Задание- выжить. Главный Файл, Исправленный

Пока наш план продолжал развиваться успешно. Двое татей остались сторожить дверь и лошадей, привязанных к очень удобно вкопанным жердям, а остальные пошли в лес, обшаривать наш 'тайный схрон'. Как только они скрылись из глаз, мы с Пантелеем выскочили из укрытия и бросили ножи да сюрикены. Летняя жара заставила саксонцев снять толстую одежду, а простые льняные рубашки не могли защитить от метательного оружия. Подбежав к свалившимся солдатам, мы их быстро разоружили. Тут, после условного стука, открылась дверь и выскочившие деревенские мужики для надёжности ударив деревянными молотками по вискам татей, забросили трупы за угол. Перезаряжая пищали, я поблагодарил Пантелея. Всё же его броски были точнее, а мне ещё много придётся тренироваться, да и силёнок набраться надо.

Медленно и осторожно выглянув из-за кустов, я убедился, что и другая часть нашего плана проходит на ура. Бандиты как раз убрали слой песка под которым пряталась первая дверь и с большим трудом открыли её. А всё же идея фальшивого схрона получилось замечательной. Я специально показал капитану, как мы сносим туда всё самое ценное, что есть в деревне. В будущем мы выроем ещё не один схрон и получше, но главное, все тати в округе должны знать именно об этом, липовом. Наконец, четверо бедняг зашли вовнутрь, чтобы открыть вторую дверь. Выстрелы вмиг покончили со всей тишиной летнего леса, выпрыгнувший из замаскированной ямы Дитер ударом ноги захлопнул дверь и прирезал тех из упавших солдат, которые ещё подавали признаки жизни. Быстро подбежавшие мужики забросили заранее подготовленные тяжелые брусья и камни на упавшую дверь и начали оттаскивать и обшаривать трупы. Полюбовавшись их довольными лицами, я подошёл к двери и, постучав по дереву, спросил:

-Братки, а вам там не холодно? Так посидите тут ещё.

Алесь

. Мы с Раймисом по очереди наблюдали за тропой, и наконец, под вечер, дождались 'гостей'. Когда они тенями пролетели рядом с нами, я озвучил условные сигналы и расслабившись, перевернуться на спину. Наконец-то можно отдохнуть спокойно. Если всё пойдёт по плану Тада, то дальнейшие не должно меня касаться. Я любовался медленно наступающими вечерними сумерками, заслушался последними трелями дневных птиц и, насладившись душевным покоем, досчитал последние хлопки, прозвучавшие со стороны деревни. Раймис хотел мне что-то сказать, но я знаком показал ему молчать. Вставая я втянул в лёгкие чистый воздух с запахом сосновой хвои, и запел. На усиленные попытки мальчишки остановить мою песню я не обращал никакого внимания.

Тьма......

Дитер

Когда из леса послышались хлопки пищалей и к нам выбежал окровавленный Раймис, каждый из нас, прихватив оставленные саксонцами ружья, уже успел спрятаться за деревьями. На виду остался только пастух Арунас, подхвативший как куклу упавшего без сознания ребёнка. Он нашептывал ему на ухо что-то успокаивающее и не замечал ничего вокруг. Прибежавший вслед за дитятком лейтенант Фридрих довольно проговорил:

— Ну, что, сучонок, хотел сбежать? Скоро я познакомлю тебя и ваших друзей с любимой игрой дедушки Фридриха.

Тут я не выдержал, выбежал из укрытия и поскакал к нему. Да вообще, выбежали все наши. Саксонец не успел даже вытащить саблю, как на него посыпались удары, но громкий выстрел быстро охладил нас. Тадас, подув на дуло пищали, зашипел:

— А ну ка, все спрятались, мы ещё не знаем сколько их.

Подождав минутку и не услышав ничего необычного, он знаками показал молодым шляхтичам и Пантелею, что те должны пойти в лес и всё проверить. Как ни странно, жесты, знакомые мне по голливудским фильмам, поняли все присутствующие и 'бойцы' тенями скользнули в лес. Тадас подошёл к пастуху, забрал у тихо скулящего мужика ребёнка, наложил на него руки, минуту спустя начал трястись и упал без сознания. После чего нам пришлось их обоих тащить на руках в деревню.

Там, уже появились наши женщины и, увидев двух принесённых 'мертвецов', заголосили вовсю. А тут ещё Пантелей принёс окровавленного Алеся и я совсем растерялся. Ситуацию спас Отец Игнаций. Он приказал нескольким женщинам принести воды и промыть раны у ребят, а остальным велел не голосить без толку, а лучше молиться Деве Марии, чтобы она помогла бедным невинным ягнятам.

Я отошел в сторону, стараясь не разреветься в слух и ощущая чёрную пустоту в груди — жизнь без друзей теряла для меня всякий смысл. Я подошёл к телу лейтенанта. Мы все думали, что он мёртв, но я, проверив пульс, заметил ещё некоторые признаки жизни. Подозвав пару дружков Пантелея, я сказал:

— Отнесите его в поруб. Он будет умирать очень медленно.

Тут, со стороны второй дорожки в нашу деревню, к нам подбежали Тарас с Римасом. Увидев всех наших братьев, лежащих в тени дуба, начали рвать рубашки на себе и жалобно скулить. Это безобразие остановил Отец Игнаций:

— Перестаньте выть! Они все просто потеряли сознание, скоро сами поднимутся.

В деревне наконец-то установилось тишина, нарушаемая только шуршанием ветра в листве и ржанием коней. Тут я заметил как старший из юнцов выводит из леса великолепного жеребца.

— Нашёл привязанным к дереву, недалеко от нашего поста. Наверно лейтенант не хотел появляться в деревне, пока всё не утихнет, но услышал наших разведчиков и решил подстраховаться, — проговорил он.

Я подошёл к лошади, похлопал по шее, подул ей в нос, короче, успокоил бедное животное. Как поступать с добычей, будут решать Тадас с Пантелеем, но этого красавца я выторгую себе. Я обратился ко всем собравшимся вокруг меня.

— Пан Пантелей, пусть все выложат собранные трофеи на лужайке рядом с колодцем. Все трофеи, даже самые мелкие. Когда пан очнётся, надо будет всё разделить по справедливости.

Потом подозвал пару женщин и отвёл их к схрону. Там уж вовсю наблюдались попытки пленников вырваться. Размечтались голубчики. Попросив женщин набросить сверху ещё камней, а затем снять одежду с трупов ( в хозяйстве всё пригодиться), я забрал одиноко сидевшего пастуха и отвёл его к Раймису. Увидев, что тoт уже начал спокойно дышать, а рана на лице постепенно затягивается, мы успокоились. А когда осмотрели Алеся, то прямо почувствовал, как гора с плеч упала. Обычное сотрясение мозга, которого у него и так считай, что нету. Полежит пару дней в постели и будет бегать, как новенький.

Подойдя к лужайке, где лежали все наши трофеи, я застал там бледного Тада. Он сидел, прислонившись к дубу и молчал. Я попросил разрешения самому заняться дележом добычи и приступил к работе. Сначала я вытащил у одного нашего мужика припрятанный за пазухой кошелёк, он что, решил такого пройдоху как я облапошить, думал не увижу, потом подошёл к Пантелею и, показав пальцем на младшего юнца спросил:

— Припрятанный кошелёк и дорогой кортик он сам вытащит, или ты его попросишь?

После того, как казак с помощником достаточно попинали убогого, а припрятанные трофеи легли рядом с другими, начали делит добычу. Старались не обидеть никого, а вороватым бойцам доходчива объяснили, почему их доля сейчас меньше. Меня удивила только странная просьба паневича— коней, оружие и все заметные вещи поменять на другие, которые не примелкались в этих местах. Но когда он разъяснил, почему такая конспирация, люди Пантелея ещё больше его зауважали. Оставили по моей просьбе только красавица жеребца, для улучшения породы.

Деревня успокоилась только тогда, когда уже совсем стемнело — слишком много всего ещё нужно было сделать. Дети постарше вырыли в лесу десять могил, но по просьбе священника похороны погибших отложили на завтра, когда узнаем их имена и сможем, по обычаю, помолиться за их грешные души. Тем более, что остальным татям не мешало ещё и исповедаться. Проведали лейтенанта, у которого, как оказалось, женщины сразу забрали почти всю его одежду, опасаясь, что в ней спрятано оружие. Пришлось даже бросить ему охапку сена, чтобы не замёрз до смерти за ночь. И только потом, договорившись, кому когда стоять на страже, смогли наконец разойтись отдыхать. Только ко мне сон никак не шёл.

Алесь

Проснулся я с дикой головной болью. Первое, что я увидел было заплаканное лицо матери, а потом сидевших сзади младших братьев и сестры. Я поднял руку к голове, нащупал повязку и застонал. Мама сразу послала братика за Тадом и тот скоро появился. Он молча смотрел на меня, и я, поняв, что от него ни слова не дождёшься, спросил:

-Что со мной?— Говорить было трудно, но должен же я знать, что произошло.

Тадас ответил после некоторой заминки:

-Получил прикладом по своей глупой башке. Надеюсь следующий раз не будешь таким раззявой, вот и Раймис из-за тебя сильно пострадал. А сейчас вставай и на улицу, ты должен при этом присутствовать. Только осторожно, никаких резких движении. Я пытался было тебя лечить, но все мои силы ушли на мальчика. Так что шишку носить будешь — как знак доблести.

Когда я, выйдя на улицу, ощутил первые лучи солнца, моё головокружение потихонечку начало уходить. А присев под дубом, я даже почувствовал, как тот делится со мной своей силой и этот прилив сил наконец заставил мысли в моей голове шевелиться.

Как мне начал разъяснять Римас, севший рядом со мной, сейчас как раз происходил суд над татями. Их одного за другим приводили поодиночке на поляну, где собрались все наши мужики и люди Пантелея, а так же Отец Игнаций, и допрашивали. Не знаю, как на них сумел воздействовать Дитер, но они его боялись до усрачки. Ещё бы, ведь никому из них ни разу не удавалось солгать Дитеру или даже умолчать о чем-то — тот сразу говорил вслух всё, что человек хотел утаить. Под конец все окружающие, слушая вольный перевод Пантелея, начали смотреть на Дитера, как на посланца карающих небес. Вопросы в основном касались их прошлых дел разбойников,— где у них главная база, сколько таких банд действуют в округе. Ситуация складывалась безрадостная. Вместе с двинувшейся саксонской армией, в движение пришли и банды мародёров. Они, конечно, пока старались действовать скрытно и не оставлять улик, так что нашей деревне крупно повезло. Но от их рассказов о том, каким способом они веселились в предыдущих деревнях, мои волосы стали дыбом, а лица наших мужиков вообще покрылись смертельной бледностью. Спокойными оставались только Пантелей с помощником, прожившие, как я понял, очень бурную жизнь. И как не странно, Тадас — по крайней мере рассказы о том, что лейтенант Фридрих был большим любителем маленьких детей, не произвели на него видимого впечатления. Он только попросил, чтобы уже теряющий сознание Отец Игнаций и дальше протоколировал все признания пленных.

Когда очередной пленный заканчивал говорить, его уже полностью сломленного подводили к священнику, тот отпускал ему грехи и осуждённого отводили в лес.

Четвёртым по счёту судили самого предводителя — брата Капитана Маркуса Корбица. После ночи, проведённой в землянке, он растерял последние остатки гордости и тихо скулил. Как пошутил, Пан Тадеуш — обычное состояние садистов и убийц, когда они чувствует приближающуюся смерть. От брата Капитана мы наконец услышали, где спрятаны украденные вещи и как этот тайник найти. Когда вся церемония закончилась и убийцу повели в лес, Тадас окликнул меня.

— А ты, чё расселся? Думаешь тебя это не касается? Пошли со мной!

Не понимая за чем, я последовал за ним. Когда пришли на поляну, где пара юнцов закапывала свежие могилы, жуткие мысли закружились у меня в голове — неужели я настолько провинился? Но Тадас вложил мне в руки окровавленный топор и сказал:

— Теперь твоя очередь исполнять приговор. Отруби ему голову.

Я посмотрел на топор, на кровь, на татя, положившего голову на плаху — и потерял сознание.

Последним, что я услышал, было:

-Йоганн Корбитц, хочешь ли ты жить?

Тадас

Когда Йоганн, на конец, совсем сломался, я на практике применил некоторые, почерпнутые из прошлой жизни, знания о вербовке людей. Множество раньше прочитанных книг о системах работы Гестапо и НКВД подсказали мне, что делать и я не просчитался. Человек, которого только что спасли от плахи, согласился на все наши условия, подписался под всеми нашими бумагами, он хотел одного,— дальше жить и дышать воздухом. А когда мы показали ему бумагу, где было нарисовано его лицо и описаны его преступления, он сломался окончательно.

Пришлось его успокоить, что он мне нужен живым и здоровым, что он будет не пленником, а моим помощником. А великое дело будущего, в котором он сможет принять непосредственное участие, зажгло в его глазах свет безумия. Этот разговор я вёл только в присутствии Дитера и Тараса. Другим не надо пока знать, что я замышляю, а в разговоре с Пантелеем пришлось сослаться на то, что пока надо проверить данные об тайниках с сокровищами, вдруг это всё ложь. Но когда они через пару дней привезли все товары нам, танцевала вся и деревня. Вот только сразу возникла проблема — все женщины отказывались дальше ходить в своих лохмотьях, и каждая хотела щеголять в шелках. Пришлось пригрозить им батогом, а потом долго обьяснять, что в это время, когда вокруг шастают банды разбойников, только последняя дура будет наряжаться в шелка — только после этого они угомонились. По крайней мере я так думал, что угомонились, пока не застал через неделю двух наших дворовых девок, Вилму и Лайму, примеряющих роскошные наряды к очередному приезду Рыжика. Но это другая история.

А пока вовсю шла наша работа С Йоганном и Пантелеем. После того, как по округе пошли слухи, что мы хорошо наварились на этой маленькой операции, появились и люди у старого казака, и крестьяне, желающие осесть в эти смутные времена на нашей деревне. А Йоганн вовсю отрабатывал своё помилование — рыскал по окрестностям в поисках знакомых бандитов. Находя таких, он начинал рассказывать о богатой деревне, которая, якобы, находится под зашитой самого короля, но знает, как туда незаметно пробраться, и если пошевелиться, то можно успеть взять добычу и смыться, и никто ничего не узнает...

Так мы почти очистили округу от бандитов. А когда у нас появилось ещё несколько осведомителей, то пришлось учредить даже маленький отдел, подготавливающие такие нападения, и заняться операциями второго и третьего уровня.

И ещё, Фририх Тюрк и вправду умирал долго. Тут я остался глух к просьбам Отца Игнация. А Раймис перешёл под личное покровительство Алеся. Пусть он, постоянно видя изуродованное лицо полуслепого ребёнка, всегда вспоминает к чему может привести минутная слабость.