Гарвесте Аддамс и Узник Азкабана

 — Что здесь происходит? — потребовал Снейп. — Блек, ты... ты кусок драконьего дерьма, как ты посмел сюда явиться!

 — Заткнись, Сопливус!

Было видно, как мастер зелий, буквально захлебываясь ядом, в котором ему хотелось утопить своего школьного недруга, искал подходящие уничижительные выражения. Но обычно острый, язвительный и быстрый на оскорбления язык сейчас подводил его под напором сильных эмоций. На лице профессора Люпина застыло испуганное и тревожное выражение, что делало его похожим на Гермиону, когда той приходилось наблюдать за очередной сварой Драко и Блейза. Знакомая ситуация мгновенно заставила Гарри успокоиться, его напряженные плечи расслабились, а все волнение испарилось.

 — Хватит, — твердо произнес он, выпутываясь из хватки Блека. Все взрослые замерли, ощутив силу магии, наполнившей помещение. Они никогда еще не чувствовали такой силы, той силы, что была в мире до того, как волшебники стали волшебниками, до всяких делений на светлое и темное. Ее не ощущал никто в Британии уже на протяжении ста восьмидесяти лет, но, начиная с этого момента, он берется это исправить. Никому не позволено переходить дорогу Аддамсам.

Взгляд Гарри прожег скрюченную фигурку Питера Питтегрю, и он с довольной усмешкой отметил темное пятно, что расползалось спереди на брюках мужчины.

 — Жалкий человечишка, — прошептал он еле слышно, обращаясь непосредственно к своему пленнику. — Профессор Трелони рассказала мне о тебе, Питер Петтигрю, "скованном, верном слуге, что вырвется на свободу и воссоединится со своим хозяином". Это ведь был ты, именно ты предал Поттеров, не так ли? Не мой крестный, но ты. Ты сообщил ему, где они укрываются. И ты ответственен за то, что я в итоге оказался у Дурслей. Что скажешь, глупый человечек?

 — Аддамс, что ты...

Гарри, не глядя, махнул рукой позади себя и накрепко зашил рот профессору Снейпу. Безболезненно, конечно. Сегодня он хотел слышать крики лишь одного человека — Петтигрю.

 — Отвечай, человечек, — прошипел он низким угрожающим голосом.

 — Н-нет, я бы никогда! Лили... Джеймс...

 — Не смей произносить их имен, предатель! — взревел Блек, но Люпин удержал его на месте. Его янтарные глаза светились звериной силой волка, но он сдерживался, как обычно. Однако Люпин слышал, как завывал волк, чувствовал, как его вой, словно внутренний голос, отзывался на призыв силы, наполнявшей воздух.

 — Ремус — Сириус — мы же друзья...

 — Здесь никто тебе не друг, жалкий человечек. Но ты нам пригодишься. Определенно.

И это было здесь - то, чего он так жаждал: снова ощущать, как великолепная, дикая, восхитительно вкусная магия течет в его алчущий рот, наполняя его силой, делая его могущественней. Магия пролилась на его руку, когда он одним движением погрузил ее в живот Петтигрю, сквозь кожу и мышцы, в горячую утробу, что резко и ласково обожгла его своей пульсирующей теснотой. Уэнсдей бы им гордилась. Он еще никогда не позволял себе настолько забыться, отдаться целиком на волю животной свирепости, хотя именно так он чувствовал себя в ночь убийства Дурслей. Он покончил тогда с ними и с их побоями, и с их насмешками, и со всем тем идиотизмом, что они заставили его выносить в течение пяти лет, их ненавистью ко всему непонятному и отличному от их представления о "нормальности". Всем тем, что он перенес из-за этого человека, хрипящего сейчас в его руках — этого жалкого, презренного человечка, бесполезного за исключением его крови, его боли и его криков.

Гарвесте вырвал руку из раны, из которой начали вываливаться кишки и другие внутренности, и произнес формулу кроветворного заклинания прямо над полутрупом. Следующий взмах позволил зашить зияющую кровоточащую рану по живому, без анестезии. Он собирался хорошенько повеселиться и не мог отказаться от такой прекрасной возможности заполучить тело для дальнейших пыток и экспериментов. Пока он позволил Петтигрю свалиться в обморок. Нужно будет чуть позже обдумать оригинальный способ разбудить его.

Гарри начисто вылизал руку от крови и повернулся, переводя внимание на до сих пор безмолвный дух. Он все еще ощущал слабую утечку своей магии и понимал теперь, что происходило все это время. Том подпитывался его магической энергией, становясь сильнее день ото дня, и заменял ее недостаток своей собственной поврежденной магией. Было видно, как на глазах темнели его волосы, как насыщенней становился цвет его глаз, горевших красным даже в темноте.

 — Круцио! — без всяких преамбул атаковал призрак, и из центра кольца прямо в Гарри полетел алый луч.

Но заклятие ударило Люпина в грудь, и тот с криком упал на пол.

Прежде чем кто-то успел отреагировать, Гарвесте прыгнул сверху на кольцо и сделал то, что мечтал сделать еще с поездки в Хогвартс-экспрессе. Он вгрызся в металл, нащупал темное, пульсирующее ядро болезненной магии и съел его.

* * *

 — Итак, теперь, когда ты видел, что мы, Аддамсы, из себя представляем, как ты смотришь на перспективу пожить с нами?

Они переместились в Запретный лес, на одну из излюбленных полян акромантулов. Он ясно слышал клацанье их жвал в перешептывании густой листвы деревьев, а иногда — громкий вой оборотня, в первый раз в жизни выпущенного на свободу. Гарри удобно устроился на связанном и до сих пор бессознательном теле Петтигрю. Снейп тоже был здесь неподалеку, привязан к стволу дерева, после того как попытался буквально спустить с Блека шкуру в ту же секунду, как вернул себе палочку и "расшил" свой рот.

 — Я— я не знаю, Гарри. Я сам не большой любитель пыток, хотя после того, что сделал Петтигрю... — Загнанный взгляд вновь появился на лице крестного. — Я знаю, это неправильно, получать удовольствие от такого...

 — Неправильно? Почему же неправильно, если он это заслужил? — Он наступил на начавшую дергаться пухлую ручонку и был награжден отчетливым звуком хрустнувших костей. — И это, и много чего еще. Может, хочешь разок попробовать?

 — Но Дамблдор...

 — Он тоже не святой, как бы сам он ни хотел таким казаться для окружающих. У него на счету в прошлом немало темных дел, темных и намного более жестоких, чем-то, что я сделал сегодня, и единственная причина, почему он так ярко теперь сияет, заключается в его неустанных попытках искупить свои грехи — или то, что он таковыми считает.

Гарри видел, как крестный, не отрываясь, всматривался в глубину ночного леса, и понимал, что сейчас все мысли беглеца были сосредоточены на единственном оставшемся в живых друге детства.

 — Он будет чувствовать себя лучше после этой ночи, намного лучше, чем если бы он продолжал отрицать свою природу. Чем дольше ты пытаешься игнорировать подобное, тем больше оно выходит из-под контроля. Быть оборотнем — не проклятие. Это как оружие, и как с любым оружием, все зависит от того, кто его использует. Это сделает его счастливее.

 — Откуда ты знаешь? — всхлипнул Блек со слезами на глазах, хотя он был все же слишком горд, чтобы позволить им действительно пролиться. — Ты — моя единственная семья, ты и Ремус, и все, что я хочу в этой жизни, это знать, что вы счастливы. Это все, о чем я мог думать долгие годы в Азкабане — снова быть с вами, быть свободным. Поэтому скажи мне, откуда ты знаешь?

Ледяные губы тихонько коснулись его лба поцелуем.

 — Ты сам скоро все поймешь. Ты и профессор Люпин отправляетесь со мной в Америку, и я не принимаю отказов.

* * *

Гарри оказался прав. Его семья была в восторге от мысли о предстоящем пополнении обитателей древнего особняка, а уж когда они услышали, что гости собираются задержаться надолго...

 — А это, старик, наша "линия обороны"! — гордо заявил Гомес пребывавшему в длительном шоке Сириусу, демонстрируя ему семейную библиотеку. Он вытащил с полки том "Алчность", открывая проход в потайную комнату с цепями, свисавшими с неразличимого во мгле потолка. — Давай же, дергай за любую!

 — Гарвесте сказал нам, что вы оборотень, — проговорила Мортиша с улыбкой. Они с Ремусом были в старом бальном зале, готовили все к очередному семейному торжеству. — Это прекрасная новость. У Фестера, наконец, появится компаньон для ночных завываний под луной. И вас, безусловно, надо познакомить с кузеном Оно и его семьей. Среди старожилов бытует семейная легенда, что их пра-пра-пра-прадедушка с материнской стороны был оборотнем. У них у всех в роду невероятно роскошные волосы.

Водопроводная труба, проходившая под потолком, затряслась, и мимо них в вихре голубых пузырьков пронеслись две человеческие фигуры.

Несколько секунд спустя Гомес и Сириус вывалились на кучу рыбы, лежавшей в углу сада рядом с домом. Сириус хохотал во весь голос впервые за тринадцать лет, в глазах его сверкал мальчишеский задор.

Мимо них пробежал Драко вместе с целым роем дротиков и стрел, несущихся по следу. Он взлетел по стволу сухого дерева и спрыгнул вниз на Блейза, который мгновенно отступил в сторону, держа боевой топор наизготовку. Через минуту они оба были атакованы вооруженной до зубов Гермионой. Уэнсдей в стороне копала могилу для одной из своих кошек. Пагсли наблюдал за сражающейся троицей, выжидая благоприятный момент, чтобы сбросить на них дымовой снаряд, начиненный вилками.

А Гарри сидел на могильной плите тети Маладоры, обнимая мраморный бюст надгробного изваяния, и широко улыбался, наслаждаясь открывающимся видом. Хорошо быть дома.

* * *

Гарри пробежал пальцами по гладкой поверхности клавиш цвета слоновой кости. Он очень давно к ним не прикасался.

Но его музыка все еще была с ним, прячась под тонким покровом прикрытых век. Все, что ей было нужно — лишь одна первая нота, чтобы начать.

Музыка была легкой, она спокойно покачивалась на волнах воздуха и света, осторожно и ненавязчиво поднимая всех со своих постелей. Она струилась вниз по его рукам, пульсируя вместе с кровью, и его пальцы двигались уверенно, ни разу не сбившись с такта. Он сочинял мелодию по ходу игры и, наконец, совсем закрыл глаза, погрузившись в нее с головой. Ноты стали ощущаться почти физически, он видел их, слышал, как они шепчут ему на ухо свои тайны, щекочут его кожу легкими касаниями, перед тем как раствориться в прозрачном воздухе раннего утра.

- Тиш?

Надежная рука обхватила за талию Мортишу Аддамс, не сводившую глаз с хрупкой фигуры сына, сильно выросшего с тех пор, как он много лет назад впервые притронулся к инструменту, но все еще терявшегося на фоне громады медных труб. Только рост Ларча, возможно, мог попробовать потягаться с высотой древнего органа. Волосы Гарвесте были забраны в хвост той самой, уже потрепанной, любимой зеленой атласной лентой.

- О, мой Гомес...

 — Что такое, querida?

 — Эта музыка, — прошептала она, ее блестящие темные глаза наполнились слезами. Теперь она знала, что случилось с ее любимой, ее смертоносной, устрашающей ядовитой змейкой, почему он в последнее время был немного не в себе. — Ты разве не слышишь? Наш сын влюбился.

- Ах, еще один сердцеед. Что ж, чем больше, тем лучше.