Некромант

От этих невеселых мыслей меня отвлек Кристофер.

— Лорд Арден, Вы говорили, что не против, если я напишу Вашу биографию. И хотел предложить начать сегодня. Как думаете? По-моему, прекрасный день для историй! — улыбаясь Кристофер стоял передо мной сверкая азартом в глазах.

— Что ж, почему бы и нет. — не стал я мучить правнучатого племянника. В конце концов я и вправду обещал. — Тогда пойдем в библиотеку, там прохладнее.

— Конечно! У меня там уже все подготовлено! — какой, однако, шустрый!

В библиотеке, которая тут была гораздо больше, чем в столице, действительно уже ждали на одном из столов кипа бумаги и писчие принадлежности. Кристофер предложил мне устроится в мягком кресле, но в нем было жарко. Так что я попросту сел на край стола, поближе к кувшину с ледяным лимонадом, который предусмотрительная служанка принесла сразу, как мы вошли.

— Вы начинайте, лорд Арден. Я быстро пишу.

Я налил себе стакан лимонада и взял его в руку. Стакан приятно холодил кожу. Собравшись с мыслями, я наконец заговорил.

— Наверное стоит начать с начала. Точнее с моего рождения.

Этого нет в семейных хрониках, точнее не написано прямым текстом. Но если придираться, то можно заметить, что мой отец, предыдущий герцог Ардский женился в первый раз намного позже моего рождения. Из чего вытекает простая истина: я — бастард. Признанный законным наследником, но все же бастард.

Моя мать была ведуньей. Не стану вдаваться в подробности встречи моих родителей, но однажды отец предложил ей жить в замке, в качестве его фаворитки. Она отказалась. И ушла. Почему она не сказала ему, что беременна, я не знаю. Не успел спросить. Родился я в деревне под названием Верхнеречная, недалеко от северной границы с Драконьими горами. Там и прожил свои первые пятнадцать лет.

— А как звали Вашу мать? — спросил Кристофер, воспользовавшись тем, что я сделал паузу.

— Ведала.

Имя говорящее. Как у любой ведуньи, у нее был крошечный резерв и поистине колоссальные знания, передававшиеся веками от одной ведьмы к другой. Магия в привычном для нас понимании ей была недоступна, зато она могла такие вещи, которые сложно представить обычным людям.

Постепенно я погрузился в воспоминания своего детства. Почти забытое, оно всплывало перед глазами, будто бы было вчера.

Верхнеречная была небольшой деревенькой, где все друг друга знали. К пришлой ведунье отнеслись настороженно. И вроде бы никому не было жаль ни заброшенного домишки, в котором она поселилась ни клочка высохшей земли. Но одно то, что была она в тягости и без мужа вызывало у людей некоторую неприязнь. Увы, именно неприязнь, а не сочувствие. Как я узнал позже, никто из жителей ни разу не поинтересовался истинным положением дел. Сразу записали в распутницы.

Постепенно Ведала превратила свое жилище в уютный дом, а иссушенную неплодородную землю возродила с помощью своих знаний. Преодолевая зависть и неприязнь, люди стали ходить к ней за различной помощью, ведь другой ведуньи в округе не было. Куму какое снадобье понадобится, то от кашля, то от болей в суставах. Кому землю заговорить на урожай. Роды принять, скотину полечить, все к ней шли.

Так и повелось. В глаза Ведалочкой звали и подарки в благодарность носили, а за спиной поносили на все лады. Ведала не жаловалась. Денег было достаточно, чтобы меня обеспечивать необходимым. Поэтому мать не стала искать другого места для жизни.

Время шло, я подрастал. И то, что взрослые говорили за закрытой дверью их дети высказывали мне в лицо. Так что друзей у меня не было. С этой ролью прекрасно справлялись животные. То кошку домой притаскивал, то щенка, то птенца, выпавшего из гнезда. Со сверстниками же я постоянно дрался, редко выходя победителем. Одному против всех сложно было выиграть. Мама расстраивалась и нечасто выпускала меня со двора.

Правда я все равно сбегал, как правило на реку или в лес. Купался, ловил рыбу, собирал грибы и ягоды. Мать, хоть и ругала за непослушание, но тут же хвалила за добычу. Становясь постарше я приносил уже и зайцев, и фазанов. А однажды, мне тогда было восемь, удалось поймать в силки детеныша виверна. Не знаю, как он там оказался, наверное, близость гор сказалась. Он был не больше собаки, в моей ловушке он повредил крыло и лапу, и жалобно пищал. И я притащил его домой.

— Арден, что ты наделал? А если в деревне узнают? Ты представляешь, что с тобой сделают? Нас и так не любят, милый. — сокрушалась мать.

— Меня никто не видел, мам. Это я виноват, что он ранен. Подлечи его, пожалуйста. И он улетит. — стал я уговаривать. — А деревенские вообще тебя должны на руках носить! Ты для них столько делаешь, а они... — я шмыгнул носом.

Мне тогда вспомнился особенно сильный удар одного из старших деревенских детей, Пикши. Они опять говорили гадости про маму, и я стал говорить в ответ. Не выдуманные срамные стишки или ложные обвинения, как эти задиры. А неприглядную правду про их же родственников. Про то, что сестра Тирша сумасшедшая, не способная за порог выйти без сопровождения. Про то, что дед Лимара до полусмерти избивает его мать, а отец пьет не просыхая. Про то, что мать Пикши залетела от отца Рима и ходила к моей матери умертвить ребенка, но мама отказалась и теперь у Пикши есть младший брат-ублюдок.

Били меня тогда особенно сильно. От мамы скрыть не удалось, так как синяки были практически везде. Мама тоже вспомнила это и разрешила оставить виверна, пока тот не поправится, но никто, понятное дело, не должен был о нем узнать. Мы поселили его в сарае, на сеновале. Я ухаживал за ним и делал все, что говорила мама.

Крыло у виверна зажило довольно быстро. А вот нога никак не хотела приходить в норму. Мама старалась, я видел. Она и мази разные готовила и заговаривать пыталась, но все-таки ее крошечного резерва было недостаточно, чтобы помочь моему неожиданному питомцу. Рана загноилась, детеныш стал горячим и перестал пить. Он только тихо пищал, плакал.

Я плакал тоже. Я тогда всю ночь просидел с ним. И в какой-то момент почувствовал, что все. Вот прямо сейчас он умрет. Поддавшись странному порыву, я обнял виверна и страстно пожелал, чтобы он жил. Чтобы его душа никуда не улетала, а осталась здесь, в этом маленьком тельце, и что бы его рана, которую он получил по моей вине, наконец зажила. И мое желание исполнилось. Меня и детеныша виверна окутало яркое золотисто-зеленое свечение. А когда оно прошло у меня на руках завозился совершенно здоровый виверныш.

Мама в этот момент как раз поднималась по приставной лестнице к нам и все видела. Она широко улыбнулась и обняв меня сказала:

— Ты целитель, мой мальчик. Это великий дар!

С тех пор она стала меня учить по-настоящему. Не только читать, писать и считать, но и развивать свою магию. Получалось не очень. Ведь мама знала только теорию. А то, чем она владела на практике было для меня слишком просто.

Тогда в Тервии было еще мало школ магов. А точнее всего пять: в Лардии и в каждой из столиц четырех герцогств. И обучение в них стоило немало. Это теперь оно бесплатное, и даже стипендию платят, а раньше все было иначе.

Так вот в школу мне был путь заказан. Единственный выход — это пойти подмастерьем к уже дипломированному магу. Так мы и поступили, когда мне исполнилось десять. Мама. За вполне доступную нам плату, договорилась с целителем в ближайшем небольшом городе, и я стал учеником и подмастерьем мага Петируса Гилора.

Магистр-целитель третьей степени (Пятая — самая низшая, первая — соответственно, самая высокая. Выше только архимаг. Прим. автора.) Петирус Гилор был невероятно придирчивым и вредным человеком ста с небольшим лет от роду. При уровне его резерва он мог прожить еще лет семьдесят, не меньше. Но выглядел он именно на свой возраст. Дряхлый и сморщенный с трясущимися руками.

Он все время был всем недоволен и мной в особенности. Но надо отдать должное, учил он превосходно. Ни разу ему не пришлось повторять мне урок. Все потому, что и с первого раза он объяснял все крайне понятно, с примерами и наглядной демонстрацией. Так что и вопросов не оставалось.

Я учился у него пять лет. Изучал историю и теорию всех направлений магии, алхимию и ритуалы, ведовство и даже немного демонологию. Но главное, конечно, целительство. Я учился и помогал магу без выходных, зато каждые два месяца я неизменно уезжал к матери, домой, на целых десять дней. Во время этих каникул я часто помогал матери с ее делами и не раз использовал магию, чтобы подлечить кого-то из ее пациентов.

Самой благодарной из всех была старушка Крила. Она постоянно чем-то болела в силу почтенного возраста и была, наверное, единственной из всей деревни, кто испытывал симпатию и к матери, и ко мне. Крила часто говорила, что, лишь благодаря нам еще жива.

Примерно через три года моего обучения, до нашей Верхнеречной добрались адепты ордена Жизни и Света. Повсеместно они тогда строили храмы Создателя и призывали людей отвернуться от зла и поклониться Творцу. В Тервии и до них поклонялись Создателю всего Ланима, но орденцы дошли в этом до фанатизма. А злом для них была, конечно же магия. Но не вся, а выборочно. Исключение касалось целителей. Орденцы утверждали, что это дар Творца, а остальная магия — от нечестивой Мельтрары. Власть их в то время достигла пика, так что они беспрепятственно и безнаказанно убивали магов, особенно часто некромантов — за пособничество смерти и тьме, навигаторов — за то, что ходят, якобы, через Нижний демонический план, и ведьм — за то, что не понимали природы их силы.

И вот они добрались и до нашего дома. Сначала на Ведалу не обращали внимания. Орденцы строили свой храм и всячески помогали жителям деревни. Особенно это стало ощутимо в год моего четырнадцатилетия, когда выдалось очень засушливое лето, реки высохли до ручьев, а поля и леса горели. В Верхнеречной в тот год не собрали ни одного зернышка урожая. Много повымерло скотины. Тогда орденцы привезли провизию из Священной Империи. И бесплатно раздали ее голодающим. В Верхнеречной никто не умер от голода.

Адепты Ордена Жизни и Света заслужили этим безоговорочное доверие жителей деревни. Даже моя мать ходила молиться в их храм и верила, что они не причинят ей вреда. Ведь она почти не могла колдовать и никогда никому не делала зла. Зло пришло само.

В ту голодную, для многих городов зиму в Тервию пришла чума. Она началась на юге, которому особенно сильно досталось от летней засухи, и стала довольно быстро распространяться по всей стране.

В маленькую деревеньку на краю страны она пришла внезапно, вместе с незадачливым паломником, который направлялся в Фирс, к мощам какого-то святого. В Верхнеречную он пришел к ночи. В храме орденцы накормили его и дали провизии в дорогу, но на ночь оставить отказались. Его приняла на постой моя мать. И это было ее ошибкой.

Этот путник оказался болен чумой. К утру у него началась лихорадка и он не смог продолжить свой путь. Ведала пыталась его лечить. Несколько раз к ней приходили орденцы, вместе с некоторыми активистами и настаивали на том, чтобы она выгнала незваного гостя. Но она не послушала. И добилась успеха. Через некоторое время, паломник действительно выздоровел и, поблагодарив от души ведунью, отправился дальше. Но чума осталась.

Жители начали умирать один за другим, одной лишь Ведалы не касалась болезнь. Тогда адепты Ордена решили, что Ведала навела чуму на деревню своим колдовством.

Тогда как раз подошел срок мне возвращаться на очередную побывку домой. Я пришел уже поздно ночью, потому меня не заметили. Я вошел в пустой и темный дом и сердце сразу сжалось. Я понял, что что-то случилось, раз матери нет дома так поздно. И решил пойти к Криле, уж она-то должна знать, где сейчас мама. Быль может в доме у больного? А может быть и у нее, сидит и пьет чай.

Так я успокаивал себя, а внутри все переворачивалось от тревоги.

— Крила! Бабушка Крила! — позвал я одновременно со стуком в ее ветхую дверь.

Открыла старуха сразу, будто за порогом стояла, держа свечу в руках. Она была одета и явно не собиралась ложиться спать.

— Ох, Арден, милок! Проходи скорей!

— Где мама? — не спешил я принимать приглашение.

— Ой, беда! Заперли Ведалушку-то! Ведьмой объявили. В темницу посадили.

— Где?! — душу наполнила злость. И сразу забылись слова учителя, что силу целитель может применять лишь во благо.

— Да знамо где, в храме.

Я резко развернулся и зашагал туда. Крила, что было сил, засеменила следом. Я не стал останавливать. Зачем? А бабка не унималась и говорила мне в след.

— Ой, не ходи, милок! И тебя же посадют! Сын же ты ведьмин, да без мужа прижит. Ой, никак демоненком нарекут тебя, да и на дыбу!

— Пусть попробуют. — я был полон решительности освободить маму, чего бы это ни стоило.

У храма дежурил один из орденцев. Здоровый лысый парень с вытатуированном на голове знаком Творца, как и у всех адептов Ордена.

— Куда? Кто таков? — строго спросил он у меня и остановил сильной рукой.

— Я сын Ведалы! По какому праву вы ее заперли?

— По такому, что она мерзкая ведьма, а мы выполняем волю Создателя, очищая эту землю от таких как она. — спокойно ответил он, будто и не замечал моего гнева.

— Пустите меня к ней! — поменял тактику я. Надеясь, что мне удастся помочь маме сбежать.

— Не велено пускать никого.

— Ой, мил человек! — вступила в разговор Крила, — Сынок же енто ее единственный. Уж дай ты слово им молвить, прощенья попросить. Али сердца у тебя нет, Творца служитель?

— Уйди, старуха! — оттолкнул ее орденец. — Сын, говоришь? А не ведьмак ли? — презрительно сплюнув мне под ноги предположил парень.

— Что ты, что ты! — запричитала Крила, — Целитель он, это всем известно, в городе у мага подмастерьем служит.

Услышав это, охранник смягчился.

— Ладно, можешь с ней увидеться. Но без глупостей, парень! Ее грешную душу тебе не спасти, так не погуби и себя.

Мать сидела на голом полу у подножия статуи Творца, прикованная цепью к вбитому в пол штырю. Ее губы беззвучно шевелились, видимо она молилась.

— Мама! — я подбежал к ней и обнял, упав рядом на колени.

— Сынок! Милый мой! Как я рада тебя видеть! — улыбаясь проговорила она, и тут же погрустнела, — И как не вовремя ты пришел.

— Как раз наоборот, вовремя! Я тебя отсюда вытащу! — я засуетился, рассматривая цепь.

— Нет, Арден. Это цепь из дравия. Тебе ее не разрушить. Послушай меня, Арден.

Я посмотрел на мать и увидел синяки у нее на лице. Эти сволочи ее еще и били! Не спрашивая разрешения, я стал разглаживать засветившимися магией пальцами ее кожу, залечивая ушибы. А она говорила.

— Арден, тебе надо уходить. Не оставайся до рассвета. И к учителю не возвращайся. Найди своего отца. Его зовут Лантариас тер Ардариан. Слышишь? Он живет в Арде. Иди туда!

— Мы вместе пойдем, мама. Я тебя тут не оставлю!

— Арден уходи! — но я лишь крепче обнял ее, — Я люблю тебя, мой мальчик. Прощай.

Меня оттащил от матери тот самый охранник, что пропустил сюда. Я сопротивлялся, но все было тщетно. Жалкий юнец обученный только лечить, против взрослого мужчины-воина.