Хроники ицкаронской Стражи. Дело о подсвечниках Расты

Честно сказать, в своих словах милорд Квентин был совсем не уверен. Леди Филония Товуэлл происходила из знатного, но пришедшего в упадок эльфийского рода Лайесов, и была младше своего супруга на добрых три сотни лет. С точки зрения милорда Квентина, несколько циничной, надо признать, их брак походил больше всего на брак по расчету, во всяком случае, со стороны леди. Конечно, после свадебной церемонии добрачные чувства супругов друг к другу имели мало значения — любовный напиток[14] действовал всегда безотказно, но, тем не менее, милорду Квентину сложно было представить, что нашла молодая (по эльфийским меркам, конечно) девушка в таком перезрелом и ничем, кроме значительного состояния, не примечательным женихе, каким был лорд Товуэлл.

— Однако же, даже если предположить, что вариант с подсвечниками для вас будет недоступен, ведь есть же и другие пути, — заметил милорд Квентин. — Можно обратиться в Главную алхимическую лабораторию, к примеру. Сейчас алхимики научились творить настоящие чудеса, как я слышал.

Про чудеса, которые научились творить алхимики, милорд Квентин не только слышал, но одно такое чудо имел возможность наблюдать по несколько раз в неделю. Это чудо звали Лучией, она была дочерью Уиннифред Цельсио и милорда Льюра Лавадера и частенько заходила за мамой на работу в конце дня. В сопровождении отца, конечно. Строго говоря, Лучия была лишь химерой, которую Вэнди создала из собственного генетического материала, смешав его с генетическим материалом милорда Льюра, но они оба относились к девочке как к самой настоящей дочери. Что касается милорда Льюра, то тот решительно отказывался понимать, чем его маленькая Чии хуже детей, которые приходят в этот мир более традиционным способом, и в этом его поддержали его родители, а также родня из самого крупного эльфийского клана Силоринов, что было равнозначно общему признанию. Однако дальнейшие слова лорда Товуэлла показали, что равенство между химерой, созданной в инкубаторе, с ребенком, рожденным естественным способом, спешили признать не все.

— Увы, милорд Квентин, к сожалению, если подсвечники будут утеряны, нам останется лишь одно — поручить алхимикам создать искусственную химеру, поскольку более традиционный путь с контролируемым зачатием для нас закрыт. Возможно, вы не знаете, но мы уже обращались в Лабораторию. Более того, вначале алхимики внушили нам надежду на удачный исход; искусственное зачатие состоялось, а леди Филония уже готовилась принять в себя нашего ребенка. Но он погиб буквально накануне операции. Нам объяснили, что так бывает, особенно в таком тяжелом случае, как наш и снова обнадежили, предложив повторить процедуру. Но, увы, повторные попытки не привели к успеху. Алхимики бились с этим почти год, и, в конечном итоге, развели руками, предложив нам химеризацию. Мы же решили сначала пойти в Храм Плодородия, и госпожа старшая жрица подарила нам новую надежду. Увы...

Лорд вздохнул, взял со столика свой бокал и в три глотка осушил его.

— Странно, — сказал милорд Квентин, снова наполнив бокал лорда. — Чаще сначала обращаются в храм, а после — к алхимикам. Вы же, наоборот, решили сначала довериться науке, а уж после — Великой Матери.

— Ну, в этом ничего удивительного нет, — сказал лорд Товуэлл. — Все просто: мы с Филонией какое-то время надеялись справиться своими силами. После пяти лет бесплодных попыток, мы решились узнать, в чем именно состоит наша проблема. Разумеется, никто лучше алхимиков не мог бы ответить нам на этот вопрос. Оказалось, что с моей супругой все в порядке, а что касается меня, то, несмотря на то, что внешне у меня никаких проблем с мужской точки зрения нет, стать отцом мне довольно затруднительно — возраст почти лишил меня такой возможности. Но алхимики сразу предложили нам свою помощь, и даже, как я уже сказал, внушили надежду. К сожалению, пустую. Ах, подумать только, если бы мы сразу решили пойти в Храм Плодородия! Возможно, у нас уже был бы ребенок, а может быть, и не один!

— Кстати говоря, а не думаете ли вы, что подсвечники похитили для того, чтобы помешать вашим планам стать родителями? — спросил милорд Квентин.

— Как? Вы так считаете? — ужаснулся лорд Товуэлл.

— Ну, гипотетически, — пояснил милорд Квентин.

— Вы говорите ужасные вещи, Квентин, — сказал лорд Товуэлл. — Кому могло понадобиться такое?

— Ну, об этом я как раз и хотел спросить вас, мой лорд. Быть может, у вас есть недоброжелатели или даже враги? Или, может быть, у вашей супруги?

— Нет, нет, что вы, — замахал руками эльф, едва не пролив вино из своего бокала. — Наоборот. Мое... наше несчастье нашло такое сочувствие у окружающих! Никогда еще я не получал столько участия со стороны родных и друзей. К примеру, мой кузен Алеф ежедневно посещал Лабораторию для того, чтобы узнать, как там идут дела. Он так за меня переживал! Оно и понятно — он вполне счастлив в браке, у него трое детей и ему горько видеть мои страдания. Я даже сначала не стал говорить ему, что мы обратились в Храм Плодородия, чтобы не волновать его. А родственники Филонии! Они окружили ее заботой и состраданием, они так поддерживали ее, когда стало известно, что операция откладывается. А наши друзья! Я уверен, не держи мы в тайне, что собираемся пройти ритуал Зарождения, они бы уже заполнили наш дом со словами соболезнования и поддержки.

Лорд Товуэлл так разгорячился, что у него пересохло во рту, но ицкаронское вино вполне помогло ему справиться с этой небольшой бедой.

— Вам очень повезло с окружением, — кивнул милорд Квентин. — А, кстати говоря... я уже спрашивал, но вы не ответили. Кто вам сказал, что мы уже арестовали вора и что подсвечники пошли в переплавку?

— Ах, простите, моя вина, — извинился лорд Товуэлл. — После того, как нам стало известно, что подсвечники похищены, я не смог не подлиться своей печалью с Алефом. Он решил мне помочь, и сегодня отправился наводить справки в Храм Плодородия и ваше Управление. Он-то и принес мне этот слух, уж не знаю, от кого он его услышал. Впрочем, за его достоверность он не ручался, и как видимо — не напрасно. Обязательно скажу ему, что тому, от кого он получил эти сведения, доверять не стоит.

Лорд сделал паузу, чтобы снова избавиться от сухости во рту.

— Ах, Квентин, — сказал он. — Семья — это очень важно. Ее роль начинаешь понимать особо остро, когда вас постигает несчастье вроде моего. Без семьи мы почти что как без... без... без чего-то очень важного. А дети, Квентин, вы понимаете?! Квентин, вы пока слишком молоды, чтобы уразуметь, сколько это для меня, для нас значит! На вашем месте я бы уже сейчас побеспокоился о своем потомстве, ведь время летит быстро — оглянуться не успеете, как молодое крепкое дерево превратится в старый дуб, крепкий снаружи, но с червоточиной изнутри и без всякого намека на желуди.

Милорд Квентин покосился на бокал в руке лорда Товуэлла. Там оставалось совсем немного светлой влаги, на самом донышке. Однако в этот раз милорд Квентин подливать вина лорду Товуэллу не стал.

— Ну уж, скажете тоже, — покачал он головой. — Да и вам рано падать духом. Не все еще потеряно, следствие не собирается бросать вас на произвол жестокой судьбы, оно приложит все силы, чтобы вам помочь. Так и передайте вашей супруге, ведь она, наверняка, волнуется не меньше вашего.

— Ох, вы тысячу раз правы, мой молодой друг, — воскликнул лорд Товуэлл. — Про вас многое болтают, но вы, без сомнения — благороднейший из эльфов, какого только смогло породить наше обнищавшее время. Прошу меня простить, мне действительно надо поспешить утешить леди Филонию. Ах, бедняжка! Она так страдает, так страдает...

И лорд Товуэлл, оставив пустой бокал на краю столика, встал с кресла, поклонился милорду Квентину и не слишком твердой походкой поспешил из гостиной. Милорд Квентин проводил его взглядом, допил свое вино, которое на протяжении всей беседы он потягивал мелкими глоточками, и наполнил свой бокал еще раз. Будучи эльфом только наполовину, он вполне мог позволить себе выпить даже бутылку вина, не слишком пьянея, в отличие от лорда Товуэлла, захмелевшего с поразительной даже для эльфа быстротой.

Чуть позже, за ужином, подкладывая фруктовый салат на тарелку своей троюродной сестре миледи Лазурике Эорин, милорд Квентин спросит у нее:

— Скажи, Рики, а у Алефа Товуэлла сильный магический дар?

Миледи Лазурика, которая только что с увлечением рассказывала о скором приезде в город на гастроли Суранской Оперы, прервет свой рассказ на полуслове, недовольно наморщит носик, но на вопрос кузена все же ответит:

— Довольно заурядный, примерно как у твоего отца. Говорят, лет двести назад, во время Войны[15], он служил боевым магом во флоте. Правда выше лейтенанта так и не поднялся — талант не позволил. Твой Эрик, к примеру, минимум втрое его сильнее. А почему ты спрашиваешь?

— То есть, он вполне способен переместить на десяток-другой метров восьмисотграммовый груз с помощью левитации? — спросит милорд Квентин, проигнорировав вопрос кузины.

— Для этого особо сильный талант совершенно не нужен, — пожмет плечами миледи Лазурика.

— Но его талант вполне позволит ему прожить еще лет двести-триста? — поинтересуется милорд Квентин.

— Может быть и больше, — согласится миледи Лазурика и сделает еще одну попытку удовлетворить свое любопытство. — А что он тебя так заинтересовал?

Но милорд Квентин лишь кивнет своим мыслям, улыбнется миледи кузине и задаст вопрос о репертуаре Суранской Оперы. Миледи Лазурика дернет плечом, понимая, что ответа на свой вопрос она не получит, а это значит, что дело касается работы милорда Квентина — той части его жизни, куда он пускал родственников с крайней неохотой. Поняв это, она не станет обижаться на своего кузена, но воспользуется ситуацией и возьмет обещание с милорда сходить в оперу вместе, зная наперед, что выполнение этого обещания не доставит милорду Квентину удовольствия.

* * *

Квартира Эрика стоила ему семи грифонов в неделю — то есть больше половины его жалования. За эти деньги он получал в свое распоряжение половину этажа в трехэтажном доме на Четвертой спице, там, где обычно селились люди, не имевшие средств или желания тратиться на собственный особняк с прислугой, однако же, привыкшие к просторным светлым помещениям, высоким потолкам, горячей воде, влажной уборке дважды в неделю и вежливому консьержу на входе в подъезд. В такой квартире вполне прилично было бы жить и капитану Стражи, если бы у того не было собственного дома. Стать капитаном Стражи Эрику ближайшее будущее не обещало, а вот магом он был уже сейчас, так что квартира вполне соответствовала его представлениям о том, как должны жить люди с дипломом МКИ и головой на плечах.

Придя домой, Эрик отправил свои покупки — бутылку местного розового вина, коробку шоколадных конфет, имбирное печенье и половину головки суранского сыра в ларь-сохранитель, а сам, перехватив всухомятку два бутерброда с ветчиной и приняв холодный душ, отправился спать, предварительно нашептав несложное заклинание-будильник.

Проснувшись около двадцати минут двенадцатого вечера, или, вернее сказать, ночи, Эрик заварил свежий чай, однако пить его не стал, а вместо этого заглянул в кладовку, где хранились вещи старых хозяев, достал оттуда истоптанную пару ботинок, упаковал их в бумажный пакет, и, оставив его в прихожей, вышел из дома.

Вернулся он не один, а в сопровождении светловолосой девушки, примерно одного с ним возраста, одетой в легкое летнее платье. Мягкие, почти детские черты ее лица вполне можно было назвать красивыми, но красота эта была совершенно не крикливой, а какой-то очень тихой и домашней. На полголовы пониже Эрика, который, к слову сказать, сам был невысок, девушка напоминала молодое хрупкое деревце, березку или, скорее тополек. Впрочем, видимо, она была гораздо крепче, чем казалась, потому что без всякого труда поддерживала сильно хромавшего на правую ногу Эрика.

— Как же ты завтра на работу пойдешь с подвернутой ногой? — озабоченно спросила она. — Ведь если бы не я, ты и до дома дойти не смог бы.

— Пойду как-нибудь, — беспечно произнес Эрик, поцеловал девушку в уголок рта и не без сожаления отпустил ее плечи, за которые обнимал, используя в качестве опоры. — Я надеюсь, к утру пройдет. В крайнем случае, на извозчике доеду. Ты проходи, не стесняйся.

И прищелкнув пальцами, включил свет в гостиной, куда ловко и пропрыгал на одной ноге. Девушка, однако, так и осталась топтаться на пороге.

— Я, наверное, лучше домой пойду, — сказала она неуверенно. — Поздно уже. Жаль, что ты так спотыкнулся неудачно.

Эрик в два прыжка снова оказался рядом с девушкой.

— Нет-нет-нет, — зачастил он. — Куда ты пойдешь, Зайка? На улице темно и страшно, я тебя не отпущу!

— Не могу я остаться, — сказала она. — Ночью молодой девушке неприлично находиться в квартире молодого человека.

— Во-первых, ты все равно уже тут находишься, — резонно заметил Эрик. — Во-вторых, молодой девушке неприлично ходить по улице ночью. Не говоря уже, что я не просто какой-то молодой человек, верно?

Он снова обнял ее за плечи и повлек в гостиную. Поскольку девушка особо не сопротивлялась, у него почти получилось, но тут внезапно выяснилось одно обстоятельство.

— А чего это ты вдруг хромать перестал? — удивилась девушка. — Ты же ногу подвернул, наступить на нее не мог.

— Эээ... а она прошла вдруг, — ответил Эрик. — Не болит больше. Это все от того, что ты рядом — так на меня исцеляюще действуешь.

Девушка одним движением освободилась от его объятий и нахмурила брови.

— Ладно, — вздохнул Эрик. — Извини, Зайка. У меня все в порядке с ногой было. Это просто хитрость такая, чтобы тебя сюда привести.

— А я-то, глупая, тебя еще отнести на руках предлагала... Эрик, тебе не стыдно? Зачем это было делать?

— Если бы ты отнесла меня на руках — было бы стыдно, — ответил Эрик. — А так — чего мне стыдиться? Если бы я просто тебя пригласил, ты бы не пошла. Сказала бы, что ночь, что ты девушка приличная и все такое. А я очень хотел, чтобы ты пришла. Ну не сердись, Зайка!

— Если бы днем пригласил — пошла бы, — сказала Зайка.

— День, ночь — какая разница?

— Большая. Ночью в гости не ходят.

Эрик посмотрел девушке в глаза. Она, все так же хмурясь, встретила его взгляд прямо и твердо. Кажется, это маленькое соревнование в гляделки Эрик должен был проиграть. Однако так просто сдаваться он не собирался.

— Вообще-то, я тебя сюда не в гости привел, — сказал он, чуть прищурившись.

Зайка, на секунду растерявшись, сморгнула. Но затем ее взгляд стал каким-то очень острым, левый глаз она чуть прикрыла, а черты ее лица потеряли всякую присущую им мягкость. Эрику уже доводилось видеть это выражение на лице констебля Стражи Банни Стоклонг, которую друзья называли Зайкой. Именно с таким выражением лица Банни целилась из своего арбалета.

— Дааа? — спросила она тоном, который не сулил Эрику ничего хорошего.

— Да, — сказал Эрик решительно и твердо. — Именно так. Я тебя сюда привел, чтобы ты тут осталась. Со мной. Жить. А не просто для того, о чем ты подумала.