
— Вот вроде большой ты а глупый. Зачем им его узнавать? Срок положенный выждут, подойдет Погонщик к норе, и позовет. Потом еще раз, тех кто позже родится. И еще раз.
Срок положенный оказался всего-то дней десять, то есть первые уверенно летающие разведчики у нас появятся где-то через луну. На другой день Вождь отправил нас с Седым и Патлатым ближе к тракту, наказав — наблюдать, ждать, в боестолкновения не вступать. "Вы — резерв." Я воспользовался возможностью и начал расспрашивать Патлатого о местности и силах соседей, так сказать, оценивать театр военных действий.
Патлатого пришлось натурально чуть ли не пытать. Он отвечал односложно, чем бесил меня неимоверно.
— Так. Вот, Черный лес. На юг от него.. Что?
— Бурые Равнины.
— Так.. И как там?
— Как.. Бурые равнины.
— Как они выглядят-то?
— Как-как. Ну, бурые. Равнины..
С большим трудом мне удалось добиться от него развернутых ответов, содержащих нужную информацию. Проблема была еще в том, что для того чтобы задать верный вопрос, надо уже знать часть ответа — а я не знал о чем спрашивать. Пришлось объяснять на примерах, представлять гипотетические ситуации, рисовать на земле и коре, расставлять на импровизированных картах фишки.. Умотался — лучше б камни таскал. Патлатый умотался не меньше, а еще и охрип. Но к концу такой насыщенной ночи мы были довольны итогом. Я — тем что представлял более-менее теперь подходы к Мглистым и Пепельным горам, а он, по-моему — тем что я от него теперь отстану и можно будет забиться в тенёк и поспать.
Резервом мы пробыли ровно двое суток. К нам прибежал взмыленный донельзя вестовой и, упав на корточки, протянул Седому что-то в лапе. Нацарапанный на обрывке кожи знак я не знал. Чуть продышавшись, вестовой захрипел.
— Вождь говорит, я только рот. Человек Щербатый ушел. Задержать и вернуть для допроса. Идет к тракту по Тропе Косолапа.
— Щербатый, это один из тех трёх которые уже в лесу к нам вышли?
— Да...
Переглянувшись с Седым и Патлатым, мы рванули на перехват. Догнали Щербатого еще до тракта, на поляне, в глубине леса, но что неприятно — днем. При свете дня из меня например боец не очень, солнце таки жжет, лишнего огня швыряться им направо-налево нет. А он шел спокойно, не скрываясь.
— Щербатый. Вождь приказал тебе явиться к нему, ответить на вопросы. Почему ты ушел?
— Ха! Вы трусы. Вы не желаете сражаться! Я найду тех кто хочет.
— Скажи это Вождю.
— Я не собираюсь тратить на него время. Освободи дорогу, железяка.
— С-сстой.
Я встал на его пути. Он остановился, кутаясь в свою вечную меховую накидку, с некоторой насмешкой смотря мне в лицо.
— И что ты сделаешь? Ударишь своего что ли? Ты что, за этих, за ельфов?..
Я все никак не мог понять что же мне интуитивно кажется неправильным. Вроде, он обычный человек, наш. И говорит хоть и непривычные, но в принципе понятные и объяснимые вещи. Но какой-то вокруг него идет.. идет... эээ... запах? А он продолжал насмешливо смотреть мне в лицо. Меедленно, поводя носом влево и вправо я осматривал его. И так же меедленно, случайно, полушепотом, я пробормотал себе под нос, в тон своим мыслям и своему сконцентрированному желанию:
— Мал ты.. Иль велик..... Покажи свой лик...
Мне в лицо, смотрела харя Ведмедя. В нее, точно в пятак, я и зарядил с левой.
То, что мой первый удар прошел, я потом объяснял только тем что ведмедь был совершенно не готов к тому что я его увижу, а потому совершенно не был готов к удару. Перекувыркнувшись через голову и потирая нос лапой, он вскочил почти мгновенно, и взревел. Крупнее меня раза в полтора и шире этак в три, толстая свалявшаяся шкура, бронированный костяные наросты на морде и шкуре, длиннющие когти на лапах и оскаленные клыки с мою кисть длиной, капающая с них слюна, один клык обломан. Он подскочил ко мне и пробил лапой с когтями в голову, я едва успел закрыться. Он был не медленнее меня — но намного, намного опытнее; уже через полторы секунды один из его ударов проломил мой скользящий блок и вошел мне в плечо. Такое ощущение, что ударили чугунным молотом; я отлетел шага на четыре и впечатался в дерево. Он прыгнул за мной, но я перекатом ушел в сторону и встретил его мечом в правой, остриём в брюхо.
