"Гуд бай, Америка-остров..."-1

Мартинг Майку отпустил, а Лех его не поддержал, оставшись свободной, она крепко стукнула его кулаком по животу.

— О!

— Сам дурак старый, — обиделась Майка. — Костолом!

— И это вместо благодарности, — заметил Володька. — Ну и молодежь.

— Она исправится, — пообещал Женька.— Честное слово. Завтра же.— И поджег погасшую сигарету.

В гараже ловить нечего, там Старики на диванчике друг другом любуются, проблемы свои решают. Старик на человека уже не похож, точно кот, одурманенный видом сметаны. А Ленка его стережет, словно мышь. Ему уже и слова не скажи, сразу злится начинает, и с нее искры сыплются. Только Женька там крутится, чего хочет — понятно, что не хлеба с маслом, а моторной крови, Старик сегодня опять канистру подтащил. Друг у него на автозаправке работает, значит, он и наш друг тоже. А мы с Лешкой сидим на досках и прикалываемся по всему подряд: что погода летная, что орлята вон летать учатся. Что Мартинг свои таланты мобилизовал, его Родина послала.

Подъехал Володька, морда лица серьезная-серьезная, словно он не катался, а мешки носил.

— Веселее, умник, — посоветовал Леха. — Все не так безнадежно. Правда, Майка?

Володька улыбнулся так, что жалко стало, перчатки беспалые Лешкины с рук скинул на бак, посмотрел на нас.

— Я в порядке, командир.

— Ну так отдохни, — мило разрешил Лех.— Можешь с нами посидеть, ладно.

— Можно? Ай, спасибо. Я пять минут.

— Ты картинки когда завезешь, единственный? Или так, порисовался?

Володька возмущенно промолчал.

— У матросов нет, — сказал на это Лех.

— Чего?

— Вопросов, дурочка.

— Свинья! — отметила девчонка. — Порода редкая. Рыжая.

— Рыжие талантливые.

— Свиньи — точно нет.

— Ну Майка, ты... — приуныл на такое явное предательство Лех. — Занесите в протокол, я тебя не обзывал.

— А меня не за что, — весело наморщила нос Майка.

— Ну тогда избавляю вас от своего гнусного общества. Честь имею, господа!

Лех прыгнул в мотоцикл и газанул, только пыль от щебня поднялась. Володька посмотрел ему вслед и — неодобрительно — на Майку.

— Ты зачем человека обидела?

— Какие обиды? Он придуряется. Ему знаешь, сколько надо, что бы обидеть? Столько не выпить. Знаешь такое: "не хочешь обижаться на меня утром, не пей со мной вечером". Вот я и говорю — столько не выпить.

Помолчали.

— А ты все-таки чья подруга, его или Мартинга?

— Что за тупость? Печать на мне должна чья-то стоять, что ли?

Он снова замолчал. А потом сказал:

— Все равно не въезжаю. Как-то у вас все смешно устроено... На одном кефире все выросли, что ли?

— Будешь базарить, — говорю,— будем расставаться. Ясно?

— Ну и пошли вы...

Майка сказала:

— Сам пошел.

— Ну и? — вскинулся Володька.

— Ну и... — она вздохнула. Потом вдруг ткнула пальцем: — Это что у тебя на лбу?

— Чего?

— Вот.

Опять вена дергается. Пора ей уже.

— Мозговая извилина. Заблудилась.

— Что, умный, что ли? — смеется.

— Так кто-то должен с броневика рукой водить.

— Ой-ой-ой.

— Девчонка — блеск!— покачал головой кому-то Володька. — Я валяюсь!

Подошел Март. Он сиял, как вычищенный ботинок, и сердце радовалось, на него глядючи.

— Воркуете? А я моторной крови выкроил.

— Вау? — переспросила Майка.

— Ниче, — охотно поделился он.— Я там полчаса под ногами путался. Она его, кстати, целоваться научила. Вот и не выдержал, выгнал. Бензина дал. Вот так вот. Ну-ка, место предводителю команчей! Дайте кости приложить, устал я вредными делами заниматься.

Майка отодвинулась, Мартинг сел посередине, снова полез за куревом.

— Зачем бензин? Собрался что ли куда? К Свете опять?

— Какая Света! С ума сошла. К Наташе. Короче, аут. Я влюбился, — сообщил он Володьке.

Майка хихикнула.

— Я, может, по-настоящему, может, в последний раз. Может, эх, где наша не пропадала — женюсь! Когда-нибудь. Вот скажи, Детка...

— Хорошая? — невозмутимо поинтересовался Володька. Мартинг мечтательно прикурил.

— Не то слово. Красивая. Как не моя жизнь.

— Ну, тогда обязательно женись. Пока не поздно.

— Я тоже так думаю. Поехали со мной, сам увидишь. Она любит, когда я за ней приезжаю. Лешку возьмем. И эту. Обезьянку. Ты не смотри, что она все смеется, это с горя, нервное. Ее-то я люблю меньше. Да, Ласковая?

— Ну, — не ломаясь, согласилась Майка.

— Баранки... — машинально вставил Володька.

— Чего?

— Гну. Дурочка.

— Еще один! — она плюнула в сторону.

— А куда за ней ехать?

— Она в торговом на курсах учится. Туда и подъедем. У них как раз в восемь вся ботва заканчивается. Круто. Детка, знаешь? Дай мне эту тряпку, — и Март ткнул пальцем в его "Флайер". — Ты где брал? Я таких не видал.

Майка заткнула уши:

-Началось...

— Ой, милый (Володька и сам не заметил, как стал бросаться словечками Леха). Можно, я лучше тебе сам отдамся?

— Ну Детка...Дет-ка. Серьезно. Там все ихние бабы повалятся. Как кегли.

— И я серьезно.

— Вот это мужской разговор, я понимаю, — сказала Майка.

— Дурочка, — снисходительно пожалел Март. — Это просто красиво...

— Интересная тенденция прослеживается. Что-то я сегодня в дурочках застряла, — прочно разозлилась, наконец, Майка.— Еще раз меня сегодня так назовете, и вы, уроды, у меня попрыгаете, ясно? С мамами своими так разговаривайте, ясно? С Наташами своими!

— Да ладно, ладно, — сдрейфил Женька. — Наташка-то стопудово дурища, но ты-то у нас другая, Майка. Тебе коня на белом "Мерседесе" к подъезду подгонять замаешься. Майка, ты крутизна. Мир? Успокаивайся, и поехали уже.

— Да я спокойна! — она сердито отвернулась. — Лешку не ждем, что ли?

— Что за нежности. Догадается — догонит.

Я вывела мотоцикл из гаража. Вспугнутые Старики, как тюлени в опасный период, недовольно зашевелились. А Март опять снахальничал, долго не выходил, потом выкатился, наконец, со своей коляской.

— Опять выгнали, — смеется.— В следующий раз пообещали башку о стену подровнять. По своему трафарету, наверно. У меня сигариллы кончились, где Леха носит?

Март меня сегодня вообще достанет, я чувствую. У него язык безмозглый совершенно, несет, что хочет. А тут еще подошел и выдал (вот стреляюсь от его непосредственности!) — после всего:

— Ты давай, малявка, бери Детку на тачку пока, ладно? Мы же его здесь не бросим?

Ох, сказала бы я ему в другой раз! Хочешь — сам вози, и Леха это так же касается, я Детку за руку в гараж не приводила, мне с ним нянчиться — какая радость? Пусть пускают в расход Демона или Джека, я сразу сказала, моя тачка — моя, все руки — в стороны. Насчет Володьки с Лехой мы вопрос решили, а кто такой Март, я спрашиваю? Ну ладно, Мартингу я улыбнулась, пусть думает, что к его словам прислушалась и очень радуется себе, кретин. А на дороге догнал Лех. Он долго стучал себе по голове и делал нам страшные глаза, о чем — я не поняла. В городе уже, когда подъехали к техникуму, выключились, Лех заорал сразу же.

— Мартинг, упырь, мозги растерял? Еще только раз, ты меня хорошо понял?

— Понял, — огрызнулся тот.

— Ну пошли, что ли, — Володька слез с мотора. — Где твоя мадонна.

Это Март затеял, что б его Наташку незнакомый чувак выцеплял, еще на Гальянке договорились. Круто, говорит. Тем более Володька ветровку свою ему не снял. Нашел чем подружку удивить. Лишь бы в обморок она не упала.

— Ты о чем? — это я Лешке. — Стихи читал?

— Мартинг, уродец, в город потащил всех, без гермаков. А менты? У кого тут права есть, я спрашиваю?

Володьку отфутболили влет — в подобным посещениям девиц, видимо, давно привыкли. Подождите конца занятий за дверью... Зрелище правда было не слабое — масса крашеных глаз, губ, пушистых кофт, откровенная скука девушек на выданье. Злачное место, Мартинг прав.

Мартин скорчил морду, недовольный, что от его крутизны не обрушился небесный свод.

Володька запрыгнул на подоконник, прижался затылком к стеклу. Ему снова стало хорошо, и это "хорошо" волнами расходилось по всему телу, унося мир перед глазами в иное состояние, почти пограничное, запаздывающее на несколько секунд, не больше, но ощущение растяжки — боже, какое сладко-дремотное...Мартинг сердился. Он мерил тяжелыми ровными шагами пространство коридора.

— Сколько времени? — спрашивал он, проходя мимо подоконника. Володька улыбнулся, улавливая вопрос. Часов-то не было.

— Я счас сдохну. Стопудово,— сообщил Женька.

Володька дипломатично молчал. Ему было пофиг на рисовки Мартинга, на подоконнике ему нравилось, приятный холод от стекла успокаивал.

Наконец за желанной дверью темп голоса сменился, шум, характерный для конца занятий — хлопанье стульев, шорох ног. Прогудел зуммер звонка. Женька встрепенулся, и глаза его приобрели утерянный было интерес к жизни. Он торопливо закрутил осветленные волосы со лба на затылок, одна прядь упала обратно на лоб, вытянул вперед подбородок. Володька усмехнулся, глядя на эти приготовления.

Из кабинета стали выходить — по двое, трое, потом потоком. Все казались на одно лицо, и старше своих лет. Вот что косметика с малолетками делает. А косметики всего два вида: польская и кооперативная, качество — то еще, о французской только слухи ходят. Про себя Володька давно знал: сильно красящаяся девчонка — почти верняк. У некоторых вообще планку ломит, так мужикам нравиться хочется — за километр в глаза бросается. Девчонка тормознула. Вот эта, удивился Володька. Никакая. Химия на темных волосах, на губах помада цвета бычьей крови, а глаза без косметики. Макияж: отсыпной вариант. Учиться пришла. При виде кофты-ангорки ядовито-сиреневого цвета, Володька заулыбался. По устойчивой популярности китайские кофточки затмили дефицитные детали к "Волгам", обеспечив львиную долю их с Сашкой летнего промысла.

Обратилась к Мартингу:

— Мальчики, сигареты не будет?

Мартинг нетерпеливо промолчал, вроде как не услышал. Не его. Как он, однако, невежливо с барышнями... С девушками надо мягче в меру сил, Володька ей улыбнулся подоброжелательней и пропел:

— Мы не курим, мы спортсмены в легком весе! Ему нельзя, а я его тренер.

Она сказала:

— Зря.

И ушла. Но ноги ее проводить взглядом стоило — очень короткая юбка, высокий каблук. Хорошие ноги — это редкость в городе металлургов, такими сваи не заколачивают, такие ноги глаза греют.

А когда поднял взгляд, увидел подружку Мартинга, она подходила, улыбаясь, невысокая, стройная. Володька стрельнул краем глаза на Женьку, тот торжествующе сдул с носа прядь, и тоже расцвел. Милые встретились поцелуем. Несколько ничего не значащих фраз.

— С другом познакомь, — улыбнулась Наташа.

— Чего знакомить. Детка это, младшенький наш.

Володька сполз с подоконника, несколько оттерев Женьку, взял ее за руку.

— Страшно приятно, мэм.

— Да? — она все улыбалась. — А почему Детка?

— Володя. Детка — это совсем другой человечек.

Он покачал ей пальцы, красноречиво изогнув бровь.

— Ах,— сказал Женька и щелкнул его по затылку. — Какие мы нежные.

Наташина улыбка перекочевала на Марта, похоже, тот ей в самом деле нравился.

— Дай мне сигареты, дорогая.

Лешка с Майкой на мотоциклах загорали, увлеченно обсуждали новинки ужастиков Кинга.

— Вот они. Не прошло и полгода.

Володька взял мотоцикл за ручку, и Майка машинально посмотрела только на его руку на сцеплении.

— А где сокровище Марта? Надеюсь, оно стоило того? — Лех, как всегда, был изысканно груб.

Мартин предъявил свою зазнобу. Леха буркнул что-то, похожее на любезность.

— Поехали?

Возражать не стали. А в Марте, скорее всего, проснулась совесть.

Март опять вперед вырвался, рисуется перед своей дамой. Ничего мне сегодня не нравится, особенно его девушка. Наверно, потому что он позвал Володьку выцеплять ее. А тот не отказался. Собственно, почему отказываться?

Настроение, как у гроба, дубовое. Чего они на меня наезжали сегодня все разом? Я ведь не кошка, хочешь — гладь, хочешь — за хвост дергай. Сейчас обернулась — вот он, ветер треплет волосы, шоколадные глаза — о чем думают?..

Чуть не вылетела на красный свет. Машин — дофига.

На рынке уже пусто. Завернули в квартал, у желтого дома остановились. Мартинг свою снимать с мотоцикла, она чуть мотоцикл не уронила своими ножками, запуталась. Он ее грузит, о попойке какой-то договариваются. Володька тоже слез, попинал заборчик, слегка.

— Друга вон возьми, — Наташа говорит. — Друг у тебя занятный. Володя?

— Наташа?

— Теплая компания, пустая квартирка, музыка, устраивает?

— А я к чему? И так все неплохо, по-моему.

Ждет, что б уговаривали, наверно!

— День рожденья, подружка одинокая.

— Симпатичная подружка?

— Хорошая девчонка, симпатичная.

— Так чего ж одинокая?

— Такие вопросы разве задают?

— А сколько лет, задают? Шестнадцать то есть?

— Ты или соглашайся, или...Водку пить, к чему сложности?

— Да, — признал Володька. — Надо же знать, на что идешь.

— Так идешь?

— Водку не пью. А так пошел бы.

Лех засмеялся.

— Чего ж ты мне мозги кру...

Наташей занялся Март. Потом она ушла в подъезд, а Март показал Вовке кулак. А я сказала:

— Хватит, а? Поехали домой.

И поехали.

Когда все четверо благополучно прибыли на место, на площадке перед гаражом тусили Джек и Демон. Джек добивал коробку папирос, а Димка мрачно восседал на досках. На звук мотоциклов на свет вышел Старик, поеживаясь отчего-то.

— Где вас носило? — попробовал он поинтересоваться.— Мы, кажется, на природу собирались, — и хмыкнул. — Поехали, что ли?

— Мы всегда, — выдохнула Майка.

— Готовы, — довел Леха.

— Дело за тобой, командир.

Ночь у костра — а что еще можно придумать осенью? Март тыкал палочкой в огонь, Лех пропихивал Майке ницшенианство, Старики перешептывались.

— Что, вода здесь где-то? — спросил Володька у Джека. — Чувствуется.

— За холмом. Только не пруд, а река.

— А там — деревня?

— Ты здесь в первый раз?

Володька кивнул.

— Скотиной пахнет. Слышишь? Пойдем к воде.

Джек согласился, закурил от Мартингова прутика, они поднялись, ушли в темноту.

— Холера, не видать нифига...— Володька споткнулся.

Вышли на берег. Вода плескалась где-то внизу, метрах в двух-трех.

— Здесь нырять можно, — сказал Джек. — Летом тут классно.

— Глубоко, что ли?

— Нырять можно.

Володька присвистнул, глаза уже многое различали, нашел под ногами камень, бросил с размаху. Тот булькнул вдалеке.

Джек курил.

— Холодно чего-то.

— Не курорт.

— В школу идти пора. А ты где учишься?

— Да я работаю уже, вообще-то. После учаги. Токарем.

— Что, взрослый что ли?

— Восемнадцать то есть, всяко. Вот в армию пойду.

— О.

— Не балуемся. Сам то зачем в десятый пошел?

— Не знаю... Выбирать не из чего было.

— Понятно.

Помолчали.

— А эти?

— Демик со мной в этот призыв собирается.

— А Мартинг?

— Тоже болтается после учаги, работать не катит. Старики с одной группы, из УПИ.