В таком положении он пролежал трое суток. Приходили и уходили какие-то люди, но никому в голову не пришло осмотреть развалины рухнувшей клетки и оказать несчастному помощь. И вот наступило туманное утро четвертого дня. Клеткой заинтересовались два старых человека в защитной форме. В их задачу входило разбирать развалины, зарабатывая себе на паек. Но, боже, до чего они были медлительны. Кондора они обнаружили сразу же. И первое, что пришло им в голову, это мысль о дармовом рождественском индюке. У них потекли слюнки, но прыти это им не прибавило. Лишь через два часа, пооткусывав кусачками прутья сетки, они извлекли кондора. Разочарованию их не было предела. Мало того, что это был вовсе не индюк, но он к тому же не подавал признаков жизни и неприятно пах. И тогда, поднатужившись, они на пару забросили черного мертвеца в кузов маленького грузовичка прямиком на груду мусора и щебня. Работа их на сегодняшний день закончилась. Лишь только дымок сигареты коснулся клюва кондора, он резко приподнял голову на длинной морщинистой шее и издал сердитый шип. Старички сразу поняли, с кем имеют дело. На этот счет у них была инструкция. Один из них побежал оповестить дежурного по наряду. Тот позвонил в дирекцию. Но на звонок с молниеносной быстротой явился вовсе не директор, а кто бы вы думали? Явился старый знакомый кондора зоолог Френсис Эшли. Он ничуть не изменился, только сильно отощал. На нем уже была форма артиллериста с лейтенантскими погонами, он командовал зенитным расчетом на дальних подступах к Лондону. Каким образом он очутился здесь в самый разгар боевого дежурства, никому неизвестно.
Завидев кондора, зоолог не долго колебался. Он осмотрел птицу, кивнул, приказал старичкам дожидаться его прихода, а сам отправился к своему командному пункту неподалеку. Там он потребовал у своего командира капитана Малькольма Лонгфита отпуск. Капитан безропотно оформил ему документы и оставил при себе копию. Это был последний отпуск зоолога.
Зоолог расчистил в кузове место, бережно уложил контуженого кондора в мешок из-под катрофеля. Грузовичок тронулся. Теперь для кондора настала пора странных совпадений. Снова в пыльных недрах мешка он трясся и подпрыгивал при езде. Снова надсадно тарахтел мотор, и нестерпимо пахло мазутом. Ехали они целый день с долгими остановками и проверками. А потом кондор сквозь сетку неожиданно вдохнул соленый и прохладный запах моря. Потом невесть сколько времени он раскачивался в трюме катера. Нетрудно было догадаться, что следующей остановкой будет овечий загон в тихом селении. Стоило не отчаиваться и не впадать в спячку, а внимательно следить за каждым поворотом руля. Еще лежа на дне кузова грузовичка, он запоминал положение солнца. И вот теперь, к концу путешествия в его голове уже вырисовывался примерный маршрут и вычерчивалась лоция.
Пленка прокручивалась в обратную сторону. Ожидания не обманули кондора, и он снова как бы родился заново. Как и в тот раз, он выпал из мешка на соломенную подстилку овечьего загона. Только теперь вместо железной цепи ногу ему стягивала промасленная веревка. Над ним чернела такая же двускатная крыша, и в ее треугольный просвет заглядывало ослепительно синее небо. Такого неба он не видел уже много лет из-за черной и ржавой сетки, отделявшей его от остального мира. Ничто не мешало теперь на небо любоваться. Самое поразительное, что и сейчас он различал в одалении на шесте полинявший и выгоревший "Юнион Джек".
Сверкающий лазурный треугольник неба манил к себе. Одно и то же мощное кучевое облако выделялось на его фоне, почти не меняя очертаний. Эта картина чем-то напоминала плакат туристической компании, приклеенный на стену в офисе. Плакат приглашал в путешествие, предлагал испробовать крылья, беззвучно воспарить вместе с мощным тепловым потоком на высоту нескольких тысяч футов. Но вполне насладиться созерцанием неба мешала собака. Как и тогда, она надсадно лаяла, негодуя на присутствие чужака. Его здесь не ждали? Ему здесь не рады? Ну что ж, он и не собирался здесь надолго задерживаться. И, в самом деле, пора было уже очнуться, отряхнуть ненавистный британский прах с черных крыльев. И кондор злобно колотил тяжелым, как молот, клювом по своим пеньковым оковам.
Так прошло несколько месяцев, а, может быть, и лет. Он продолжал неотрывно глядеть на небо в проем крыши, прислушиваясь к собачьему лаю. Ему поменяли пятую по счету веревку. Конца этому не предвиделось. Кормили его сносно, все той же рыбой, отдающей нефтью. Но сейчас ему вовсе не стоило брезговать рыбешкой. Перед дальним перелетом никогда не мешает восстановить силы. Небо звало.
К концу первого года своей деревенской эпопеи он начал проявлять беспокойство. По ночам собака просыпалась от невероятного шума из овечьего загона. Кондор подпрыгивал, шипел, щелкал клювом, бил крыльями, поднимая пыль и разбрасывая в стороны солому. Хозяин загона, заспанный и полуодетый останавливался в дверях, прислонялся к косяку и с получаса смотрел на этот погром. Не связать ли безобразника, лениво думал он. Но кондор скоро успокаивался и забивался в самый темный угол пустого загона.
Зоолог больше не появлялся. Смутная память о нем, о его долговязой фигуре, тощих ногах и блестящих круглых очках еще долгие годы маячила где-то на задворках памяти, пока не смешалась с очертаниями деревьев и отдаленных пыльных вихрей. А потом прогрохотала телега, и несколько человек выгрузили из кузова большой фанерный ящик. Когда люди втащили его в сарай и бросили с грохотом на пыльный пол, кондор отчаянно забился и забегал. Он понял, что приехали за ним, но зачем же ящик? Он предпочел бы ящику мешок. Те, что пришли за ним, переглянулись с пониманием. Кому захочется залезать в этот ящик живьем? Один человек подошел на цыпочках справа, другой слева, оба накинулись и прижали к земле. И теперь, трясясь в черной душной тьме ящика и ловя воздух через просверленные в крышке дырочки, кондор знал, куда его везут. Дорога полностью соответствовала старой лоции, которую он хранил в памяти. Его везли на юг, обратно в Лондон, в зоопарк.
Он вернулся и оказался во временной тесной клетке. За ним захлопнулась узкая дверца. Поглядеть на него собралось довольно много народу, весь персонал зоопарка мог любоваться его жалким видом на фоне грязного бревенчатого пола сквозь частую сетку. И как только эти господа с чувством хорошо исполненного долга покинули обозримые пределы, он расправил крылья и одним взмахом взмыл на самую высокую ветку. Он оглянулся по сторонам, с трудом узнавая простирающуюся вокруг не слишком густую лесистую местность. Надо жить дальше, надо было подготовить себя к новым испытаниям. Теперь перед ним разворачивалась длинная череда дней, самая длинная и безрадостная за всю его жизнь.
Победоносно окончилась Вторая Мировая война. Еще даже не были до конца разобраны руины бесценного собора в Ковентри, но в зоопарке полным ходом шли восстановительные работы. Через пару месяцев рядом уже высились ажурные чугунные столбы и крестово-купольные своды. Послевоенные архитекторы не отличались особой фантазией. Клетку еще не раз подвергнут перестройке, дважды изменят ее ориентировку по отношению к солнцу и ветрам, заменят плетение арматуры нержавеющей пружинистой сеткой, пока она не примет вид знаменитого Хрустального дворца. В нем кондор уже не мог наслаждаться одиночеством, ему теперь пришлось мириться с присутствием дальних видовых родственников — африканских грифов. Вокруг решетчатой обители, как и по всей территории парка, были высажены новые дубки и липки взамен поваленных немецкими фугасами. Выровнялся рельеф, не осталось ни следа от заполненных водой воронок. К клеткам пролегли аккуратные тропинки, огороженные бордюром и присыпанные чистым морским песком. На работу были приняты новые, молодые и краснощекие служители вместо прежних, вышедших из строя. А еще через полгода появился на арене и новый директор Арчибальд Муни, тоже моложавый и румяный.
С уходом старого поколения кануло в небытие имя кондора. Теперь никто не знает, что его когда-то звали Франциском. Теперь он довольствовался только родовым именем "Vultur gryphus", указанном на табличке, и сам он служил иллюстрацией к скучной справке из устаревшего учебника. Таким образом, жизнь не сулила кондору никаких перемен.
Но за спиной кондора уже был некоторый жизненный опыт. И этот опыт заставлял глядеть на жизнь несколько иначе. Да, годы брали свое, и хотя сам он приобрел образ величавого библейского патриарха, но душа его была неспокойна, он жил в предвкушении чуда. Всякий раз, к примеру, когда небо заволакивалось тучами, он ждал дара судьбы, удара, взрыва, порыва ветра и острого запаха гари. Тогда он вскидывал голову и, не мигая, ловил взглядом вспышки молний. Над ним тряслась сетчатая крыша, пригибались к земле от страха кроны деревьев, вились в воздухе тучи пыли и сора, со скоростью пули проносились мимо обрывки газет и обертки из-под мороженого. Порой с громким треском ломались толстые сучья. Но все было напрасно. Сетчатая крыша висела прочно. Крепкие петли удерживали маленькую дверцу в нижнем углу. Буря стихала, последние капли дождя барабанили по его лысой макушке. Небо в сетчатом узоре постепенно прояснялось.
Жизнь продолжалась. Дни катились по наезженной колее. Каждое утро начиналось с пробуждения. Затем следовал утренний полив дорожек, предобеденный прием посетителей, перерыв на еду, дезинфекция, дневной прием посетителей, административный и врачебный осмотр, сумерки, первые фонари и сон. Последние полгода к услугам кондора был приставлен новенький служитель, пятнадцатилетний негр Джонни Хопкинс, аккуратный и добросовестный юноша.
Кондор привык к заведенному порядку, и все из ряда вон выходящее заставляло его недовольно вскидывать голову и шипеть. Вот и в это знаменательное утро, поклевав бычий позвоночник, он поразился наглости, с которой посторонний мальчишка с веснущатой физиономией и белесыми ресницами глазеет на него, взобравшись на приступку. Где этот ротозей с респиратором, почему он позволяет доступ к клетке в неурочный час? Мальчишку тут же оттащили от клетки и увели прочь. Так бы и давно! Кондор оглядел остатки своего пиршества, поднял голову, повертел ею и брезгливо приподнял ногу. Подобно прыгуну в высоту или футболисту перед пробитием штрафного удара он попятился назад. Затем он принял позу для взлета. Через пару секунд он уже сидел на своем суку, расправив крылья. Ветер гнал по небу грозовые тучи, но, невзирая ни на что, кондор исполнил священный ритуал предков — салютовал невидимому солнцу распростертыми крыльями. Одно за другим крылья сложились, шея выгнулась, голова обрела покой на ложе из пуха. Одна за другой приходили и уходили грезы...
Опять он здесь! Черт побери, что снова понадобилось здесь этому мальчишке? Что он таращит свои круглые глаза с белесыми бровями? Что, захотелось в клетку? Небось, на воле несладко. Или ты позавидовал черному Джонни? Маловат ты еще, чтобы устраиваться официантом в этот ресторан. Ну и, слава богу. Наконец-то нашлась его мать и уволокла его с глаз долой.
Кондор потоптался на месте, развернулся и замер. Если бы не надвигающаяся буря, он бы позволил себе вздремнуть на часок, но надо было быть начеку. Он с наслаждением вдохнул в себя прохладу, встрепенулся. В воздухе ему почудился привкус гари, Пригнало черную северную тучу, — быть грозе с громом и молнией! Забытое кем-то приложение к "Меркурию" воспарило над кустом бугенвилий и пустилось вдогонку даме с мальчиком.
Королева крепко держала наследника за руку, чтобы тот не вырывался. Другой рукой она прикрывала шляпку, чтобы и ту не унес ветер. За ней быстрым шагом, но не теряя достоинства, шествовал принц Филипп, поддерживая под локоть бабушку. Они миновали чугунный столб, где их поджидала многочисленная свита. Королева вернула своему лицу очаровательную улыбку, хотя ей очень хотелось высказать Чарли, все, что она думает о его поведении. Как мог он, столь воспитанный мальчик отколоть номер! Он вздумал вырваться из рук у загона с морскими свинками и припуститься со всех ног к своему любимцу-стервятнику. Как назло, все решили ее сегодня расстроить. Вот и синоптики в очередной раз доказали своим прогнозом свою полную несостоятельность. Всему семейству грозило сегодня вымокнуть под дождем. К свите со всех ног и со всех сторон начали сбегаться служители с невероятным количеством зонтиков под мышками. Принцу тоже полагался маленький зонтик, но он сердито фыркнул и махнул рукой. Принц был обижен на весь свет. Он бы и не убегал, если бы мама выполнила свое обещание, ведь она клялась ему, что на обратном пути от свинок они снова навестят кондора. Чего стоит королевское обещание!? Всем вдруг стало некогда, всем приспичило бежать к машинам. Порыв ветра на секунду остановил процессию, королева прикрылась рукавом. Им навстречу с трудом проделывал колею по песку тяжелый "Роллс-Ройс". Члены свиты окружили монархов и грудью прикрыли их от летящего в глаза песка и мусора. Стало темно, как в театре перед увертюрой, сверкнула палочка в руках дирижера, что-то рухнуло, то ли декорация на сцене, то ли потолок в зале. Но все уже были в безопасности, принц Филипп успел захлопнуть за собой дверцу машины.
Ее Величество устроилась удобнее на мягком сидении, сняла шляпку с вуалькой и поправила свои букли, известные всему миру. В этот миг первые брызги бесшумно растеклись по стеклам машины. Скоро потоками воды размыло суетящуюся за окнами свиту. Королева терпеливо ждала около минуты, пока все сопровождающие лица рассядутся по своим машинам. За это время герцог Филипп успел расчесать и пригладить свой знаменитый косой пробор. Чарли сидел, уставившись себе под ноги.
— Ну что, Твое Высочество не забыло справится у кондора, как его зовут? — попробовал пошутить папа.
— Мы непременно выясним это по телефону из дворца, когда вернемся, — произнесла королева тоном, полным едкой иронии.
— Что-то есть в этом кондоре... Он мне напомнил сэра Лоренса в роли Гамлета, — промолвил папа. Никто не отреагировал на его слова, и он развернул с шумом газету. Королева подала знак. Машина тронулась.
— Ты что-то сказал, друг мой? — рассеянно спросила она.
— Да, — отозвался герцог, углубившись в чтение, — этот новый защитник "Вэстхема", в самом деле, необыкновенно хорош в отборе.
Воцарилось гробовое молчание, хранившееся весь остаток пути. Вспышки молний озаряли огромный немой город. Порой машину окатывало настоящей штормовой волной, и напоминала она уже старинную галеру в бушующем море. Только вместо весел ритмично работали стеклоочистители. Очередной удар грома заставлял королеву каждый раз вздрагивать и поеживаться. "О Господи, ну и денек! — приговаривала она шепотом, поправляя испуганно свои букли.
А за несколько минут до этого, когда дирижер еще только собирался взмахнуть палочкой, кондор уже вжал голову в плечи. Когда-нибудь эта сетчатая декорация должна была рухнуть. Ведь недаром он ощущал всем своим существом призывный запах гари. Когти его изо всех сил сжимали гладкий сук. Гром грянул, вот оно! Взметнулась в воздухе пыль, ажурную клетку потрясло до основания. Дерево затрещало, но удержалось на своих постромках. Ничего не рухнуло, и лишь раздался ритмичный призывный стук. Железо стучало по железу. Дверь клетки раскачивалась и билась на ржавых петлях в агонии. Ничто ее не удерживало, ни замок, ни засов.
