Деформация

Инфотабло показывало два часа ночи, дорогу по-прежнему конвоировала живая изгородь, свет фар стелился перед колесами путеводными лучами. Крис пробежался взглядом по приборной панели, проверил показания датчиков... и затормозил.

— Что такое?

Окси машинально схватилась за кобуру, Крис остановил ее руку, озираясь по сторонам.

— Ты поворот видела?

— Нет. Глаза были закрыты.

— И я — нет. А он есть.

На навигационном дисплее пульсировала красная точка — местонахождение машины, а ниже по траектории линия уходила вправо, туда, где молчаливой издевкой высились деревья.

— Это что, голо-барьер? — удивился Крис. Он встречал пространственные голограммы и раньше, до эко-соглашения, но пользовалась ими лишь мафия, обнаглевшая до такой степени, что оружейные склады строила в отдаленных уголках городских парков. — В самом деле?

— Похоже, — подтвердила Окси, она щурилась, пытаясь разглядеть поворот.

— А предупредить твой дружок не додумался? Или запрограммировать управление.

— Скорее всего — блуждающий, потому и не предупредил.

— Чего?

— Блуждающий барьер. К голограмме с той стороны приставлен заслон, обычно — бетонный, и движется туда-сюда. Поэтому есть риск вписаться в стену. Такой проход не отследишь. Надо прощупывать.

— Вы все такие умные! — зло выпалил Крис. Вышел из машины, прошел несколько метров назад вдоль дороги, пиная песчаные холмы ограждения. Если заехать на них шинами, сработают запрятанные датчики, и заботливый седьмой отдел спасателей приедет, чтобы помочь пострадавшим в ДТП. Вот радости-то будет!

— Дай задний ход, — крикнул Крис, махнув рукой. — Только аккуратно!

Окси пересела за руль и развернула машину. Слишком яркий свет передних фар полоснул по глазам Криса, на мгновение ослепив.

— Вот стерва! — Вериз в сердцах сплюнул на асфальт и продолжил поиски лазейки. Машина послушно плелась следом. С включенными фарами.

Не этого он хотел двадцать лет назад, заходя в двери столичной тогда еще — службы безопасности. Молодой, только что выучившийся на историка парень, за чьими плечами уже были два года обязательной военной службы, с благоговением слушал лысеющего генерала. Крис краснел от хвалебных отзывов в свой адрес, смущенно улыбался, когда вояка вспомнил небольшой, но все же подвиг юного сержанта. Случайная находка оставшегося после далекой Второй мировой склада с боеприпасами едва не обернулась трагедией. Крис вовремя заметил сорванную с валяющейся в пыли гранаты неосторожным шагом сослуживца чеку, а после — вынес из завала троих друзей. Генерал теребил ленточку ордена, препарируя заслуги и маленькие промахи парня, а после задал вопрос: "Готов ли ты помочь своей Родине?". И Крис без колебаний ответил: "Да!".

Тогда все представлялось иным. Счастливое будущее единения сверхдержав. Защита природы, защита людей, защита свободы. Безоблачное небо утопического мира всеобщей любви и благосостояния, который обещал стать реальностью. Нужно только устранить зачатки раковой опухоли. И Крис вместе с дюжиной волонтеров десять лет не выпускал из рук оружия. "За всех и за каждого" — негласный девиз, чистое ребячество, но под лозунгом идти на войну приятнее, благороднее... красивее, что ли? И они шли. До тех пор, пока не раздался звонок, и хриплый, булькающий кровью голос одного из соратников не просипел: "Нас устраняют... свои".

С крыши своего дома Крис видел, как в подъезд входит конвой. Знакомые лица, когда-то плечом к плечу стояли. Многочисленные сообщения на лайвер твердили: "Ты нам нужен, приезжай...". Всегда разные адреса, разные идентификаторы отправителей, только предчувствие одно — подстава.

Никому нельзя верить.

Ни за кого не стоит драться.

И вот, спустя десять лет он рискнул. Снова соблазнился свободой. В глобальной базе данных появился новый персонаж, столь похожий на Криса, что не отличишь. Только на фотографии в базе нос немного длиннее, глаза посажены уже, или наоборот, изгиб губ отличается неуловимым штрихом. Ни одна машина не сопоставит с бывшим экстрагентом, ни один человек, сверяя данные при личном контакте, не заметит расхождений. Да, это именно то, чего он хотел в свои сорок три — исчезнуть, не исчезая.

Но чем приходится платить? Новой войной. И ладно бы одиночной, так нет же. Приставили девку с низкой самооценкой и переизбытком гордости. До сих пор светит фарами не на дорогу, а в лицо. Обидели ее, надо же какая несправедливость! Да как можно быть такой уязвимой и... наивной? Как можно до сих пор верить в принцев и зачитываться стихами романтиков? Ассоль нового века. Черт возьми, какая Ассоль? Эта девчонка была в Ливане! Целые поселки беженцев-старорежимников стирались с лица земли от заданной точки А до точки Б, где проходил маленький отряд (по слухам — всего десяток единиц) вооруженных детей, словно саранча, не брезгующая сорняками.

Крис чуть не потерял равновесие, когда нога прошла сквозь песчаную насыпь. Он шагнул вперед, и оказался на старой дороге с потрескавшимся пыльным асфальтом. Справа — в четверти метра на монорельсах замер длинный, но невысокий — по пояс — бетонный блок. И хотя движущий механизм в лунном свете казался хрупким и неустойчивым, Крис мог бы поклясться, что стоит въехать в плиту на машине — спасателям понадобится черный мешок.

Он прошел к роще, отломал длинную ветку от ближайшей березы и положил на рельс. Проверил, виден ли конец с той стороны голограммы и махнул Окси:

— Проезжай!

Машина аккуратно пересекла рубеж.

5. ЗАКРЫТАЯ ЗОНА.

Дорога петляла. Дорога извивалась и расслаивалась, запутывая среди сосновых дебрей, сменивших березовые заросли. Окси не сводила глаз с навигационного дисплея, приходилось подсказывать Крису, ему не хватало времени на сверку маршрута из-за бесконечных поворотов и угроз вписаться в плотную стену стволов. Солнце поднялось уже высоко и пыталось пробиться через плотный шатер сплетенных ветвей. Отовсюду слышался оголтелый птичий клекот, который и песней-то не назовешь. Будто пернатые ругались на людей за выращенный лес, уродливый и темный. Противоестественный.

Забора вокруг Закрытой Зоны не было. Как и пропускного пункта. Из леса к уличным тротуарам города-отшельника тянулись ленты дорог. Десятки спутанных путей, ведущих в никуда, с одним единственным выездом на междугородную трассу. Паучара — так называли Закрытую Зону пилоты вертолетов, что доставляли каждый день продовольствие изгнанникам.

Крис остановил машину под укрытием десятка сосен. Экстрагенты вышли из автомобиля, прихватив сумки.

— Я до конца не верила, — призналась Окси, закидывая на плечо сумку. Впереди виднелись серые коробки многоэтажных домов. Угловатые, исполосованные маленькими смежными балконами и продырявленные прямоугольными окнами. Окси готова была поспорить, что вдоль фасада на метр от земли бетонные плиты выкрашены грязной коричнево-бордовой краской. Совсем как на иллюстрациях к истории двадцатого века. — Как же они живут здесь? Ни законов, ни работы, ни морали.

— Все есть, только не такое, как у нас, — ответил Крис. — Выживает сильнейший, работают слабые, главная мораль — не умеешь, не берись. В принципе, верная, если не вдаваться в подробности.

— Откуда знаешь?

— Я пойду один, — заявил Крис вместо ответа. — Связь есть. — Он перекинул через крышу машины тонкий диск коммуникатора, какими пользовались агенты. Активировал второй и вставил в ухо толкер. — Жди сигнала. Если пропадет — свяжись с дружком, пусть ищет другого дилера.

Несколько мгновений Окси, опешив, стояла, держа коммуникатор в вытянутой руке. Потом до нее дошло. Он боится. Бывший экстрагент, эгоистичная скотина, не признающая ничьего авторитета боится Закрытой Зоны.

— Исключено. Идем вместе, но действуем обособленно. Другого дилера может не быть, — твердо сказала Окси, вставив динамик, и добавила: — Мне телохранитель не нужен.

Она сняла с Криса ответственность. И хотя чувствовала себя бумажным листом перед шредером, экстрагенту не позволено оглядываться на напарника. Либо ты самостоятельная боевая единица, либо — труп.

От камуфляжных костюмов решено было избавиться. На людские взгляды они не рассчитаны, и, учитывая законы Закрытой Зоны, могли выдать с головой. Неприятно, что машину приходилось оставлять в лесу, но за напичканную навигационной техникой тачку давно утратившие умение ориентироваться по природным приметам заключенные снесут им головы на первом же перекрестке. Такой шанс выбраться из леса в нужном направлении!

Закрытая Зона держала людей не стенами и свободой, а полной дезориентацией.

Город спал. Вымотанный ночными дрязгами, выпотрошенный бесконтрольными развлечениями. Солнечный луч захлебнулся в высохшей луже крови на щербатом асфальте, из-под багровой корки торчал белый осколок, скорее всего — зуб. У подъезда монолитного дома рылась в пакете отбросов мелкая дворовая собака с перебитой лапой. Рядом на дереве, свесив хвост, сидела кошка и злыми голодными глазами следила за собачьей трапезой.

— Милое местечко. — Окси огляделась, махнула в сторону длинного одноэтажного здания с щербатыми стенами и закованными железом окнами. — Видишь?

— Кабак, — согласился Крис. — Вот только дилеры по утрам спят.

— И возможно, мордой в салате.

— Тоже верно. Дальше по улице еще один. "Щенячий восторг", — прочитал Крис на до сих пор горящей вывеске. — Хм, ну и названьице. Я пойду туда, а ты прошерсти этот. — Вериз наклонил голову, чтобы разобрать надпись — табличка была сорвана и болталась на одном гвозде — и расхохотался. — "Круглые идиоты".

— Такое бы напротив Перста построить, рядом с тем идиотским плакатом об идеале сферической формы. — Окси покрутилась на месте, но как ни искала, не увидела вокруг ни одного человека. — Слишком тихо. Мы вообще по адресу?

— Ты у меня спрашиваешь?

— Это риторический вопрос, Крис.

Улица действительно выглядела пустынной, нежилой. Только мелкие детали выдавали недавнее присутствие человека. На гвозде деревянной лавочки висел лоскут грязно-коричневой ткани. Возле опрокинутой металлической урны лежала горстка битого стекла и окурков, блестящие разноцветные упаковки от вяленой рыбы и сухариков разлетелись по всему двору и бликовали солнечными зайчиками. Слабый ветерок гнал по дорожке песок и фольгу от сигаретных пачек.

— Может...

— Тсс. — Крис вытянул ладонь, заставляя Окси замолчать, повернулся в сторону убегающей дворами дорожки. Издалека донеслись слабые голоса. — Есть жизнь на Марсе. Давай к "идиотам", будет результат, сразу маякуй. Встретимся у машины.

— Слушаюсь, — кисло согласилась Окси и, поправив передатчик в ухе, чтобы был меньше заметен, направилась к обитым железом дверям.

* * *

Рантер едва успел добежать до раковины, когда его снова стошнило. Проклятый рыбный салат, купленный на ужин в супермаркете, промучил капитана всю ночь. Сколько раз он зарекался использовать полуфабрикаты, ведь возле дома есть чудное кафе. Но вчера Фреду требовалось одиночество, чтобы спокойно, в домашней обстановке обдумать стратегию поимки парочки экстрагентов. И вот результат: бессонная ночь в обнимку с раковиной.

Ноги отказывались держать обессиленное тело. Желудок ныл, глаза слезились. Рантер умылся холодной водой, пытаясь взбодриться, посмотрел в зеркало. На него устало глядел осунувшийся немолодой мужчина, с синими кругами вокруг замутненных истощением глаз и предательски торчащей на макушке прядью волос.

Открылась дверь, и в туалетную комнату не вошел, а будто вкатился шарообразный вечно веселый помощник координатора службы документации Герман Могилев.

— Старик, что-то ты совсем заработался. — Толстяк по-свойски похлопал Рантера по плечу. — Выглядишь, как кепка генерала — такой же зеленый!

Шутки Могилева всегда соответствовали принципу "сам рассказал, сам посмеялся", но раньше не столь раздражали.

— Отравился, — резко произнес Рантер и, уходя, очень тихо добавил: — Вашими помоями.

"А незачем их подбирать", — подумал Могилев, расслышав последнюю фразу.

Русским тоже не всегда нравятся иностранцы. Особенно, слишком много на себя берущие.

Кабинеты виз-контроля традиционно располагались на последнем — сто тридцать втором — этаже. Отчасти это было связано с необходимой близостью к закрепленным на крыше локаторам, которые порой выходили из строя, отчасти — с выработавшейся у руководителей фобией на верхние этажи. Именно верхушки таранили самолеты во время европейских гражданских войн, искореняя очаг зла мировой бюрократии.

Поездки на лифте с четвертого этажа всегда вызывали у Рантера недовольство. Кабина останавливалась каждые десять секунд, подхватывая по пути сотрудников более низких рангов. И каждый из попутчиков считал своим долгом поздороваться за руку с капитаном девятого отдела, выразить свое расположение в надежде на переезд хотя бы этажом ниже. А сегодня еще и посокрушаться над болезненный видом.

Отличительной чертой виз-блока была размеренность. Стоило выйти из лифта в ярко освещенный коридор с нежно-зелеными стенами, как спокойствие вирусом проникало в мозг, заставляя его работать медленнее, переключаться в режим наблюдения. Весь персонал состоял из флегматиков, иные люди попросту не выдерживали суточную смену за десятками мониторов, транслирующих передачу камер наблюдения и отчеты датчиков города-миллионщика.

Рантер прошел мимо пластиковых коробок-кабинетов, несколько раз заглянул через ограждение на рабочие места служащих, и открыл дверь кабинета куратора.

— Приветствую, господин капитан. — Куратор, невысокий юркий старичок, приподнялся в громадном для его щуплой фигуры кресле и почтительно склонил облысевшую голову.

Рантер жестом разрешил не вставать в полный рост, как того требовали правила субординации.

— Есть новости?

— Нет. — Куратор сцепил костлявые пальцы замком, так, что побелели костяшки. — Тихо, как в серверном блоке.

— Никаких странностей, мелких нарушений, сбоев? — не унимался Рантер.

— Ну, сбои-то всегда есть. — Старикан виновато улыбнулся, стараясь не смотреть на капитана. — В одном из южных кварталов отказала центральная техносфера, на пятом пропускном пункте система заклинила, но шестой отдел сработал быстро, еще — водопровод прорвало на улице...

— Вопросы коммунального обеспечения не под моей юрисдикцией, — грубо оборвал Рантер. У него засосало под ложечкой, так всегда бывало, когда старая ищейка чувствовала след. — Что случилась на границе?

— Сущий пустяк, — быстро произнес куратор. Он будто съежился, сократился до размеров бытового робота-мусорщика. — Вы же знаете нынешнюю молодежь, им машины поярче надо, улицы пестрят, как при карнавальном параде. Я давно говорил, что на пятом посту датчики исправить надо. Как красная машина въедет, так и остается там. Пограничники уже ездить замучались. Вот и сегодня ночью сбой случился. Документы в порядке, сканирование положительное, а ворота не открылись.

Рантер уже не слушал. Россказни старого идиота выглядели убедительно, но чутье, никогда не подводившее капитана, включило тревожную сирену.