Поднимается ветер (главы 1-17)

Он осторожно высвободил рукав из рук Бандзана и попытался удалиться, бормоча под нос извинения, но не ушел далеко, перехваченный Киёмицу.

— Эй, а скажи-ка, ты здесь все постоялые дворы знаешь? — спросил он.

— Ну да.

— Давай-ка отведи нас тогда к дому Фусабуро.

— Это у которого старшая дочь страшная-страшная или у которого жена гуляет с гончаром Будзиро?

— Этот тот, у которого дом на окраине, — прорычал Киёмицу. — Давай, веди быстрее, а то и так полночи прошло.

Стражник привел их к нужному месту довольно быстро, после чего скрылся. Вдвоем Бандзан и Киёмицу омылись во дворе, набрали воды в бочку и запихали туда грязную одежду, оставив стирку на утро.

Когда они поднимались наверх в свои комнаты, в коридор высунулся Ямага и уставился на них.

— Вы где были? — спросил он, протирая глаза кулаками и зевая.

— Там, где все интересное ты уже пропустил, — скорчил страшную рожу Киёмицу.

— Что, правда? — сон казалось моментом слетел с мальчишки.

— Нет, — раздраженно буркнул Бандзан. — И никогда не слушай то, что говорит тебе этот пустозвон, а то вырастешь таким же.

Стоило только Бандзану коснуться футона, как он провалился в глубокий сон без сновидений.

ГЛАВА ШЕСТАЯ,

повествующая о посещении Го-Ти Якуси и его спутников дворца Девяти Врат в Киото

Наутро, кое-как простирнув одежду, Бандзан и Киёмицу развесили ее на стропах корабля сушиться, а сами погрузились на борт, завернувшись в одеяла, чем вызвали немало удивленных взглядов.

О происшедшем ночью они рассказали Якуси, который не проронил ни слова, лишь покачал головой. Зато Ямага приставал к самураям всю оставшуюся дорогу, выспрашивая подробности ночной стычки. В отличие от Якуси, его история привела в неописуемый восторг. Впрочем, Киёмицу всю ночь после драки с бусо мучили кошмары, спал он плохо, а потому против обыкновения не был расположен к травле героических баек. Так что Ямаге волей-неволей пришлось успокоиться. Бандзан же, хоть и выспался нормально, пребывал просто в мрачном настроении.

Привалившись к деревянным сундукам со спасательными крыльями, он прислушивался к тому как Сабуро напевает себе под нос. Негромкий голос пилота сплетался с шепотом снастей корабля, покачивающегося на ветру, убаюкивая впавших в дремоту пассажиров. Благодаря этому Киёмицу вскоре храпел, растянувшись вдоль борта.

Сабуро же тем временем продолжал напевать песню на простенький крестьянский мотивчик:

В той стране, где хороши

Тростниковые поля,

Где колосья счастья есть,

Там, спустившись вниз с небес,

Управлять стал на земле

Внук богов.

И вслед за ним

Много тысяч лет подряд

Государей длинный ряд

Власть приняв от божества —

Солнца в ясных небесах,

Долго правил на земле,

Век за веком без конца...

И в чудесной той стране,

В четырех ее концах,

Широки теченья рек,

Глубоки ущелья гор.

И богатства, что в дань несут

Государю своему,

Невозможно людям счесть

И нельзя их исчерпать...

Песню Сабуро прервал удивленный возглас Ямаги, в очередной раз опасно свесившегося за борт.

— Ух ты! А это что такое?

Бандзан посмотрел вниз. Они далеко отклонились от Токайдского тракта и пролетали над лесистой равниной с редкими хижинами, ютившимися на открытой местности. Удивляясь, что бы могло так поразить Ямагу, Бандзан и сам принялся с интересом рассматривать проплывающие внизу земли. Впрочем, ничего, кроме лежащего прямо по курсу корабля озера, он не заметил.

— Ну и чего ты увидел? — спросил он.

— Да вот же, смотрите!

Ямага ткнул пальцем в озеро. Только никакое это было не озеро. Там, на поросшей бурой травой земле, поднималось что-то круглое, как панцирь исполинской черепахи. Высящаяся почти на сотню тё громадина, как будто расчерченная крупным гребнем, тускло светилась металлическим блеском. Ни единому кустику не удалось зацепиться за нее, деревья старались расти подальше, как будто напуганные, и только редкие клочки травы жалась к железным бокам.

— Да это же мешок Фудзина! — сообразил Бандзан.

— Чей мешок? — Ямага вывесился за борт еще больше, провожая взглядом железную гору.

— Ямага, тебе в детстве что, сказок не рассказывали? — вздохнул Бандзан. — Говорят, что когда-то давно, еще до появления людей, в Ямато жил один ками по имени Фудзин. У него было множество мешков, в которые он ловил ветра, а затем выпускал их где вздумается. Не всем ками это пришлось по душе и как-то он повздорил на этой почве с Сусаноо...

Бандзан запнулся. Сказку-то эту ему рассказал Ёсихиро, а в его изложении и принц Гэндзи был просто бабником. Но Ямага уже развесил уши и с нетерпением ожидал продолжения. Придумывать что-нибудь приличное было поздно, и Бандзан продолжил словами Ёсихиро.

— В общем, набрались они как-то саке, и полезли друг с другом в драку. Ну куда уж там Фудзину до Сусаноо. Наполучал по первое число, мешки у него Сусаноо поотбирал и со злости повсюду разбросал. С тех пор они так и валяются, все в землю поврастали. Монахи говорят, что в некоторых из них еще живут пойманные Фудзином ветра. Если взобраться на такой мешок и прислушаться, то можно услышать, как они внутри воют. Вот так вот.

— А что Фудзин?

— То есть?

— Ну, а с ним дальше что было?

— Э-э... Поговаривают, что после этого Сусаноо стал править всеми ветрами. Но Фудзин сохранил-таки один мешок и до сих пор ловит в него ветер. Поймает прибрежный ветерок из Тикуго, и потащит куда-нибудь. Тот, пока в мешке сидит, разозлится и в ураган превращается. А мешок-то у Фудзина старый, дырявый и, уж конечно такого не выдерживает. Выскочит ветер из него где-нибудь над Мино, где отродясь бурь не было, и начинает куролесить. Вот тогда все и начинают поносить Фудзина и его дырявый мешок.

— И много таких мешков в Ямато?

— Не знаю, — пожал плечами Бандзан. — Хотя люди их и в море видели, и даже на Том Краю Света несколько замечали.

— И никогда не пытались узнать, что внутри?

— Ну ты, Ямага, даешь! Тебе ж сказали — ветер там. Кто ж его выпустить захочет? Он там тысячу лет сидит, представляешь как озверел? Вот пусти к нему таких любопытных как ты, враз страну разорите. Сиди уж лучше, сверху рассматривай.

Мешок Фудзина за это время остался далеко позади, а под кораблем, одно за другим, набежало столько облаков, что земля исчезла. Глянув наверх, Бандзан увидел, что и над ними тоже раскинулась бескрайняя серая пелена, скрывшая солнце. Все это, правда, нисколько не смутило Сабуро, который вполне себе довольный, продолжал напевать под нос и вести корабль по приборам.

Ближе к часу обезьяны нижний слой облаков рассеялся (придворные колдуны стараются, пробормотал Сабуро). Перед путешественниками предстали раскинувшиеся ровными, как рисовые поля, клетками кварталы Киото, разделенного пополам широким проспектом Судзаку, что ведет к императорскому дворцу. На северо-востоке высилась мрачная гора Хиэй с черной обугленной вершиной. С тех пор, как по приказу Оды Нобунаги на горе сожгли все монастыри, там жили только озлобленные духи монахов.

Разглядывая город, Ямага взобрался по стропам почти на самый верх, где вцепившись в них руками висел, постоянно рискуя вывалится за борт.

— Надо же, — пробормотал он. — С земли он кажется совсем другим.

— Эй, Киёмицу, — Бандзан пнул прикорнувшего под одеялом друга. — Пора вставать, прилетели.

Тот что-то пробормотал, отмахнувшись от Бандзана, и перевернулся на другой бок.

— Вставай давай, — принялся тормошить его Бандзан. — Ты ведь не собираешься предстать перед сёгуном без штанов.

Киёмицу открыл глаза и уставился на Бандзана.

— Слушай, Бандзан, — сказал наконец он. — Ну какая же ты сволочь. Мне такой сон снился...

Он встал и потянул к себе полощущиеся за бортом хакама.

Дирижабль в это время начал снижаться, разворачиваясь к замку Нидзё, во дворе которого было достаточно места для его посадки. Сабуро на мгновение отпустил штурвал и обоими руками нажал на ревун, оповещая замковых слуг о прибытии. Покрытый галькой двор мгновенно очистился от людей, там осталась только причальная команда, готовая ухватить канаты, которыми воздушный корабль швартовался к вбитым в землю сваям.

Сабуро крутанул штурвал, корабль развернулся, огибая башню замка и завис прямо над двором.

— Господа самураи, не могли бы сбросить вниз причальные канаты? — обратился он к пассажирам, без дела слоняющимся по палубе.

Убедившись, что его просьбу выполнили, Сабуро начал спускать давление в баллоне. Корабль плавно пошел вниз. Причальная команда, как только канаты коснулись земли, завопила во всю глотку, давая знать, что можно останавливаться. Затем слуги принялись ловко прикручивать их к сваям. Корабль, слегка покачиваясь, завис над землей.

Сабуро отошел от штурвала, достал из-под палубных досок веревочную лестницу и сбросил ее вниз с борта.

— Извините, что не сажусь, но если сюда придет такой же ветер, как был в Нагое, мы потом не взлетим, — сообщил он пассажирам.

Поблагодарив Сабуро за полет, все полезли вниз, где были приняты слугами сёгуна.

Приветствовать прибывших вышел управитель Муратару, тощий как скелет обтянутый высохшей кожей. В глубоких глазных впадинах управителя шустро ворочались глазки-бусинки, оценивая гостей.

— Добрый день, учитель Якуси. Наши волшебники предупредили о вашем визите, как и о том, что дело ваше срочное. Но, может быть, вы предпочтете немного отдохнуть с дороги, прежде чем встретитесь с господином Токугавой?

— Увы, — покачал головой Якуси. — Времени на отдых у на нет. Сёгун в замке?

— Прошу за мной, — посторонился Муратару. — Я провожу вас к господину.

Они прошли через двор и поднялись по ступеням во внутренние покои. Миновав несколько комнат, Муратару вывел их на веранду, обращенную в сад, усаженный вишневыми деревьями и украшенный искусственным ручьем со множеством порогов. Там, на татами, окруженная тушечницами и стопками бумаги, высилась массивная фигура сёгуна Токугавы Иэмицу, облаченного в домашние одежды цвета лиловой глицинии.

— Господин, — Муратару, бухнулся на колени едва заступив на доски веранды. — Прибыли Го-Ти Якуси и его сопровождающие.

Сёгун поднял руку, знаком отсылая Муратару. Тот мгновенно исчез, будто испарился, однако несколько мгновений спустя по комнатам уже разносились его громогласные распоряжение нерадивым служанкам.

Токугава тяжело встал, опираясь на колено. Половицы под ним жалобно скрипнули. Бандзан, который до этого видел сёгуна только на военных парадах, поразился той разнице, которая сразу бросилась в глаза. Суровый и гордый сёгун в сверкающих доспехах, оседлавший резвого скакуна, и стоящий перед ним усталый человек, лоб которого избороздили морщины, казалось, были совершенно разными людьми. Груз ответственности за Ямато старил людей куда быстрее кровавой сечи, а сила и ловкость рук с годами уступали место гибкости ума.

Кто-то с силой потянул Бандзана за пояс, и он, сообразив, что бесцеремонно пялится на Токугаву, хлопнулся на колени, склонив голову. Кому же хочется прослыть невеждой перед лицом правителя страны?

Якуси, между тем, склонил голову, а сам сёгун со словами приветствия подошел к нему и опустился на колени в низком поклоне. Бандзан и Киёмицу удивленно переглянулись — мало на свете есть людей, перед которыми Токугава Иэмицу опустился бы на колени.

— Ну что ж, проходите, — сёгун встал с колен и приглашая Якуси на свое место. — Слышал я, вам требуется немедленное посещение императора?

— Не хотелось бы прослыть невеждой и переходить сразу к делу, но, боюсь обстоятельства вынуждают меня к этому, — ответил Якуси. — Да и, похоже, вы сами знаете, что творится на юге.

Он кивнул в сторону разложенных бумаг.

— Ах, господин Якуси, если бы мы знали. Увы, истинное лицо угрозы нам до сих пор неизвестно. Я уже многие дни пребываю в столице, совещаясь с императором и своими вассалами, но мы так и не пришли к единому мнению.

Бандзан раскрыл уши пошире — говорили о таинственных южных делах. О том юге, с которого бежали хэнгэёкаи, и куда уходили бесчисленные войска даймё. Однако, видимо, он проявил свое любопытство чересчур сильно и привлек внимание сёгуна.

— Кто прибыл с вами, господин Якуси, — спросил тот, окидывая взглядом Бандзана и его спутников.

Якуси улыбнулся.

— Это Кумадзава Бандзан, ваш верный слуга, несущий стражу в Эдо. В одиночку он сразился с они на рыночной площади столицы, а затем раскрыл гнездо бусо в Инадзаве. Сато Киёмицу, его друг, тоже стражник...

— Уж не сын ли ты Сато Янагавы? — подозрительно спросил сёгун, вглядываясь в начинающего приобретать пунцовый оттенок Киёмицу.

— Он самый, сёгун, — пробормотал Киёмицу, уставившись в пол.

— Ну как же, — лицо Токугавы на мгновение повеселело. — Наслышан, как же. А кто там у нас третий?

— Это странствующий философ Ямага Соко.

— Молод он как-то для странствующего философа, — буркнул Токугава. — И вид подозрительный. Это все ваши спутники? Только трое?

— Подождите, — улыбнулся Якуси. — Еще не все в сборе. Но мы говорили об обстановке на юге.

— Да, — сёгун снова помрачнел. — Сперва мы потеряли связь с островами Рюккю, но никто не обратил на это внимания. Потом, вдруг, в Эдо не прибыл даймё провинции Осуми. Посланные к нему гонцы не вернулись. Придворные же прорицатели сообщили, что не могут связаться с волшебниками в Сацуме и Хийга. Посланные туда гонцы тоже не вернулись. А потом с юга повалили беженцы. Они ничего не могли толком рассказать, кроме того, что сперва через их деревни прошли множество хэнгэёкаев, направляющихся на север, а затем, несколько дней спустя, ночью все увидели зарево от пожаров за Внутренним морем. Вслед за этим морская вода вдруг стала багровой и дурно пахнущей, от чего во Внутреннем море всплыла кверху брюхом вся рыба. К берегу прибило множество мертвых тел... Некоторые из них, по словам очевидцев, были страшно изуродованы, а некоторые и вообще не были людьми.

Сёгун принялся расхаживать по веранде, продолжая рассказ.

— Дайме Иё и Суо послали ниндзя в соседнюю Будзен, и никто из ни не вернулся. Прилетел лишь страшно израненный сокол одного из разведчиков, к лапе которого была привязана записка, в которой говорилось о том, что города и деревни на Кюсю сожжены дотла, и в живых никого не осталось. На ниндзя же напал сильный противник, но какой — не известно.

Это началось три месяца назад и с тех пор картина не изменилась. Мы не знаем, что движется с юга и почему. Знаем только, что часть армии наших противников состоит из демонов и чудовищ, и остановить мы их не можем. На юге пропали или погибли почти все войска местных даймё и многие, призванные из центральных провинций.

— Простите, господин, — подал голос Бандзан, — Но почему никто не в Канто не знает о случившимся? В Эдо и северных провинциях ничего не слышно о войне!

— Это не война, — горько усмехнулся Токугава. — Наши войска сметают как зимний мусор из сада. Единственная причина, по которой враг еще не подошел к вратам в Киото состоит только в том, что он сам не торопится. А мы даже до сих пор и не знаем, с кем воюем. Из захваченных провинций почти никому не удалось сбежать, а тех, кто успел, мы, опасаясь паники среди населения, отправили в Тадзими под строгой охраной. Но даже они ничего не могут рассказать, только то, что видели демонов. Они охвачены ужасом.