Тёмное начало

На первом этаже разговаривали и до юноши долетали отрывки фраз. Разговор касался его.

— Только тише.

— Ты его видала? Он не только не слышит, но и видит, небось, не все.

— Красивая была... Бедняжка — послышались всхлипы.

— Гулящая вот и довертела хвостом.

— Зря ты, такую жизнь по собственной воле не выбирают. Да и добрая была, помню дитё соседское разболелось, так сидела как со своим.

— Я ее доброты не видала.

— Ты же сегодня дома, был кто у нее?

— Говорю же, не видела.

— Глаза у тебя бегают, врать то не умеешь.

— Только не вздумай, кому взболтнуть. Был у нее хахаль, поругались, покричали и разбежались. Мое дело сторона, но только когда на улицу выскакивал, на меня напоролся — глаза дикие во рту пена — страха натерпелась, аж кувшин уронила. По мне так он и прибил, кому еще?

— Так чего сидим надо стражу позвать, может, найдут убивца.

— Чего? За ней заторопилась? Ты же видела, как он ее искромсал, места живого не оставил. Нет уж.

— Как он выглядел? — голос был по прежнему чужим, человеческие ноты исчезли.

— Ну, наконец, очнулись. Кто выглядел то хоть? Послышалось вам, мы тут о вышивке...

— Не его тебе нужно бояться — юноша сделал шаг вперед, и служанка затряслась как лист на ветру — Говори.

— Пузатый такой, борода до груди, а черепушка как стол — ни волосинки.

— Заходил раньше?

— Хаживал и часто, но то до вас было.

Юноша спешил, теперь он знал, где сможет узнать нужное имя. Ноги сами вынесли к 'Алым фонарям', привратник услужливо отворил двери перед частым посетителем, и он вошел.

— Мне нужно ее увидеть — Кер направился в сторону левой лестницы.

— Но... — девушка за стойкой растеряно покосилась на охрану.

— Мадам не принимает посетителей — дорогу преградили двое крепких парней, в руках у которых оказались небольшие дубинки, судя по размерам залитые свинцом.

Юноша отправил их на пол, не сбавляя шага, сегодня не день церемоний.

Двери под сильным толчком отворились.

— Что там за шум? — не отрываясь от чтения, произнесла женщина, сидящая за массивным столом. Годы не пощадили, когда-то красивое лицо, но глаза остались такими же выразительными. Довершали образ массивные очки в костяной оправе, сидящие слегка нелепо на крючковатом носу.

— Мне нужны ваши учетные книги мадам.

— Успокоитесь молодой человек, я не ваша ровесница, чтобы повышать на меня голос. Потрудитесь объяснится.

— Джейн мертва и мне нужно знать, кто был с ней последним.

— Джейн? Когда? — голос вздрогнул.

— Я сейчас от нее — голос упал до шепота, а затем снова обрел твердость — Мне это нужно и вы знаете, что я получу.

— Но ваш мастер не одобрит... — Кер прервал.

— Не будьте наивны, вы же видите. Мне все равно.

— Я понимаю, вы были близки, но это не повод...

— Для меня повод. Если следующим вашим действием будет не то, что мне нужно, я начну ломать ваши кости... Буквально.

— Не пугайте. Я, таких как вы, повидала достаточно, но беря во внимание ситуацию... — она задумалась на мгновение, лоб прочертила глубокие морщины — Джейн и мне была близка, так что держите — она протянула стопку бумаг — Но этот дом они не покинут.

— Нет необходимости.

На поиски ушло пять минут, на бумаге ровным почерком указывались место и время встречи, а также имя девушки и клиента. Джейн встречалась нечасто и за последние месяцы не попадалась совсем.

— Здесь нет сегодняшнего дня.

— Она в последнее время часто отказывалась — она с жалостью посмотрела на юношу — Но бывает, девушки договариваются напрямую — женщина пожала плечами — Сожалею — она подошла и взяла его руку — Вы так молоды, у вас все еще впереди. Гор проводит.

Охранник, прижимая к груди распухшую руку, сопроводил до выхода.

Когда за юношей закрылись двери, в кабинете зазвонил колокольчик. Мгновение спустя в дверь протиснулся невысокий паренек в ливрее. Покрытое веснушками лицо выражало услужливость.

— Гора позови — слуга склонился в поклоне, все-таки не зря держала их в строгости, ситуация была из ряда вон, но никаких вопросов даже взгляда.

— Отнесешь это к графу, смотри доставить непременно — мадам протянула вошедшему сложенный конверт запечатанный личной печатаю на алом воске — И смотри по сторонам.

Портьера позади колыхнулась и замерла, словно под дуновением сквозняка. Только вот там глухая стена. Приобретенная за годы выдержка подвела — по телу женщины пробежала дрожь.

Когда за спиной Кера захлопнулись двери, в голове промелькнула неприятная мысль. В таком состоянии, конечно, могло показаться, но мадам вела себя странно. Дрожь в голосе, печальный облик — все к месту, выверено и от того странно. Нужно задержаться. Через некоторое время показался старый знакомец, тот самый детина и озабоченно озираясь быстрым шагом, двинулся прочь. Он явно спешил, прохожие шарахались в стороны, стараясь не попадаться на пути. Через десять минут ходьбы тяжело дыша, остановился у ворот двухэтажного особняка и нетерпеливо задергал колокольчик у входа. Перед открывшим слугой тотчас появилась свернутая бумага. А затем пришедшего пропустили внутрь.

Похоже юноша нашел того, кого искал, ожидаем, был и обман мадам, наверняка о его визите уже знает мастер и даже захоти Кер поквитаться за ложь, рядом будет кто-то из своих же. И жизнь клиента сохранила, вернее сказать, думала, что сохранила. Мастер говорил правду — женщин не надо недооценивать.

Руки непривычно дрожали и больших усилий стоило унять их. Чувства нужно забить в самый дальний уголок, сначала дело, потом все остальное.

Он пытался себя контролировать, но переступив порог, глаза накрыло красной пеленой. До замутненного сознания долетали лишь отголоски криков и жалобных стонов. Те отрывки, что всплывали в памяти, позже старательно загонялись в самые глубокие недра, лишь бы не видеть искривленные в ужасе лица. Очнулся лишь над распростертым телом, руки и ноги прикручены к основаниям кровати остатками одеяла, во рту кляп, какая-то синяя тряпка. Человек явно без сознания, на левой части обритого черепа красовался лиловый синяк. Сколько времени прошло? Порядочно, кровь на руках успела превратиться в багровую корку. Что он сделал? Все потом. Кляп покинул свое место, а пощечина вернуло в чувство.

-Хочешь кричать? Кричи, вопи во все горло. Тебя не услышат, некому, понимаешь, некому. Твоя жена уже не проснется, о других говорить не буду они тебе явно безынтересны — всего лишь прислуга. Можешь не отвечать, ответ я знаю.

— За что?

— Ты ударил ее пять раз. Судя по тому, как много крови она потеряла, бил не спеша, вдумчиво, так не убивают по злости, так поступает только тот, кто хочет растянуть приятный момент.

— Я ничего не... У меня много...

— Денег? Мне нужно, что-то более ценное. Твоя жизнь, например.

Клинок вонзился по рукоять.

— Раз. Знаешь в чем разница между нами? Мне не нравится убивать, не нравилось — поправился Кер — Молчишь? Это шок, сейчас пройдет, и мы продолжим. Ты должен чувствовать все.

— Два. Еще одно отличие, я знаю точно куда бить. Вижу, ты отдохнул.

— Три. Посмотри на меня, это последнее что ты увидишь в своей никчемной жизни.

— Четыре. Сейчас заканчивается не только твоя жизнь, но и моя. Я нарушил самый важный закон моих братьев, убил по желанию. Но знаешь, мне понравилось, и я с удовольствием повторил.

— Пять, прощай.

Кер встал с кровати, в мыслях зияла пустота. Вышел аккуратно прикрыв дверь.

А развернутая записка так и осталась лежать на прикроватном столике, сквозняк всколыхнул бумагу, и открылось послание, написанное ровным красивым почерком "Приглашаем, вас на еженедельное собрание клуба. Новая программа специально для Вас. С уважением, всегда ваша В.В."

Кер мягко закрыл дверь и прислушался. Ни звука, дом застыл, как и его покалеченные обитатели. Закончено, единственное, что имело смысл, завершено, остался лишь последний аккорд — самому погрузиться в небытие. Исход встречи с мастером один, нарушив правило, Кер подписал себе приговор, но это не заботило, как и все другое. Бледный юноша с обнаженным клинком в забрызганных кровью одеждах неторопливо брел по улице пугая ранних прохожих.

Тяжелая капля сорвалась с острия и отправилась в краткий полет. Глухой звук и снова тишина, только его шаги и завывание ветра, мгновения тянулись неспешно. Он шел, а за ним тянулся след, замершие алые капли оброненными драгоценными камнями сверкали на белоснежном снегу в свете тусклых фонарей. Пальцы, сжимающие рукоять, побледнели от холода, но он не чувствовал, внутри пустота — он просто шел. Тот мир, в котором он жил уничтожен, снесен под основание, как утлый домишко сметен ураганом.

И когда юноша без стука вошел в знакомый кабинет его уже ждали.

— Вижу, тебе есть, что сказать. Садись.

Кер опустился в кресло и рассказал о произошедшем. Спокойно, без истерики и эмоции. Страха не было, только странное любопытство. Как все это произойдет? Клинок или голые руки? Как долго будет длиться боль? Что там за краем? Когда-то в этом же подземелье, он думал, что уже шагнул в пропасть.

— Ты нарушил правила и имел смелость вернуться. Таких мало. Стержень есть, нужны только время и дело.

Кер поднял голову, это не то, что он планировал услышать.

Кер.

Понимание того, что человек, которого ты ценил, никогда рядом с тобой не будет, обрушивается как горная лавина. И то, что все изменилось, осознаешь только тогда, когда сделать что слишком поздно. Остается только отзвуки тех отношении, вспышки воспоминании, которые как ни старайся всплывают время от времени. И что остается? Уехать далеко, чтобы не видеть знакомых мест, дающих толчок к очередным мучениям. Мелькают лица, такие разные и такие одинаковые. И как-то за всем этим забывается, что и она не была идеальной. Все это сейчас на втором плане, главное ее нет, и не будет никогда. А в голове по-прежнему только Она. Может это наказание за поступки? В это можно поверить, человек не безгрешен, и он тому подтверждение. Но зачем же так жестоко? Если бы ее никогда не было... Не случилось боли, страха, отчаяния, но и радости и тех минут тоже... Впервые в жизни не оставалось сомнении в собственных чувствах, они такие реальные, настоящие до крика. В который уже раз он запрещал себе думать об этом, но снова ловил себя на запретном. Забывался и снова начинал говорить с ней, объяснять, доказывать свою правоту, а попросту оправдываться. Он уже забыл, когда в голове появлялись другие мысли. А что если это навсегда? Но боль же не может быть вечной. Как же он хотел, чтобы все это закончилось, уснуть и не проснуться. Насколько же он не приспособлен к реальной жизни? Ведь люди всегда страдали, и будут страдать.

Временами казалось, что сможет.

Новая жизнь. С чистого листа. По-новому. Слова в голове звучали сначала бодро и жизнерадостно, постепенно теряя свою напускаемую позолоту, выставляли неприглядные внутренности. Он боялся — вот, правда, боялся до онемения, до нежелания быть и существовать. Такого чувства не было никогда ни во времена бурной молодости, когда его могли удавить приятели за кусок хлеба, ни позднее. Заставлял себя думать о постороннем, но мысли незаметно возвращались к Ней, память, как неторопливый палач выхватывала отдельные черты, позволяя вновь почувствовать то что уже не повториться наяву, заставляя замирать в бессильной ярости. Неужели он так слаб? Всю жизнь считал себя крепким, а сейчас... а сейчас раздавлен, тщательно освежеван, но оставлен в живых, чтобы порадовать своих незримых тюремщиков нескончаемой агонией. Закрывать глаза было особенно страшно, но скоро и это перестало спасать, ее образ мерещился повсюду, седьмые сутки без сна давали о себе знать. Время от времени взгляд выхватывал из толпы счастливые пары, в такие мгновения мрачная улыбка пробегала по губам. У них есть время, шанс все сделать правильно и даже если будут ошибаться, с кем не бывает, всегда можно покаяться и вернуться, исправив все. Они могли, он нет... Не вернуть, не извиниться, не попросить прощение за все глупости и оплошности, совершенные им за их краткое знакомство. Он согласен был на пустоту, на полное отсутствие чувств, но только не на эту ежеминутную пытку. В такие мгновение все доводы отступали.

Он всегда считал себя особым, всегда, сколько себя помнил. Критика была и подчас довольно жестокой, но голос внутри тихо нашептывал, что он такой один и все у него получиться, но сейчас... Голос молчал, непривычно тихо было в голове, мысли, возникающие сами по себе и уходящие в никуда, такие привычные покинули его. Что будет завтра? Сейчас этот вопрос не беспокоил. Он был жив и мертв одновременно. Разбуженный сознанием внутренний голос сначала невнятно оправдывался, а потом и вовсе затихал, словно эхо в глубокой и темной пещере. Он всегда не понимал людей, винивших других в своих промахах и ошибках, старался смотреть под разными углами, подчас ссорясь с близкими. И сейчас сознание привычно невольно показывала его промахи, поступки, которым он не придавал значения и только теперь... А как хорошо было бы обвинить другого... Так просто переложить всю вину на другого человека, сказать — вот он причина моих бед и несчастий. Жаль, что он другой, не такой как все. И так будет всегда.

Покой не приходил и ночью, если ему и удавалось уснуть, то приходили кошмары. Один преследовал особенно часто.

Основная часть его сна — мешанина из образов. Хаос, сотканный в голове, причудливо закружился в воронку, то и дело мелькали знакомые лица, места. И враз все обрывалось. Темнота, густая чернильная залила все вокруг. Впереди возникла запертая дверь, из-под которой струился мягкий и теплый свет, такой знакомый. Ручка сама неспешно повернулась. Это была ванная, ее ванная. И там была она, живая, такая реальная. Вода закрывала ее до плеч. Волосы забраны в пучок, чтобы с таким трудом выпрямленные они не превратились в упругие пружинки кудрей. Она улыбалась и звала к себе. Руки сами потянулись к ее телу, еще раз прикоснуться, почувствовать тепло кожи. На этом обычно все обрывалось, если ему везло... Если же нет, пальцы касались холодного трупа.

Лекарство подсказал мастер.

Кер с головой ушел в тренировки, физические упражнения изматывали, но дарили спокойствие, пусть и на время. Утро начиналось вместе с восходом солнца. Небольшая пробежка до обрыва лишенных, привычное уже расстояние он покрывал за три с половиной часа, дабы усложнить процесс к голеням пристегивал гнутые свинцовые пластины. Затем лес, тот же бег только по пересеченной местности. Его обучение уже никто не контролировал, он делал это сам, для себя. Тот рой мыслей, что блуждал в его голове, могло успокоить только это. В обители появлялся только чтобы получить задания.

Жаль, что тело имеет ограниченные ресурсы. В моменты вынужденного отдыха привычно налетели мрачные мысли.

Убить себя, прекратить это пустое существование — выход, но сделать такое с собой он не мог, страшно. А вот уснуть и не проснуться, да этого Кер бы хотел. Но наступало новое утро и его глаза снова открывались, поэтому юноша рисковал везде, где мог. Коварная судьба не желала так легко отпускать, агония должна продолжаться. Шрамы добавлялись регулярно, но решающего последнего удара так никто и не нанес.