| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
И опять всё у них сходилось. Оба — лётчики-испытатели, оба — старшие лейтенанты, по три кубаря в петлицах. Но Кравченко чуть-чуть, но опережал. Он на испытательную работу перешёл раньше и уже успел получить орден. Большая редкость по тем временам, да и сейчас, впрочем, тоже.
Жаль, конечно, что дали ему не настоящий боевой орден Красной Звезды, а всего лишь трудовой 'Знак Почёта', которым обычно награждали пастухов и доярок за удои и привесы. Отчего в народе к нему крепко прилепилось прозвище 'Весёлые ребята'. После появления на экранах одноименной кинокартины.
Но был этот 'Знак Почёта' Григорию по-своему дорог. Как знак того, что и командование, и товарищи, оценили молодого пилота по достоинству. А, ведь, чего скрывать, поначалу из-за маленького роста его и в авиашколу-то принимать не хотели.
Кравченко вышел из пике у самой земли, перевернул машину, и пронёсся вниз головой над взлётной полосой на бреющем.
'Принимать они не хотели!' — усмехнулся Григорий. Он тогда заявил в приёмной комиссии, что он тут не погулять вышел, что в авиашколу его направил комсомол, и что принять его надо! А что касается роста, то хоть он у него и невелик, но управлять самолётом позволяет. Если опустить сиденье основного истребителя Красной Армии И-5 до упора, то у него под ногой ещё останется пять сантиметров! Сам специально проверял!
Начальник приёмной комиссии, усмехнулся и сказал:
— Ну, раз, ты так хорошо знаком с истребителями, то, никуда не денешься! А ведь придется нам, товарищи, взять этого боевого хлопца!
А потом судьба снова развела их с Серовым. И опять они получали вести друг о друге через друзей и знакомых.
Анатолий сражался с мятежниками в далёкой Испании. Командовал авиаотрядом, а потом эскадрильей. Сбил пятнадцать самолетов и вернулся на родину с тремя боевыми орденами. Стал Героем Советского Союза, полковником. О нём теперь знала вся страна. Тут он Григория круто обошёл.
Когда Анатолий вернулся в Москву, они и поговорить-то толком даже не успели. Потому что теперь пришла очередь старшего лейтенанта Кравченко убывать в загранкомандировку. Но поехал он не в Испанию. В Испанию ему ехать не хотелось. Как-то не очень хотелось ему идти по проторённому пути.
На другом краю Евразии полыхала не менее кровопролитная война. И там тоже очень нуждались в советских лётчиках-добровольцах. Вот, где можно всех опередить, думал тогда Григорий. Но это оказалось не так. Повоевали до него и там.
Впрочем, вскоре об этих смешных мальчишеских амбициях он позабыл напрочь. А вот своего первого боя ему не позабыть, хотя и боёв, и сбитых самолетов потом было достаточно...
Это произошло чуть больше года назад, двадцать девятого апреля тридцать восьмого года. В день рождения Микадо, японского императора, в небе над Ханькоу.
К городу рвались самурайские бомбардировщики. С обоих сторон в бою участвовало более сотни самолетов.
Когда Григорий набрал высоту, строй бомбардировщиков уже рассыпался.
'Чижи', истребители-бипланы И-15, вступили в бой с истребителями раньше 'ласточек', монопланов И-16, и разбили их на мелкие группы. Идущие вслед за ними бомбардировщики не выдержали натиска, стали сбрасывать бомбы, куда попало и на предельных скоростях поворачивать обратно.
Он подошёл к самураю практически вплотную. Огромная туша вражеского бомбардировщика с красными кругами на крыльях закрыла весь прицел. Промахнуться было невозможно. Он и не промахнулся. Бомбовоз загорелся и свалился в штопор.
Потом он сбил ещё один бомбардировщик, но и сам вляпался по самое никуда. Увлекся атакой, и забыл про осмотрительность.
Григорий понял, что по нему стреляют, только когда сквозь гул мотора услышал частую дробь, и всем телом ощутил удары вонзающихся в его 'ласточку' пуль. Вывернувшись из-под прицельной трассы, он оглянулся и увидел самурая. Из пробитых баков хлестал бензин и горячее масло. Оно забрызгало очки, и обожгло лицо. Сорвав очки, Григорий сам перешёл в лобовую атаку, но вражеский истребитель, сделав переворот, снова стал заходить ему в хвост.
Григория выручил Антон Губенко. К этому времени мотор подбитой 'ласточки', сделав несколько перебоев, зачихал и смолк. Пришлось садиться на 'брюхо' прямо перед собой. Спасибо Антону, а то сожгли бы его на планировании!
Как давно это было! Григорий снова набрал высоту и выполнил целый каскад фигур высшего пилотажа. Где-то далеко внизу раскинулся аэродром Научно-испытательного института ВВС.
'Антон... Какой был хлопец!' — Кравченко крутил бочки и петли одну за другой.
За бои в Китае им обоим присвоили звание Героев Советского Союза три месяца назад, в один и тот же день. Но Антона уже два месяца как нет. Убился на маневрах. Ребята рассказывали, что он атаковал наземную мишень и чуть-чуть не рассчитал во время пикирования. В авиации чуть-чуть иногда бывает слишком много.
'Вот так. Сначала Валерий Чкалов, потом Антон, а теперь вот Анатолий с Полиной...' — вращал вокруг себя землю с какой-то неистовостью Григорий.
Это произошло на учебно-тренировочных сборах. Они летали на отработку слепого полета на спарке и разбились. В этом полёте в задней, закрытой кабине сидел Анатолий, а Полина должна была его подстраховывать. Но не сумела.
Витька Рахов первым нашел место катастрофы. Он потом рассказывал, как, осматривая местность с высоты, увидел тёмную массу народа. Люди бежали со стороны расположенного невдалеке села, потом вдруг останавливались, застывали на месте. Они окружали что-то на земле.
Когда Витька сел рядом, ему рассказали, что самолет сначала летел на высоте около четырёхсот метров к рощице за селом, потом сделал круг, полетел по прямой назад, затем вернулся, начал виражить и внезапно сорвался в штопор. После нескольких витков он перестал крутиться. Но не успел выйти из пикирования и врезался в землю.
Кабина Серова была открыта. Видать, в последний момент он открыл её, вывел самолёт из штопора, но высоты не хватило. Чуть — чуть...
На место катастрофы немедленно вылетела правительственная комиссия. Говорят, Смушкевич плакал, как ребенок.
'Нет, Григорий Пантелеевич, жениться будем погодить. И без того вдов достаточно!' — подвёл итог Кравченко. И вспомнил вдруг, как красиво Анатолий ухаживал за Валентиной.
Серов увидел её на вечеринке у Александра Ляпидевского, и весь вечер танцевал только с ней одной. И следующие два дня не отходил от неё ни на шаг, возил в театр, в клуб писателей. А на третий день, сидя с ней у неё дома, предложил выйти за него замуж. Ну, разве она смогла бы устоять перед Анатолием Серовым! Разве смогла бы отказать летчику, комбригу, трижды орденоносцу, Герою Советского Союза!
Но неделю она всё-таки продержалась. Они договорились, что Валя съездит в Ленинград, посоветуется с матерью. Вечером он проводил её на вокзал, а на следующее утро прилетел в Ленинград на своём истребителе. Когда она приехала к матери, Анатолий позвонил туда, напросился в гости, и тут же приехал, прихватив с собой своего боевого товарища, командующего ВВС Ленинградского военного округа комкора Евгения Птухина в качестве поддержки. Мать против брака дочери, понятное дело, не возражала. Весь день Анатолий и Валентина провели вместе, гуляли по Ленинграду. Вечером он посадил её в поезд. А утром, на вокзале в Москве, опять встречал с огромным букетом сирени. Ну, как тут устоять! На восьмой день знакомства, они поженились.
'И прожили вместе ровно год,' — Григорий посмотрел на бензиномер. Стрелка дрожала у красной черты. Пора на посадку!
Круто спикировав к посадочному 'Т', Кравченко убрал газ и, резко сбросив скорость на выравнивании, выпустил посадочные щитки. Затем, над самой землей, в ускоренном темпе вращая рукоятку, выпустил шасси. Сорок два оборота. Пятнадцать секунд. Такую посадку он отрабатывал на всякий случай, как вынужденный выход из боя с посадкой под угрозой атаки противника. Только в реальном бою надо будет садиться ещё быстрее — не выпуская шасси, на 'брюхо'.
Кравченко хорошо запомнил, каким безпомощным он себя чувствовал, когда его подбили в том, самом первом в его жизни, бою и он планировал с заглохшим мотором...
Самолет он притер на три точки у самого 'Т'. Как и положено прославленному асу.
Зарулив на стоянку и отстегнув привязные ремни, Григорий пружинисто выпрыгнул из кабины. Все мышцы приятно ныли. 'Эх, хорошо!' — потянулся он.
К стоянке подкатила 'эмка' начальника аэродрома. Из неё выскочил комбриг Сузи и замахал Григорию рукой, подзывая к себе. Кравченко отстегнул лямки парашюта, забрал у техника фуражку и поспешил к машине.
— Здравия желаю, товарищ комбриг!
— Здравствуй, Григорий Пантелеевич! Мы тебя уже тут заждались!
— Летал согласно плану полётов.
— Да, знаю я. Давай садись и дуй в Москву! Начальник Управления ВВС срочно вызывает.
— Что-то случилось опять?
— Да, нет, вроде ничего... Тьфу-ты, чтоб не сглазить! Вызвали тебя и Рахова. Без объяснения причин. Он уже уехал. Давай догоняй.
Григорий кинул на заднее сиденье реглан и сел рядом с шофёром, который только этого и ждал. Завизжали шины и 'эмка', быстро набирая скорость, понеслась вперед.
День был прекрасный. Лето, опережая календарь, уже вступило в свои права. Григорий, положил фуражку на колени, опустил боковое стекло и выставил наружу ладонь. Они мчались по широким проспектам столицы, и только что политый асфальт лихо шелестел под колёсами.
Когда им приходилось притормаживать на перекрёстках, юные москвички в лёгких летних платьях, переходя дорогу, вовсю заглядывались на молодого лётчика-майора, на тёмно-синем френче которого сверкало сразу аж три ордена. Григорий делал вид, что не замечает этих взглядов, но, поймав белозубую улыбку озорной чернявой дивчины, не удержался и широко улыбнулся ей в ответ.
Вспыхнув на мгновение, улыбка тихо растаяла на его лице. Чем-то неуловимым эта неизвестная москвичка напомнила ему Полину Осипенко.
'Как она рвалась в небо!' — подумал Григорий.
Они были знакомы с Полиной еще с лета тридцать первого. Хотя какое это было знакомство! Он — стриженный, вечно голодный, восемнадцатилетний курсантик, а она — взрослая двадцатипятилетняя замужняя женщина.
Её муж, Степан Говяз, служил лётчиком-инструктором в авиашколе, а Полина работала буфетчицей. Платье в цветочках, белый фартучек с маленькой голубой эмблемкой школьной столовой. И, кажется, не была она тогда такой рослой, крепкой и решительной, какой её потом узнала вся страна. Впрочем, кисейной барышней она и в те времена не выглядела. А как загорелась стать пилотом, так и вовсе на неё управы не стало.
До самого Климента Ефремовича дошла, но добилась, чтобы её зачислили в авиашколу! Но сначала мужа одолела, чтобы научил ее летать.
'Вот, настырная дивчина была!' — усмехнулся Григорий.
Учебные полеты происходили на нескольких площадках, куда к полудню на самолете У-2 привозили стартовый завтрак. В этих полетах муж разрешал ей подержаться за управление. Так она летать и выучилась.
Снова он услышал о Полине уже в тридцать шестом, когда в Кремле на Всесоюзном совещании жён командного и начальствующего состава она на всю страну пообещала с трибуны 'летать выше всех девушек мира!'.
И, кстати, слово своё сдержала. Три международных женских рекорда высоты, два международных женских рекорда дальности! За эти рекорды и ордена имела. А прошлой осенью за дальний беспосадочный перелёт ей присвоили звание Героя! Вся страна за неё переживала, вся страна ей гордилась. Знали её, правда, уже как Осипенко. Фамилию она поменяла после нового замужества. Не удержал Степан жар-птицу.
Да и фамилия у него была какая-то совсем не геройская.
Григорий познакомился со вторым мужем Полины, летчиком-истребителем Александром Осипенко, пару месяцев назад, когда Михаил Иванович Калинин им обоим вручал в Кремле грамоты Героев Советского Союза и ордена Ленина. Григорию — за Китай, а Александру — за Испанию.
'Вот так и встречаемся. Раз в полгода. От указа, до указа. Да еще на похоронах...' — Кравченко нахмурился. Что-то его сегодня заклинило на похоронные темы. Об этом думать — только беду накликать! Он покосился на шофёра, как будто тот мог прочесть его мысли и неправильно понять.
'Хватит раскисать, Григорий Пантелеевич! Не к лицу летчику-испытателю Герою Советского Союза такие настроения! Лучше давай подумаем, зачем тебя начальство вызывает. Наказывать, вроде, особо не за что. Поощрять тоже...' — гадал Григорий.
В этот момент 'эмка' подъехала к крыльцу Управления ВВС РККА. Кравченко выскочил из машины, взбежал по лестнице и, козырнув дежурному, хотел доложить о прибытии. Но полковник нетерпеливо замахал рукой:
— Давайте, давайте товарищ майор, уже все собрались!
Григорий быстрым шагом поднялся на второй этаж и вошел в приёмную начальника Управления ВВС командарма второго ранга Локтионова. Она была переполнена лётчиками, оживлённо разговаривавшими между собой. Сплошь знакомые всё лица.
'Оба-на! А ты-то сетовал, что редко видимся!' — подумал Григорий, пробираясь сквозь толпу, и на ходу пожимая протянутые руки.
От блеска орденов рябило в глазах. Полковники, майоры и капитаны, большинству из которых не было ещё и тридцати. В основном это были 'испанцы'.
'Ага, вот и 'китайцы'!' — Григорий поздоровался с Леонидом Орловым и Александром Николаевым, а затем поискал глазами Рахова.
Виктор стоял рядом с 'испанцами', которых хорошо знал по летно-испытательной работе и вместе летал в 'красной' пилотажной пятёрке во время воздушных парадов. Борис Смирнов возбужденно развивал какую-то мысль, что-то втолковывая Павлу Коробкову и Сергею Грицевцу.
Всех интересовало, зачем их собрали. Да ещё по персональному отбору, из самых разных мест. Высказывались самые разные предположения, одно другого фантастичней. Но все сходились на том, что это неспроста.
В приёмную, так и не оправившись после тяжелейшей прошлогодней аварии, и сильно хромая, вошёл комкор Смушкевич. Пилоты кинулись к своему любимцу и покровителю с вопросами, но он только махнул рукой, и скрылся за дверью кабинета Локтионова.
Через пару минут начальник Управления вышел, и сообщил, что все они — двадцать два летчика — по персональному списку вызваны на совещание к наркому обороны Маршалу Советского Союза Ворошилову. Он их уже ждёт.
Когда все расселись, Ворошилов оглядел присутствующих, и сказал:
— Мы собрали вас сегодня, товарищи лётчики, в связи с важными событиями. Одиннадцатого мая японо-маньчжурские части нарушили государственную границу дружественной нам Монгольской Народной Республики.
Коротко пояснив общую обстановку в районе боёв, Ворошилов перешел к главному:
— Позавчера утром семь И-16 вылетели на перехват звена японских истребителей. В результате этого первого воздушного боя только двое летчиков вернулись на свой аэродром, остальные были сбиты. Четыре наших летчика погибли, один был ранен. А самураи, наоборот, не потеряли ни одного своего самолета!
Лётчики зашевелились, озабоченно переглядываясь. А Ворошилов, тем временем, продолжал:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
