Любимчик богов

Тяжелораненых и тех убитых, что представляли интерес для Особой канцелярии и Разбойного приказа на дорогу перенесли на руках, и споро перераспределив груз на телегах, продолжили путь.

Никто из торговцев даже не думал протестовать, так как все понимали, меньше банд — спокойнее дороги. А из ближайшего городка отправили голубиную почту, и на полдороге до Медведевска их встретили телеги Разбойного приказа, куда и перекидали неприятный груз.

Не успел Горыня вымыться и переодеться с дороги, как его затребовал к себе князь Медведев.

Борода на юном лице Горыни практически не росла, так что взглянув в зеркало, и решив 'Так сойдёт' он поспешил в княжеский дворец.

Князь встретил его приветливо, сразу предложив сесть, и после пары ничего не значащих вопросов перешёл к делу.

— Тут случилась у нас потрава мелкая. — Он усмехнулся. — Слуга князя Стародубского был взят стражей здесь в Медведевске за сыском. И оно бы ничего, коли разыскивали они беглого татя, или вороватого холопа. Но вот интерес к воину Перуновой Сотни, уже совсем по другому ведомству. Это дело особой канцелярии. До греха доводить не стали. Сосед всё же. Но отправили слугу того под конвоем, и письмо я присовокупил. Так, мол, и так, негоже за моей спиной розыск вести, да ещё и на воина справного, в воровстве не замешанного.

— Долго вы его выпасали? — Горыня усмехнулся.

— Словцо какое... — Князь покачал головой. — Но верно говоришь. Выпасали мы его недолго, но людей в том деле было занято с полсотни. Я тебе это к чему говорю. У тебя сейчас в Серебряной избе под четыре сотни серебряных гривен. Это хватит и на титул, и на землицу, и пахарей переманить. Своя земля, своё хозяйство... Никому не обязан, кроме государя нашего, да богов. А Григорий Николаевич, он же не просто так старается. Он тебя сначала понять хочет. Понять, а потом к делу своему пристегнуть. Семейство у него небольшое, всего два десятка человек будет, но шумное, и драчливое. Что ни год, всё лаются друг с другом в губернском суде за межи и доли от доходов. Сейчас всему этому голова князь Стародубский, а ему уже за шестьдесят. Года преклонные, и одна дочка в прямых наследницах. Она конечно по государевому указу — княжной наречена будет, только вот хозяйство ей не удержать. Девка шустрая, да быстрая, на коне скакать да белку самострелом бить. Но в хозяйстве совсем нет разумения. Управляющие конечно найдутся, но и хозяйство без головы — не жилец. И все это понимают, и первым делом сам князь. И сейчас ему просто край как нужен молодой наследник. Тот, кому всё княжество передать можно.

— А мне-то это зачем? — Горыня усмехнулся. — Да будь мне хоть семьдесят, зачем мне грузить на плечи чужое хозяйство? Да я, честно говоря, и своего-то не хочу. Ну, край — прикупить дом хороший в большом городе. И всё. Какой из меня помещик? Нет, мне этот воз и даром не нужен, и с деньгами не нужен.

— Ну то, сам решать будешь. — Князь удовлетворённый ответом Горыни кивнул. — Григорий Николаевич сам к нам решил пожаловать. И за слугу своего виру внести, и как я понимаю, с тобой встретится.

— Да пусть приезжает. — Горыня безразлично качнул головой.

— Я тебе всё это сказываю зачем? Затем что князь опытный баюн. Опомниться не успеешь, как шубу ему будешь заносить на поворотах. Может услать тебя на дальний кордон? Всё спокойнее будет. А я уж перед князем отбрешусь.

— Посмотрим. — Горыня пожал плечами. — Чего гадать? Я от опасностей не бегал ещё, и привыкать не буду. Может, и он мне тапочки будет приносить?

— Скажешь... — Князь фыркнул, но судя по улыбке, и этот ответ молодого воина ему понравился.

6

-Ты куда, Иван-Царевич?

— В чисто поле. Отец велел из лука стрельнуть, на чей двор стрела упадёт — там и невесту брать...

— А гранату к стреле зачем прикрутил?

— Да жениться неохота!

Князь Стародубский въезжал в Медведевск шумной кавалькадой карет, и под грохот подков личной дружины. Проследовав прямо ко дворцу, он вышел на расстеленную к его приезду ковровую дорожку, и с чувством обнявшись с князем Медведевым, и представив свою дочь, пошёл беседуя о приличествующих в таких случаях пустяках. Обсудили виды на урожай, закупки казной отборного зерна, и солонины, а так же погоду и очередную забаву известного вольнодумца князя Кропоткина — паровую коляску. Кропоткин вообще слыл чудаком, но его дом оснащённый электрическим освещением, прудами с фонтанами, и личный летательный пузырь были предметом всеобщей зависти и постоянных сплетен.

Приступив к неспешной трапезе в парадной столовой, князья как добрые соседи, быстро разрешили незначительный конфликт из-за потравы картофельного поля, и подробно обсудили статью в 'Губернском Вестнике' посвященную новому спектаклю заезжей труппы, и возможные стати актрис, на которые оба так и не нашли времени полюбоваться.

После стерляжьей ухи и пирогов 'на шести углах' настало время тщательного анализа всеобщего падения нравов, различные педагогические аспекты воспитания подрастающего поколения, и способы заготовки розг16.

Медведев не торопил события, а его гость тоже не спешил переходить к делу, ради которого собственно приехал. Так уж повелось, что одной из норм этикета являлась неспешность, которая стала синонимом солидности и благочестия.

Наконец, когда принесли сладкие наливки, и закуску к ним, князь Стародубский, пригубив вишнёвую, и как бы случайно поинтересовался:

— Егор Тимофеич, а какова дружина у тебя ныне? Много ли с набора взял, и каковы люди?

— С набора взял две сотни. — Охотно ответил Медведев. — Полторы взял к себе в дружину, два десятка отдал в Разбойный приказ, да десяток в Кромешный. Пятеро ушли в Перунову Сотню, да полтора десятка в Особую. Там у них убыль случилась, так что люди нужны были срочно.

— Целых пять человек в Перунову Сотню? — Изумился Стародубский. — Я вот двоих взял и то, за удачу считаю. А ты целых пять! Смотри, зимой государев смотр Перунова войска...

— То пусть другие беспокоятся. — Медведев усмехнулся. Четвёртого дня взяли банду с кромешником — литвином да пять десятков татей. Князь Елецкий уже наверное с жизнью прощался, когда мои молодцы его со столба снимали. Его да всё семейство. Жалко только кромешника этого живьём не взяли. Дубыня его аккурат пополам ссёк. Так и развалился словно кочан капустный.

— Я тебя не про Дубыню, он воин справный. — Ответил несколько раздражённо Стародубский. — Недаром уже знаки воинских достоинств считать перестал, да серебром шитого медведя носит. Я про молодых твоих.

— Абаш сабельник да стрелок из первейших. Я его тятьку знал. Такой же лихой рубака. Варлам мастер ножевого боя, да ружьем владеет как своей рукой. С двухсот аршин17 пулей в яблоко попадает. Кузьма так тот наверное с топорами родился. Да из скорострелов тоже неплохо попадает. С сорока шагов почти все в круг укладывает. А вот Матвей, тот пластун потомственный. Прадед его, дед и отец пластунами были. Ну и Горыня. Тот на испытании топор из рук Дубыни выбил ногой. Да потом его ханец наш, Кунь Лоу взял в личные ученики. Ну а стреляет он так, что пока пятак подброшенный, на землю упадёт, с двух рук, все двенадцать пуль в мишени будут, да не хуже девятки лягут. Так что воины справные. Но я так понимаю, что тебя Горыня интересует в первую голову? — Медведев улыбнулся. — Помяни моё слово, будет у нас второй Дубыня. Упыря кончил, пробив ему башку топором. До грудины пробил! А у Гордея в один день две банды взял. Пятнадцать покойничков как рядком положил.

Гордей, наш стольник Разбойного приказа уже в столицу отписался, чтобы Горыне Серебряного сокола дали, а Серебряный Сокол, это сразу титул, пусть и невысокий, но это только начало. Будет он как Дубыня — боярином, и сотником или я ничего в воинском деле не понимаю.

— Знаешь же что сын он мне... — Хмуро произнёс Стародубский.

— Знать не знаю, но мысль такая была. Потому и отписал тебе скорой почтой. — Медведев покачал головой. — Но разговаривать тебе с ним придётся самому. Присягу он не принимал. Ни мне, ни государю, так что он свободный человек. Захочет уйти — держать не буду.

В парке, куда пришёл Горыня по распоряжению князя Медведева, было тихо. Дети князя Медведева — сыновья Афанасий, Никон и Лавр уже выросли для игр в парке. Афанасия князь услал на западное порубежье набираться ума, Никон и Лавр учились в столице а, дочери были замужем и проживали в своих имениях. В эту часть парка заходил лишь сам хозяин и травницы, следившие за цветами и кустами, приходившие с утра или вечером. Побродив среди ухоженных деревьев и цветников, Горыня уселся на скамейку из резного дерева, и задумался, строя будущий разговор с князем. Собственно он мог и хотел его просто послать в пешее эротическое путешествие, но в этом мире князя не пошлёшь — себе дороже будет. Но вот заслать его по тому же адресу, но окольным маршрутом — вполне можно и нужно. Самому Горыне ни в одно место не упёрлась возня с хозяйством, если только это не его единоличное и персональное хозяйство.

Лёгкий шорох шагов отвлёк его от раздумий, и повернув голову он увидел бредущую по дорожке девушку с длинными светлыми волосами лет шестнадцати в легком шелковом платье, и легких летних узорчатых сапожках. Девушка была настолько хороша собой, что казалось от лица её исходит лёгкое сияние.

— Ты кто? — Она остановилась, и с изумлением словно увидела жабу в рост человека, уставилась на Горыню.

— Человек. — Горыня уже догадавшись, что видит дочь князя Стародубского, усмехнулся. Но девушка была не только задиристой но и глазастой, и скользнув взглядом по кафтану Горыни зацепилась взглядом за знак на груди изображавший ветвистую молнию, вышитую серебром по синему полю.

— Перунова Сотня. — Задумчиво произнесла Мария, и во взгляде её что-то изменилось. — Из новиков будешь?

— Из новиков. — Горыня кивнул, признавая очевидное.

— Это же вы освободили семью Кирилла Мирославовича?

— Князя Елецкого? — Уточнил Горыня и увидев кивок девушки подтвердил — Мы. Там колдун какой-то привязал их к столбам, хотел, наверное, какой-то обряд провести. Ну, в общем, не смог.

— А кромешник он каков?

— Да некогда его разглядывать было. — Горыня пожал плечами, и подвинулся, давая место княжне захотевшей присесть. — Там и мыслей-то: не поймать шальную пулю, да упокоить всех быстренько. Черный плащ помню, да глаза как два уголька. И вот ещё нос торчал из-под плаща. Ещё руку правую запомнил. Перстень с большим черным камнем, и браслет вроде золотой. И рука такая как у старика. Костистая и в пятнышках вся.

— А говорите не запомнили! — Мария улыбнулась, и от этой улыбки у Горыни неожиданно посветлело на душе. — А страшно там было?

— Да есть конечно. — Горыня кивнул. — Пуля она же дырочку найдёт. Только вот страх свой нужно крепко держать. Не давать ему принимать за тебя решения. Иначе сам погибнешь и товарищей за собой утянешь.

— Странно, вы вроде новик, а рассуждаете как мой дядько Тарас. — Девушка задумалась. А вот к примеру упыря, видеть приходилось?

— Приходилось. — Горыня кивнул. — Только ничего в нём интересного нет. Здоровый как бык, мордочка маленькая, а вместо носа пятачок. И сам он серый а пятачок словно у хряка — розовый. Только твёрдый словно камень. — Горыня машинально потёр костяшки правой руки.

— Вы что его кулаком?!!

— Да не было в руках ничего. — Горыня досадливо вздохнул. — Вот и приголубил на первый раз. А после уже топор кинули, так я его тем топором и... остановил.

— Ну, коли такое мне рассказали бы про Дубыню, я бы поверила. Но вы... — Она насмешливо посмотрела на Горыню. — У вас тоже волшебный топор?

— Нет, дочка, топор был обыкновенный. — Тихо подошедший князь Стародубский улыбнулся, и поправил ленту на плече дочери. — Тот топор сейчас у нашего доброго хозяина в оружной зале висит. А рядом чучело упыря. Можешь сама посмотреть. Да, как посмотришь, проверь воев наших, как устроились, да зайди в лекарский приказ. Там для нас травы приготовили.

Когда Мария недовольно взмахнув полами платья, ушла, князь, не чинясь, присел рядом, и посмотрел тяжёлым давящим взглядом на Горыню.

— Познакомились, значит?

— Нет, — Горыня проводил взглядом уходившую девушку, и улыбнулся. — Она не спрашивала, как меня зовут, и сама не представилась.

— Ну а я представлюсь. Князь Стародубский — тёмник канцелярии Военного Приказа18.

— Горыня. Воин Перуновой Сотни Медведевского уезда.

— Знаешь ведь зачем я приехал?

— Не знаю... догадываюсь. — Горыня покачал головой.

— Твой. — Князь достал из кармана и протянул Горыне на раскрытой ладони оберег, чуть подпорченный пулей.

— Был вроде мой. — Он безразлично пожал плечами. — Заказал я себе у Никифора такой же. Обещался сделать, как из Новгорода приедет.

— Забирай. — Стародубский взял руку Горыни и раскрыв ладонь вложил в неё оберег. — Это я твоей матушке подарил, когда... ну мы...

Горыня спокойно молчал, ожидая продолжения, но князь, видя непробиваемую стену безразличия сам начал заводиться.

— Не знал я о том, что ты на свет появился. Любава понесла тебя, когда я на порубежьи был. Да и после всё никак не вырваться было. А потом сообщили мне, что она померла. А вот оно как оказалось...

— Если что было, князь, всё быльём поросло. — Горыня качнул головой. — Тому уж столько лет, ворошить не нужно. У меня своя жизнь, у вас своя.

— Ты мне сын, и твой дом там. — Князь качнул головой куда-то в сторону.

— Мой дом, казарма Перуновой Сотни. — Горыня помолчал. — Ему вдруг стало жалко этого немолодого человека, но и свою жизнь он не хотел ломать.

— Как ты не поймёшь. — Григорий Николаевич тяжело вздохнул. — Княжья кровь не водица. Мы родственники самим Рюрикам. Род наш от Игоря сына Рюрика, Святослава Игоревича, Владимира Святославовича и Ярослава Мудрого, и князя князей Всеволода Ярославича. Ты даже среди воев Перуновой Сотни будешь выделяться как сосна в поле. А если примешь родство, то через пару лет поведёшь в бой свою сотню, это я тебе обещаю.

— Честь великая, но я откажусь. — Горыня покачал головой. — Хочу быть сам себе головой, и отвечать только за себя.

Князь, едва сдерживая себя, резко вскочил, посмотрел в спокойные зелёные глаза Горыни, и... натуральным образом сдулся. Постоял и шлёпнулся обратно на скамейку, потому что ноги отчего-то не держали. Не так он представлял себе этот разговор. Мальчишка, смеет отказываться от такой чести! От несметных богатств рода Стародубских?!! Но одна мысль грызла сердце словно червь. А если Любава сказала ему, кто его отец? Или передала через родственников? И рос он в деревне, наверняка не всегда досыта ел, ходил в обносках, (а то он не знает в чём крестьянские дети бегают!) и думал об отце, живущем в каменных палатах, и евшем на серебре. Смог ли он сам после такого оставаться спокойным как этот мальчишка? Смог ли он сказать 'всё быльём поросло' и даже не высказать и тени обиды?

Ощущая, как уходит слабость из тела князь тяжело вздохнул и посмотрел в глаза сыну.

— Хорошо. Делай, как знаешь. Но помни — дом твой будет ждать. — Встал, и не оглядываясь ушёл быстрыми шагами, словно боясь что его остановят.

Горыня вернулся в казарму, и до вечера лежал в постели, прикидывая варианты развития событий, но в итоге его сморило в тяжёлый и тягучий сон, из которого вынырнул уже утром с гудящей головой и усталостью во всём теле.

Но тренировку никто не отменял. Пришлось собирать организм в кучу, и выходить на пробежку, которой начинался день Перуновой Сотни.

Потом из него вынимал душу в течении трёх часов Кунь Лао, шлифуя навыки снижения численности человечества, и едва волоча ноги Горыня побрёл в мыльню.

Но молодой организм восстанавливается быстро, и уже через час, вымытый и переодетый во всё чистое, Горыня сидел в кабинете младшего письмоводителя княжеской канцелярии, и учился грамоте.

Буквы этого мира лишь напоминали известную ему кириллицу, и даже порядок букв был другим. Зато цифры были арабские, что было весьма удачно. Во всяком случае, письмоводитель проверив навыки счёта у Горыни, больше к этому вопросу не возвращался.

Вечером, когда свирели у Перунова Дома оповестили о зажжении жертвенного огня, он уже стоял у дверей мастерской, с большим свёртком и котомкой в которую сложил всякие деликатесы купленные у лучшего трактирщика в Медведевске. Горыня всегда старался прихватить гостинец для мастера, выказывая тому уважение, и мастер ценил его знаки внимания.

На этот раз Горыня собрался пополнить свой арсенал гранатами, и попробовать сделать нормальную пушку для Дубыни. С заряжанием с казённой части и осколочным снарядом.

Нужная болванка нашлась сразу, а вот сверление такого ствола, да ещё термообработка и всё остальное заняло почти три дня. Затвор он сделал самым простым — продольно-скользящим как у Мосинки, а заряжание вручную.

Для демонстрации он увёз Дубыню далеко за город, где был овраг. Под слегка насмешливым взглядом богатыря распаковал пушку, зарядил, и мысленно помолившись Перуну, нажал спусковой крючок.

Ахнуло так, что в голове потемнело, и опомнился Горыня сидя на заднице, сжимая в руках оружие и очумело мотая головой. Зато в том месте, куда попал снаряд, всё было переломано, и чуть дымилась небольшая воронка.

— А ну-ка. — Гигант легко взял пушку, и сдвинув затвор назад, посмотрел как вылетает стреляная гильза и вложил новый заряд.

На этот раз Горыня заткнул уши ладонями, и смог увидеть, как снаряд врезается в ствол дерева, и как само дерево превращается в груду щепок.

— Изрядно. — Дубыня, довольно качнул головой. — Сам придумал? Не отвечай, знаю что сам. Нет такого оружия ни в Нижнем, ни в Москве. А летит далеко?

— Не пробовал ещё. — Горыня покачал головой. — Ты же видишь, как меня унесло. До этого только раз и стрельнул, и то, в тисках зажал механизм. Так чуть не вывернул стол вместе с тисками.

— Царская пищаль. — Дубыня кивнул. — Чем поклониться тебе, брате?

Горыня улыбнулся.

— Придумаю что-нибудь ещё — сделаю. Только вот снарядов к ней маловато. — Он протянул Дубыне патронташ, где в кармашках торчали ещё семь зарядов. — Но если девицы из лекарской избы принесут ещё кислоты, то можно будет сделать.

— Принесут. — Дубыня кивнул, и прихватив оружие за цевьё, пошёл к лошадям.

— А вместо поклонов лучше расскажи, как тут с девицами дело обстоит. А то глаза разбегаются да не понять никак, к кому подойти-то можно. Уж больно под венец идти неохота.

— Кстати, девки тобой уж сильно интересовались. Всё выспрашивали к кому в городе ходишь.

— Интересовались это хорошо, — Горыня усмехнулся. Организм требовал своё, но патриархальность местных нравов несколько пугала. — И вот куда её вести если что? А коли понесёт?

— Ну вести можешь и к себе в комнату, и у них в лекарском приказе мест хватает. А что понесёт, не беспокойся. Они же все грамотные. Знают, как всё правильно сделать. — Дубыня хитро усмехнулся. — Такое учиняют, что разума лишишься. Нет в этом деле лучше их. И сегодня у них праздник. — Он поднял указательный палец вверх. — Пойдём-ко заглянем к Трифону, пусть приготовит яств всяких, да напитков, а мы к вечеру подойдём.

Легонько хлопнув коня по шее, Дубыня оглянулся и увидев, что Горыня пристроился рядом, пустил першерона рысью.

— А к городским не ходи. Тама они все про замужество думают. Если что, и князь не поможет. А мало будет травниц, так сведу тебя со швеями Небесного приказа. Там конечно летуны пасутся, но для нас двери не закроют. Тоже с понятием.