— Нет, ты сначала ответь, — настоял я.
— Ты же все равно не поймешь.
Я напряженно смотрел на Аса в ожидании объяснений, пока он не сдался:
— Нужно отключить твою систему сна, чтобы противник не получал через тебя информацию.
— Что? — недоуменно прищурился я.
— Сказал же: не поймешь. Так ты сядешь или нет?
— А это больно?
— Нисколько. — С таким же невозмутимым выражением лица говорит стоматолог, жужжа у тебя перед носом бормашиной.
— Поверю на слово, — осторожно расположился я в кресле, и в следующий же момент на руках и ногах у меня защелкнулись металлические фиксаторы. — Э?!
— Расслабься. Это нужно, чтобы избежать неожиданностей с твоей стороны. Если ты вскочишь и прервешь процесс, то получишь необратимое повреждение коры головного мозга. Все ради твоей безопасности.
Ас подошел к большой выгнутой линзе черного цвета на одном из столов и начал нажимать появляющиеся на ее поверхности пиктограммы. Вот тогда я действительно запаниковал.
— Отпусти меня!
— Прекращай истерику.
— Я ее еще даже не начинал!
С механическим звуком мою голову молниеносно окружили какие-то устройства. Я не чувствовал чтобы они меня касались, но сразу ощутил легкое жжение внутри головы.
— Инициирована процедура удаления ментального имплантата, — произнес где-то рядом немного искусственный, но очень эротичный женский голос.
— Что?! Нет! Не надо мне ничего удалять! Отпустите! — затрепыхался я в кресле, безуспешно пытаясь вырваться.
— Процедура завершена, — через секунду вновь произнес голос и устройства вокруг головы свернулись обратно, а фиксаторы расстегнулись.
— Вот и все, — сообщил Ас. — И не больно совсем.
— Сука! — Вскочив как ужаленный, я гневно уставился на Аса. — Какого хрена ты творишь?!
— Что за истерика? Держи себя в руках.
— Че ты хотел сделать?!
— Уже сделал. Удалил из твоего мозга механизм, заставлявший тебя регулярно засыпать.
Не зная, что сказать или спросить, я просто вздохнул и растерянно махнул рукой:
— Все равно я ничего не почувствовал.
— Ты слишком впечатлителен. Хладнокровнее надо быть.
— Хладнокровнее?! — Меня переполняло негодование. — Да я сам себе удивился, когда после вчерашнего не сошел с ума! А подозрения были!
— Гордиться, что удержался от сумасшествия после критической ситуации, можно обычному человеку, но не нам. У нас недопустимы даже намеки на потерю адекватности — независимо от запредельности переживаний. Гордиться же можно разве что решением абсолютно неразрешимой проблемы.
— Какие-то у вас драконовские порядки.
— Не порядки, а условия жизни.
— И что ты хочешь, чтобы я включился в эту жизнь?
Ас высокомерно ухмыльнулся:
— Тебе уже не кажется, что тебя разыгрывают?
— Мне никогда так не казалось. Я выбирал из двух вариантов: или я свихнулся, или ты.
— И на каком же остановился? — По его взгляду можно было сказать, что он доволен собой.
— Пока еще не определился, — парировал я.
— Желательно, конечно, чтобы ты поскорее приступил к работе, но ты еще не готов.
— И что мне надо сделать? Обучиться кунг-фу, карате, метанию огненных шаров?
Ас сдержанно откашлялся:
— Советую опустить тупой скептицизм. Он помог тебе вчера в университете? Нет.
— Откуда ты знаешь, что мне помогло, а что — нет?
— Потому что в подобной ситуации все нормальные люди ведут себя одинаково. Они отказываются верить в происходящее. Но природа не чувствительна к желаниям людей. Землетрясение, перед тем как начаться, не спрашивает у своих потенциальных жертв, готовы ли они к нему, и верят ли вообще в землетрясение. Тебя вчера тоже не спрашивали, да и сейчас твое мнение никого не интересует. У тебя есть всего два варианта действий: или перешагнуть через себя и принять реальность такой, какая она есть, или потакать своему самолюбию, захлебнувшись скепсисом, и последовать за своими мертвыми друзьями. Мы даем тебе шанс, которого нет у большинства людей.
Я неловко помолчал несколько секунд, укоряя себя за то, что не могу ответить ничего достойного.
— Ну, так что мне нужно сделать, чтобы стать готовым?
— То, чего тебе так не хочется — повысить свою эрудицию. В войне, которую мы ведем, физическая подготовка по важности стоит в конце списка. На первых местах интеллект, сообразительность и психическая устойчивость. Без них тебя не спасет ни самое мощное оружие, ни самая крепкая защита.
— Где ж вы воюете? В горячих точках?
— Везде.
— Как это?
— Вот так. В городах, за городами, на земле, в воде и воздухе.
— Интересно, если все так масштабно, почему об этом никому не известно?
— Вот ты вчера ты стал свидетелем одной из множества мелких стычек в нашей войне. И что? Всем известно только то, что здание сгорело. Установят причину — неосторожное обращение с огнем, и дело будет закрыто.
— Раз это не единичный случай, то рано или поздно кто-то же должен докопаться до истины.
— Кому придет в голову искать в пожаре тайный смысл? Или в обрушении, взрыве, авиакатастрофе? В набор рассматриваемых версий не входит "скрытая война экстраординарных сил". Пересчитали трупы, определили причину смерти, нашли виновников.
— Я видел, как тела разрубали на части. Как это будет отнесено к неосторожному обращению с огнем?
— Трупы были сожжены при очень высокой температуре. Определить от чего умерли эти люди практически невозможно. Это стандартная мера зачистки. Все свидетели должны быть уничтожены, а следы стерты. Правдоподобность при этом не требуется. Люди сами найдут себе приемлемое их мировоззрению объяснение даже самого необъяснимого события. Как ты, к примеру. — Ас довольно ухмыльнулся. — Главное — отсутствие фактических противоречий, как несовпадение причины смерти с характером аварии. Для этого от трупов проще избавляться или делать так, чтобы их причину смерти нельзя было установить.
— А что, отсутствие тел никого не волнует?
— Пока не волновало, — пожал плечами Ас. — В одной только России ежедневно пропадает без вести больше четырехсот человек, но никто не бьет тревогу.
— Все равно не верю, — фыркнул я. — Как вас могут не видеть? На Земле миллиарды людей. Уже давно кто-то должен был заметить ваши разборки и суметь рассказать о них всем. То же видео в интернет выложить.
— И видят. Нас постоянно видят. Десятки свидетелей по всему миру каждый день. Только толку-то даже если кто-то из них остается в живых? Человека не заставишь поверить в то чего, по его мнению, не существует, даже показав ему это. Наивно полагать, что человек обязательно принимает то, что видит собственными глазами. Каждые день миллионы людей видят НЛО, однако, существование инопланетян по-прежнему под гигантским вопросом.
— Ну, ты сравнил. НЛО так и называется, потому что оно неопознанное. Люди не знают, что именно они видят.
— Даже когда наблюдаемый ими объект нарушает известные законы физики?
— Так ведь неизвестно же что это за объект.
— Вот и свидетелям наших разборок неизвестно что они наблюдают.
— Как это неизвестно? — возмутился я. — То, что я видел в универе, сложно с чем-то спутать.
— Над тобой по небу летит космический корабль. С чем его можно спутать? С метеозондом?
— А откуда известно, что это именно космический корабль? На нем что, написано?
— Откуда тебе известно, что именно ты видел в университете? Ты же сам говорил, что подумывал, не сошел ли с ума. С чего же ты взял, что другой человек на твоем месте решит иначе?
— А если какой-то человек все же подумает что это не галлюцинации?
— Ты пробовал говорить кому-нибудь, что видел призрака или то же НЛО?
— Не доводилось еще быть свидетелем таких вещей. Ты намекаешь, что не поверят?
— Что тебе сказали в полиции, когда ты к ним пришел?
— Ты и об этом знаешь... Ну, я был пьян, поэтому и не поверили.
— Ты, правда, думаешь, что опьянение — единственная причина? Да будь ты хоть трижды трезв, тебя бы просто увезли в психиатрическую больницу.
— Можно подумать всех свидетелей вашей войны запирают в психушки.
— Не всех, и не в психушки, — задумчиво протянул Ас. — Если человек просто настойчивый остолоп, всюду орущий о том, что он видел, его конечно рано или поздно на лечение отправят. Если же мозги есть, будет помалкивать, что большинство, кстати, и делает.
— Да не может быть! Что все прям такие трусливые?
— "Трусливые"? — переспросил Ас, недоверчиво кривясь. — Интересный у тебя взгляд. Ты не забывай, что в социуме живешь, а в нем есть такое понятие как "асоциальное поведение". Лишиться работы и репутации, пытаясь настойчиво кому-то что-то безуспешно доказывать? Игра не стоит свеч. Даже самым недалеким обывателям это понятно. Увидел? Ну и гордись до пенсии. Внукам расскажешь — посмеются над дедовским маразмом.
— Быть не может, чтобы все обстояло именно так, — раздраженно сказал я.
— Ты захотел объяснений как это мы так существуем, что про нас не известно человечеству. Я объяснил, что ему известно не больше, чем оно само хочет знать. Если бы у большинства людей в мире появилось непреклонное желание узнать правду о том, что скрывает реальность, ничто не смогло бы их остановить. Однако им плевать, для них важны лишь их маленькие жизни, а те немногие, чьи интересы простираются чуть дальше, мечтают, чтобы к ним прилетел волшебник в голубом вертолете и преподнес все ответы на блюдечке. Зачем надрываться, когда чудо само обязано свалиться на них, поскольку они такие уникальные?
Я слышал в голосе Аса отчетливый сарказм, но не понимал к чему он.
— Да взять опять же НЛО: приземлилось оно на Красной площади и расскажи его пилоты...
— То есть мы должны пойти на Красную площадь, — тут же перебил меня Ас, — и...
— Я утрирую, господи! — взмахнул я руками, перебив его в ответ. — Могли бы хотя бы на телевидении выступить.
— Для чего? — Он то ли, правда, не понимал, что я пытаюсь доказать, то ли прикидывался, что не понимает, чтобы еще больше распалить меня.
— Да чтобы все о вас узнали! — воскликнул я.
— Какой смысл метать бисер перед свиньями?
— Причем здесь бисер?
— Пятого ноября две тысячи четырнадцатого года на одно Голландское телешоу пришел человек, который у всех на глазах переместил бронзовый кувшин с одного стола на другой и с научной точки зрения объяснил, как сделал это, предъявив показания приборов, установленных там же. Но вот незадача: компетентные доктора наук, находившиеся в студии, назвали его фокусником и шарлатаном. Явление людям чуда не изменило мир, не перевернуло представления людей, даже рейтинг того шоу не сильно изменился. Единственное чего удалось добиться человеку — приглашений от продюсеров на несколько других телешоу. Так объясни, для чего мне или кому-то еще идти к людям и унижаться?
— Ну, я не знаю...
— У нас забот хватает и кроме того чтобы кому-то что-то доказывать. Каждую минуту на Земле рождается почти пятьсот человек, но лишь двадцать процентов из них в жизни вообще задумаются о том, как устроена окружающая их реальность, остальные же останутся довольны тем, что имеют.
— Все с вами ясно, — фыркнул я разочарованно.
— Ничего тебе не ясно. В отличие от тех, кто сожгли твой университет, мы наоборот стараемся оставить как можно больше свидетелей наших действий, мы верим в людей. Другое дело, что после нас, как правило, проводят зачистку и свидетелей не остается.
— А вы что не можете никого защитить?
— Мы не органы правопорядка и даже не охранное агентство. Если мы будем заниматься еще и защитой свидетелей, у нас не останется времени, чтобы предотвращать сами события, из-за которых этим людям оказывается нужна защита.
Я недовольно вздохнул.
— Как будешь готов, так сможешь охранять всех кого захочешь, а пока, раз тебе нужно отдохнуть, я провожу тебя к твоей койке.
— Так мне ж, вроде, не нужен больше сон?
— Сон и отдых — принципиально разные вещи.
Ас отвел меня в большое помещение, где вдоль стен стояло с два десятка односпальных кроватей. Рядом с каждой находилось по белой пластиковой тумбочке со встроенной настольной лампой. Поперек одной из кроватей на животе распластался человек, одетый в такой же черно-белый костюм как Ас, только немного иначе раскрашенный.
— Вот твоя койка, — указал Ас на заваленную какими-то предметами кровать рядом с тем человеком.
— Кто мой сосед? — с тревогой вопросил я.
— Его зовут Неман. Он сейчас немного занят. Ты не волнуйся — вы поладите. Располагайся.
Только я собрался переложить на пол занимавшие мою кровать вещи, как они вдруг резко перелетели на кровать соседа.
Я застыл.
— Если бы ты положил их на пол, то поругался бы с Валом, — сказал Ас и вышел из помещения.
Его последние слова прибавили еще пару вопросов к той сотне, что вертелась в голове, но задавать которые мне хотелось все меньше, поскольку в глубине души я знал на них ответы, только боялся себе в этом признаться.
Растянувшись на удивительно мягком надувном матрасе темно-синего цвета, я не мог уснуть, как не пытался, словно меня одолела лютая бессонница. Тело окутала приятная истома, но знакомого спутывания мыслей и незаметного погружения в сон все никак не происходило. Температура на этаже была невысокая, градусов двадцать навскидку, поэтому я закутался покрывалом и еще долго думал о том, правильно ли поступал в этот день, всегда ли понимал последствия своих решений и как бы на моем месте поступил другой человек.
С одной стороны, это вроде как радость, когда тебе говорят, что твоя обыденная жизнь закончена, но с другой стороны, там, позади, осталось столько всего, к чему я привык... Мне никто не говорил, что нельзя туда возвращаться, но я боялся, что об этом могут сказать, поэтому для того чтобы успокоиться, я взвешивал все "за" и "против" новых обстоятельств в надежде, что первое перевесит второе. В конце концов, моя былая жизнь при всей ее скромной привычности, ассоциирующейся с уютной теплой норкой, которую я покидал в основном только за едой, заметно уступала этой новой, напоминающей прыжок с парашютом. Вот только я не знал, есть ли у меня, собственно, парашют.
Глава 3
Миротворцы
Я пролежал, наверное, часа три, пока тело не отдохнуло и не начало ныть, требуя размяться, а мысли более или менее не пришли в порядок. Да и к тому же голод уже напоминал о себе, так что я набрался смелости встать. Мой сосед все еще лежал без движения, даже не сменив положения, что дало мне повод сомневаться, жив ли он.
Прогнувшись назад, разминая затекшую спину, я осмотрелся. Похоже, работа на этаже не прекращалась даже ночью — количество людей ничуть не поубавилось. Я осторожно пошел по коридору разведать обстановку. Это место не имело ничего общего с офисом не только из-за крайне необычного устройства, но и потому что никто из сотрудников не занимался типичными офисными делами. Те люди, что сидели перед зависшими над столами изображениями просто периодически без энтузиазма тыкали пальцами в эти картинки. На каждом "рабочем месте", состоящем из полупрозрачного дугообразного стола и просторного кожаного кресла на колесиках, обычно предназначающегося для руководителя, изображений находилось не менее трех, и они были немного наклонены назад, видимо для удобства работающих с ними людей.
