Хм, по моему куда то не туда свернул у них разговор, и ли это только в мой воспаленный ревностью мозг, такая мысль могла прийти. Не долго думая, я отобрал рацию у Вити, и прорычал в нее.

— Эй, Паша, ты там лежишь возле моей машины, и еще и с мое девушкой пытаешься заигрывать, я бы на твоем месте, ой как бы быстро постарался смотаться, после удачного исхода операций и не попадаться мне на глаза!!!

— Макс, успокойся, — проворковала мне в ответ таким ласковым голосом Маришка, — мы просто разряжали обстановку, и как говориться пытались расслабиться перед, тем как сунуть шею в петлю. И вообще подслушивать не хорошо. — Пожурила она меня.

А я был в шоке. Как она быстро могла меняться. С Виктором, была стервочкой, острила, хахмила, и всегда оставляла последнее слова за собой. С Верой она вела себя как с равной, сразу видно было женскую симпатию, и зарождающуюся дружбу. С этим Пашей, 'своим парнем'. А со мной, по моему она просто была самой собой. Передо мной она не притворялась, если ей было страшно, она могла спокойно показать свои эмоции, если ей было холодно или больно, то не отвергала мою заботу. При мне она была, и сорви головой, который может при помощи своих умений, не только, защитить себя, но и окружающих, а еще заставить все рассказать, и еще, и обмочиться взрослого мужика, и испуганной девочкой. И конечно же богиней, которую я сегодня первый раз лицезрел, когда она спускалась по лестнице, и так соблазнительно сверкала оголенной ножкой при ходьбе, и самой непревзойдённой куртизанкой, то как она кажется бы невинно целовала меня, и при этом вызвав такое долгое не проходящее, и мешающее не только ходить, но и даже стоять на месте возбуждение. Хотя это она делала, каждое утро просто занимаясь, своими упражнениями, а я как мазохист, каждый день пытался тренироваться, и не отрываясь следил за ней и за всеми ее движениями. Вот и сейчас я стоял и тупа улыбался той нежности, которая прозвучала в ее голосе, когда она обратилась ко мне.

— Так вот смотри, если он нечего не поменял в своих пристрастиях, а пока все его действия говорят именно об этом. То вот эти два винтика нечего не значат, а просто прикрывающая крышка, чтобы ты не мог видеть проводов. Они буквально закручены на два поворота.

— Вставай отойди в сторонку. Я проверю твою теорию, потому что все равно надо разминировать, а спец техникой тут не получиться, у водяного робота не получиться сюда подлезть, а чтоб взорвать в спец ящике, все равно надо отсоединить, а машина так заминирована, что даже не заводя ее, а просто по пытаясь ее перевезти, все равно сдвинешь колеса, и она может рвануть. Так что давай отходи, меня здесь одного достаточно.

— Не пуха. Мы с замиранием сердца следили, как Маришка отошла к краю парковки, но не в нашу сторону. Мы затаили дыхание. В течение минуты нечего не было слышно, потом раздалось:

— Вот блин юморист, твою мать!!! Эй, малышка, открутил. Маришка вернулась обратно к машине.

— А вот и первые изменения, раньше они были цветные. — Хмуро произнесла, малышка, после того как улеглась обратно рядом с сапером.

— Есть предложения, — с надеждой в голосе уточнил Паша.

— Я так понимаю, раз ты со мной советуешься, то значит у тебя их ноль?

— Ну вообще то я в первый раз вижу, и такую бомбу, и такой способ крепления, и вообще все такое! А так как первые твои подсказки были верны, у меня есть все основания на тебя полагаться. Кстати, ты знакома, с исполнителем?

— У какой прыткий, так я тебе все и рассказала, — решила отшутиться Маришка, но по голосу было слышно, что она сильно нервничает. А мы с Виктором хмуро переглянулись. И когда Виктор хотел это прокомментировать, я ему пантомимой показал молчать, и указал на рацию. Что нас слышат, и не стоит. Он еще больше нахмурился, но промолчал.

— Так что мы имеем, а имеем мы перед собой, извращенный издевательство, давно считавшегося мертвым человека. — Шепотом стала рассуждать Маришка, затаив дыхание, Виктор, да и я если честно, слушали, что нам явно не предназначалось.

— Ну так, что любимый, посмотрим не прошли ли даром твои уроки, — все так же шептала она, а мне эти слова резанули по сердцу. Это я хочу быть любимым, это я хочу научить ее всему что она бы знала и могла применить. А за ту боль, что звучала в ее голосе, когда она это шептала, и насколько были глубоки эти воспоминания, что она так погрузилась в себя и не осознавала, что говорит вслух, я готов был не просто убить, а зверски изорвать на мелкие кусочки, чтобы он долго мучился, потом оживить, и еще раз повторить процедуру. У меня не произвольно сжались руки в кулаки, а я на это обратил внимания, когда Виктор положил свою ладонь поверх них. И одними губами прошептал: 'Успокойся'.

— Так. Павел, как ты правильно выразился, нас здесь слишком много. Давай, ты пойди в сторонки покури, да за меня помолись, а я тут окунусь в прошлое. — Сказала Маришка. Я уже рванул к ней, но меня поймал Витя, и завалил на асфальт, выкрутив руки за спину, и в это время подъехало еще два фургона с омоновцами, те самые которых вызывал Виктор ранее, чтобы они отцепили место, и не случилось нечего форс мажорного.

— Так ребята, наручники на него, и держать чтоб он и шагу отсюда не сделал. — Отдал распоряжение он двоим подбежавшим к нему в масках ребятам. — Я пойду остальных расставлю, по местам обрисую ситуацию и вернусь к тебе. А ты пока успокойся, это ее выбор. И ее решение, а тебя я туда не пущу. Ребят нежно с ним, но если надо вырубите его чтоб сам себе не навредил.

— Поняли Виктор Павлович.

— Я тебе отомщу, — зло прохрипел я, так как меня все еще не подняли с асфальта.

— Ты мне потом спасибо скажешь.

— Скотина, рацию оставь, я должен слышать, что она говорит. Меня подняли. Вручили мое сопротивляющееся тело омоновцам, им же в руки дали рацию, и удалились.

А я затаил дыхание слушал, теперь уже молча.

— Неужели, злой Витя не пустил тебя ко мне? — вдруг уточнили, и как я понял у меня!

— Ты, что нашла время еще надомной поиздеваться? — возмутился я, — быстро отошла от машины. Сейчас вызовем спецтехнику, и ее аккуратно погрузят, и где-нибудь взорвут, нафиг, или закопают. — Начал уговаривать ее я, но в ответ услышал разъяснения Павла, от чего я и стоявшие рядом мальчики, похолодели от ужаса. Откуда я это узнал? Да потому что один, проверил на себе жилет, второй после точно таких же действий, залез в фургон и нацепил точно такой же бронежилет на меня, а еще один, быстро понес к Виктору. А я после минутного ступора, начал вырываться с удвоенной силой.

— Тут такая фигня, — разъяснял Павел, — я сразу и не увидел, пока мне малышка не показала. Если машина не с детонирует от того, что ее завели, то она может взорваться от любого другого над ней действия. И уже этот взрыв будет как маленькая Хиросима. Тут оказывается каждое колесо заминировано, и если они поедут, то рванет. А если зафиксировать колеса, чтоб они не двигались и поднять ее краном, для погрузки на эвакуатор, то опять же сработает детонатор, на изменение веса, который давит на колеса, в общем как не крути, надо разминировать. — Под конец очень тихо выдохнул он.

— Если не перестанешь дергаться, то во-первых тебя вырубят, и сделают это не настолько нежно, как делаю это я, а во-вторых пока ты добежишь, я просто взорву все тут, ну конечно постараюсь все таки обезвредить, но так как времени у меня будет в обрез то... — прекратила мои попытки вырваться Маришка.

— Ну слушай, зачем тебе то рисковать своей жизнью, Павел специально на это учился, он больше тебя разбирается во всем этом! — начал уговаривать ее я.

— То есть ты мне предлагаешь, сейчас встать и уйти от сюда, с осознанием того что с вероятностью в 99 %, он взорвется?

— Почему ты так сомневаешься в его способностях? — мне если честно было без разницы, получиться ли Павлу выйти живым из этой передряги. Я эгоистично думал сейчас только о том, чтобы Маришка была в моих объятьях, и мы уехали далеко, от возможной Хиросимы. Мне было наплевать на всех вокруг, только не она, мы только сегодня переступили на новую ступень общения, она только сегодня дала надежду на наше совместное будущее. А тут такое. Тут не чего не зависит от моего могу, или хочу. Тут не зависит на какую точку нажать, чтобы враг не достал ее. Тут все зависит только... Господи пожалуйста, начал молиться я...

— Ну я не сомневаюсь в его способностях, я даже больше чем уверенна, что он много чего умеет и даже очень хорошо. Но понимаешь, все саперское дело строиться на том что проводки разного цвета, и пусть даже если не видно куда они идут, ну как то это успокаивает и дает надежду, что человек который это делал, стандартно мыслит, и использует всем известные факты. А тут... а тут... все проводки серого цвета. И надеяться не на что, они все завязаны в три узла, а потом не понять каждый разбегаются, к своим точкам, причем детонаторы также расположены в нескольких местах, и не понятно какой ты отключишь, а какой приведет к замыканию, а как следствие и взрыву всей цепи.

— Господи, ну а что ты то можешь сделать, с этим?

— Я? — как то так спросила она, как будто это было риторическим вопросом. — Ну я ... и опять тишина...

— Ты уйдешь? — вдруг совсем другим тоном, и я догадался, что все мои уговоры были впустую, и она все так же продолжает заниматься разминированием, и еще и уговаривает профессионального сапера уйти.

— Ну уж нет! Я такое должен увидеть своими глазами, хоть даже пусть это будет и последнее, что я увижу.

— Ну тогда мальчики не отвлекайте. Я и не заметил, что рядом со мной стоит Виктор, а я оказывается сижу на ступеньки открытого фургона, и как ненормальный сжимаю рацию в руках.

— Отдай рацию пока не раздавил.

— Ты что, сейчас о сохранности имущество печешься? — хоть на ком то решил вызвериться я.

— Нет, просто связь с сапером только по ней держать можно, там специальная что не вызвать не каких лишних волн, и случайно не вызвать детонацию, если бомба настроена на взрыв по специальному сигналу.

И я уже более аккуратно стал держать ее в руках, эту последнюю ниточку, соединяющую меня с моей любимой, именно сейчас в минуту когда я мог ее потерять, я понял на сколько сильно и глубоко мои чувство к Маришки, и наверно я не смогу жить если ее не станет. И уже открыл рот, чтоб ей это сказать, как услышал:

— Макс?

— Да, солнце?

— Давай после того как это все закончится, пошлем далеко и надолго твоего лучшего друга? — господи даже в такую минуту, она смогла рассмешить меня, и обозлить Виктора.

— Если ты мне покажешь туда дорогу, и сама лично выстелешь ее красной дорожкой, то я так уж и быть сделаю тебе одолжение, пну под зад, чтоб придать ускорения, и саму отправлю туда! — рявкнул, красный от гнева друг.

Она рассмеялась, и сказала:

— И все равно я вас очень сильно люблю! — так как будто попрощалась.

— Черт, Маришка, ты не представляешь насколько мы тебя любим, только вернись в объятьях задушим, — как то плотоядно сказал Витя. А я, я не мог произнести не слова, я понимал, что за разговорами, она пытается нас отвлечь, а сама все это время что то там делает.

— Может ты все таки расскажешь откуда у тебя столько познаний? И драться ты умеешь, хотя я не видел не разу, и до сих пор не верю россказням Макса и Веры, и оказывается в бомбах разбираешься? — решил сменить тему Витя.

— Я еще белки в глаз с 300 шагов попасть могу, — хмыкнула Маришка, — ну еще ты забыл, что я вкусно готовлю, сногсшибательно выгляжу, и крестиком вышивать умею. Честно, честно! Я тебе потом слюнявчик вышью. — Не поддалась на провокацию она. А Витя опять начал закипать.

— Как бы нам не пришлось тебя с асфальта соскребать, всё умеющая ты наша? — хмыкнул он, но все язвы и шутки в его исполнение, в отличие от Маришкиных тонких и действительно смешных, звучали зло. Как будто от обиженного ребенка. У которого все что осталось из доводов, это ударить побольнее.

— Витя заткнись, — очень тихо попросил я.

— Виктор Павлович, а давайте ее к себе в штат возьмем, раз она мастериться на все руки, а снайперов у нас нехватка как раз? — на полном серьезе спросил Паша.

— Ты что смерти моей хочешь, да она меня если не словами, то пирожками отравит, или целясь на 180 градусов от меня, как раз в мою голову и попадет! — как то растерянно даже поделился своим мнением Витя со своим подчиненным.

— И она уже занята, — вставил я свои пят копеек.

— Паш, я понимаю что вы нас болтовней отвлекаете, чтоб ждалось менее нервно, но может опишешь, что вы там делаете. — Попросил я.

— Ой, — пискнула Маришка. — пододвинься! — и они завозились.

— По звукам, и репликам такое впечатление, что они там не разминированием занимаются, а прелюбодейством. — решил с хохмить один из стороживших меня омоновцев. А мы с Витей на него так зло глянули, что не будь на нем маски на все лицо, мы бы точно увидели, как он побледнел.

— Ну так, что ты мен приглашаешь? — опять продолжила прерванную беседу Маришка.

— Куда?

— Ну, давай на Бали? Я там ни разу не была!

— Приглашаю!

— Только знаешь, что? — вдруг засомневалась она.

— Нет, что?

— У меня наверно будет проблема с выездом за границу, мне наверно не дадут за гран. паспорт. Как ты думаешь, у нас найдется такой друг который сможет помочь с этим? Омоновцы начали тихо ржать в кулак. Представляете себе это зрелище, две большие детины, стоят с автоматами, в спец одежде, в бронежилетах, масках, еще оказывается и каски одели, и давятся от удерживаемого в себе смеха прикрывая и так не видимые рты, кулаками.

— Смейтесь ладно, она меня сделала, — вздохнул Виктор. И Парни заржали как кони. И в этот самый момент, раздался взрыв и машину немножко подбросило в верх. И в тот момент когда мы все вместе побежали в сторону взорвавшейся машины я услышал:

— Черт, малышка, ты ошиблась... — с такой болью в голосе это было сказано, что я не добежав около трех метров до уже горевшей изнутри машины, споткнувшись упал на асфальт.

Меня накрыли одеялом и стали оттаскивать омоновцы, запихнули в подъехавший фургон, и он куда то поехал. Я был оглушен, в ступоре, у меня все рвалось внутри, и я услышал откуда то из далеко странный нарастающий гул, отстраненно я отметил что это я начал орать, но я не мог остановиться. Тем временем фургон не далеко отъехав опять остановился. Дверь открылась и кто-то быстро зашел в фургон.

Мне было наплевать на все окружающее, меня рвало изнутри, меня корежило. Кто то, что то сказал, я не понял, я не услышал, я не хотел жить без нее. С меня сдернули одеяло, и дали по морде хлесткой пощечиной. Я немного пришел в себя, перестал выть, и попытался вывернуться из удерживающих меня рук. Нечего при этом не видя и не замечая, я оказывается плакал.