| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
И зачем Андрей ему понадобился?
Назавтра он приехал на Октябрьское Поле и, считая дома и повороты, точно к назначенному времени вышел к двухэтажному домику с торцовой дверью в полуподвал. Вход в зальчик освещала одинокая лампочка в сетке. Андрей спустился по выщербленным бетонным ступенькам, толкнул дверь. Зал был невелик, но отделан любовно и со знанием дела — обшит золотистым деревом, оборудован стойками для оружия вдоль стен, в нише в дальнем углу — фигурка Будды на фоне свитка с цветком и каким-то китайским изречением. По сторонам ниши стояли два обнаженных меча — слева катана, справа цзянь, а перед Буддой находилась подставочка для ароматических палочек. В зале ощущался острый аромат чайного дерева — Витька ко всему прочему практиковал на своих подопечных ароматерапию, акупунктуру и массаж.
Вместо раздевалок в зальчике имелись две выгородки за ширмами справа и слева от двери в душ и туалет. Все чистое до умопомрачения, разуваться у входа... Андрей уже почти вылез из ботинок, когда рядом возник Витька в своей китайской вытертой и застиранной куртке и таких же штанах, босиком и с боккеном в руках.
— О, хорошо, что пришел! Однако, помощник нужен.
Андрей молча поклонился — как и положено помощнику перед сэнсэем.
— Знакомься. Новая группа у меня.
Как рассказал Витька, группа эта набралась как-то сама собой, странным образом. Обычно-то он брал детей и подростков по рекомендации, группы две-три, три раза в неделю. А вот теперь образовалась четвертая. Андрей сидел на скамейке у дальней стенки и смотрел, как они собираются. Сплошь девицы.
По словам Витьки, первая позвонила ему на работу, представилась Людмилой, сослалась на Витькиного учителя и попросила встретиться. Заинтригованный Витька после работы поскакал на встречу — ему стало любопытно посмотреть на обладательницу такого своеобразного голоса, грудного и резковатого. Любопытство его и подвело, потому что раз уж пришел на встречу, то пришлось ему эту Людмилу выслушать, а потом уже неудобно было отказывать. Три девицы при ней — не так уж много, решил Витька. Пару недель их так и оставалось четверо, а потом стали появляться еще. Сейчас их было штук восемь, это почти полноразмерная группа, у Витьки больше десяти человек в группе не бывает. С детьми он бы справился, а тут зашивался. Потому что девицы оказались со странностями.
Андрей это сразу понял. Настороженные какие-то, себе на уме. Главное — невозможно было понять, к чему им боевое у-шу, почему именно у-шу, почему не столь модное нынче каратэ или, чего похуже, айкидо, а то, не дай-то Бог, кендо какое-нибудь? И почему — боевое? Кого они убивать собрались? Или не убивать? Или защищаться?
Вот та же Людмила. Можно понять, почему Витька нарушил свои правила и открыл ради нее и ее подружек новую группу, хотя никогда раньше взрослых, да еще и женщин, учить не брался. Решительность, целеустремленность, самый короткий путь — прямой. Без всякого натиска. Витькин рабочий телефон она добыла у его учителя, до которого добралась через каких-то общих знакомых. Она вообще-то до самого Михаила Степановича, их с Витькой сэнсэя, добиралась, но он уже года два не ведет учебных групп, да к тому же опять уехал в свой Китай, то ли монографию писать, то ли в каких-то архивах рыться. При рыжих, подкрашенных хной волосах у нее были орехово-зеленые глаза и черные брови. Среднего роста, плотная, с широкими бедрами. Ясно, что ей везде отказали, но Витька исповедует принцип "научить можно любого в пределах, поставленных природой". Любой на ее месте давно сдался бы, но она искала, уговаривала и вот нашла. И занималась теперь жестко, упорно, с полной выкладкой.
С собой она привела еще троих, того разряда, который меньше всего ожидаешь увидеть в додзё. Одна из них, Инна, ходила, подволакивая ногу и склонив голову набок. Когда она говорила, то лицо передергивало судорогой. ДЦП. У нее вообще никакой координации не было, и почему она таскалась в Витькин зальчик с крутой узкой лестницей на входе, преодоление которой требовало посторонней помощи или титанических усилий, а не в центр реабилитации с их космическими костюмами и тренажерами, Андрею понять было невозможно. Наверное, просто денег не хватало. Инну ему было непереносимо жалко, особенно когда она в сто двадцатый раз неправильно ставила ногу или промахивалась мимо макивары. Но она просто повторяла движение в сто двадцать первый раз, и иногда у нее получалось.
Еще двоих, Лану и Наталью, привел сам Витька. Обстоятельства знакомства были, мягко говоря, необычные. Расскажи это Витька с полгода назад — Андрей не поверил бы. Но сейчас он верил всему. Витька рассказывал, что как-то раз, прогуливаясь перед сном, он заметил следующую картину: по обочине дороги взад-вперед расхаживала девица. Ничем не примечательная девица. В очках, с жиденьким хвостиком, стянутым резинкой неопределенного цвета, в стареньких джинсиках и потертой серой ветровке. Девица расхаживала взад-вперед и время от времени всматривалась в пустое шоссе, словно чего-то ждала. Или кого-то. И дождалась-таки.
Черный лимузин возник из серой пустоты асфальта внезапно. Мгновение назад его не было — и вот он, уже несется по шоссе. Потом, вспоминая все уже дома, Витька осознал, что автомобиль двигался совершенно бесшумно. Черт его знает, как он там ехал, но мотора у него не было! Во всяком случае, не было слышно никаких звуков. Кроме взвизга девицы, которая стояла и ждала, что лимузин на дикой скорости на нее наедет. Еще раз девица взвизгнула, когда Витька оттащил ее на обочину.
— Дурак! Всю охоту мне загубил! — возмущенно заорала девица.
— А лучше, чтобы он тебя загубил? В лепешку раскатал? Дура!
— Сам дурак! Не раскатал бы! Идиот несчастный! Я этого гада специально ждала, а ты взял и все испортил! — по лицу девицы катились настоящие слезы.
Вот так Витька и познакомился с Натальей. Пошел ее провожать до метро, боясь, что эта дуреха еще во что-нибудь вляпается, потом они разговорились, и Витька пригласил на тренировки и Наталью, и ее подругу Лану, с которой вот такие приключения начались еще раньше, только машины, которые охотились за Ланой, были самые настоящие.
Лана, в отличие от подруги, была настоящая красавица — смуглая, с пышными черными волосами. Она, в отличие от Натальи, не рассказывала о своих "приключениях". Только по большей или меньшей степени мрачности, написанной на ее совершенном лице, можно было сказать — вот, было опять, или наоборот, пронесло. Кроме того, насколько понял Андрей, Лану в этой жизни доставали не только и не столько мистические приключения, сколько вещи вполне обычные, житейские. Нелюбимая работа, от которой у нее не хватало духу избавиться (кажется, она была менеджером в каком-то женском журнальчике), хворающая мать, какие-то мужики, на которых ей, при всей ее редкой красоте, ужасно не везло...
Еще три девицы набежали вслед за этими, уже при Андрее. Звали их Лиза, Леся и Лена, блондинка, рыжая и шатенка, прямо как невесты графа Дракулы, сразу и не разберешь, кто из них кто. Они одинаково экстравагантно одевались, делали почти одинаковые ошибки в тао-лу, одинаково опаздывали и одинаково щебетали на несколько тем одновременно, не путаясь в порядке ответов.
Их Витька и отдал Андрею, потому что с ними не было особых проблем. То есть в смысле тренировок не было проблем. А вот до и после... Они теряли ключи, забывали в раздевалке за ширмой футболки и книги, на них нападали в темных переулках, у них то и дело случались мелкие пакости дома и на работе. Они словно притягивали несчастья. Они видели резиновые лимузины и лишние отражения в окнах и стеклянных дверях. И это было у них в порядке вещей. А еще они мимоходом, без особых усилий всего-то за пару недель загрузили бедному Андрею голову до такой степени, что он просто перестал различать, где в их щебетании реальность, а где фантазии.
Ну как можно всерьез воспринять обсуждение истории расселения сидов, они же эльфы и альвы, от Урала до Ирландии в свете бажовских сказов? Или методику обучения полетам во сне? Причем одновременно?
И еще — неподалеку от зала была та самая улица маршала Вершинина...
И стал Андрей жить в двух измерениях. В одном была работа, серое небо над городом наяву и грозовое багровое во сне, а в другой — Вика, сны и странные Витькины девицы, "женский Шаолинь". И кубок, светившийся изнутри, и Черный Принц — его зазеркальная роза до сих пор стояла в узкой вазе-бутылке из синего стекла на окне мастерской и не собиралась засыхать, и мужик с черным псом... И оранжевый неон рекламы какого-то тренинг-центра "Откровение", то и дело попадавшейся на глаза в самых неожиданных местах...
Когда приходит Время Ветров, ясных дней становится все меньше и меньше, но потому они драгоценны, как никакие другие. Это время ожерелья, ожерелья редких светлых дней, нанизанных на серую нить дней дождливых. И как же прекрасен в эти часы затишья Мой Город! Тогда я люблю ходить по Воробьевым Горам и ловить бисерины ускользающего времени, неповторимой красоты.
Я - низатель мгновений.
Я так долго живу, я ничего не забываю - но никогда я не видел двух одинаковых дней Ветра. Они всегда разные...
— Так прозрачно, — склонив голову набок, задумчиво проговорила Кэт. После лекций она всегда возвращалась домой пешком. Ей нравились Воробьевы горы, а уж осенью — особенно.
Провожавший ее сегодня молодой человек — с виду откровенный байкер — задумчиво посмотрел за реку, где в голубоватой осенней дымке мягко светились купола Новодевичьего монастыря. Молодого человека звали не то Альберт, не то Альфред, не то вообще Ольгерт, словом, как-то не по-нашему, а потому все его называли просто Алик. Настоящее же его имя было Агловаль, и знала это, наверное, одна только Кэт.
Познакомились они на лекциях, куда Кэт ходила вольнослушателем, а Агловаль в рамках своего филологического курса, и сразу же раскусили друг друга. С тех пор между ними возникло то особое доверие, которое связывает людей, разделяющих общую тайну, или объединяет тех, кто волей судеб оказался далеко от дома.
Кэт он нравился, и она иногда подумывала, что если бы этот рыцарь к ней посватался, она, наверное, могла бы его полюбить. Но Агловаль всегда был очень учтив с ней, но не более. Он держался на расстоянии, и из-за чего это было, Кэт не понимала.
Кэт смахнула прядку с глаз, глядя на задумчивого Агловаля чуть исподлобья.
— Печальное время, — сказал Агловаль.
— Почему так? — спросила Кэт, чтобы просто поддержать разговор. От молчания и устремленного вдаль странного взгляда Агловаля ей было не по себе.
— Не знаю, — пожал плечами Агловаль. — Может, я просто соскучился по дому.
— Где ваш дом, рыцарь?
Агловаль улыбнулся.
— Я не рыцарь. Я еще не опоясан, и шпор не заслужил.
— Но меч-то у вас есть?
Агловаль засмеялся.
— Значит, от вас его не скрыть. Он заговоренный, и его видно только немногим, да еще если я хочу его показать. А так то за тубус принимают, то за зонтик. Как вы вообще меня... раскрыли?
Кэт тоже рассмеялась.
— А вы все время порывались что-то сказать и сдерживались. Особенно когда шла речь об образе Монсальвата. И о Граале.
— Но он же такую ерунду нес! Особенно о сэре Лоэнгрине! А ведь господин Вагнер все правильно изложил. Зачем же выдумывать? — Тут Агловаль осекся и спросил: — Вам кажется, я глупости говорю? Нет, что вы, я понимаю, что истинная история творится здесь, по Ту Сторону... то есть по эту.
— Кто знает, — вздохнула Кэт, поправляя очки. — А вы как меня раскусили?
— Глаза. Я посмотрел вам в глаза и заметил...
Кэт засмеялась.
— Понятно. Надо носить очки потемнее. А вы как сюда попали?
— Мои родители отправили меня в Камелот, когда мне исполнилось восемнадцать, чтобы просить у государя Артура приключения, а потом рыцарского пояса.
— Но Артур же спит в Аваллоне?
— Да, но каждый раз в день Пятидесятницы он пирует в Камелоте всю ночь до рассвета со своими рыцарями, а потом снова уходит в туманы Аваллона, чтобы заснуть до поры. И с ним прекрасная Гвиневера, и Ланселот, и Гавейн, и все они живы в эту ночь, и нет меж ними вражды, — почти нараспев проговорил Агловаль, чуть прищурившись, словно силился разглядеть в силуэте Останкинской башни шпиль со знаменем Красного Дракона Логра. — Хотите бутерброд? С ветчиной, — вдруг спросил он.
— Хочу, — удивилась сама себе Кэт и рассмеялась. — Так вы все же расскажите о своем Камелоте и о том, как вы сюда попали.
Агловаль подошел к скамейке, достал из черного кожаного рюкзака термос и большой сверток. Подождал, пока Кэт сядет, разломил багет и предложил Кэт половину. Затем сел рядом.
— Вот, — сказал он, откусывая, — я явился ко двору, и был принят, и меня усадили за пиршественный стол. Мы ждали полуночи, когда должно случиться Приключение. — Он помолчал, откусил от бутерброда кусочек. — И явилась дева... Она привела меня к кругу камней на холме. Я вошел в круг и услышал голоса в голове. Меня звали на помощь. Много разных голосов, с разных сторон. Мне хотелось броситься сразу во все стороны, но я не мог, и я впал в отчаяние, и уснул на холме. А проснулся уже здесь. В Битцевском парке. Тоже лежал на холме среди леса, а рядом сидел какой-то... виллан. Но он заговорил со мной, и я понял, что этот человек послан мне Богом, дабы стать моим проводником и наставником. Он научил меня жить здесь, раз мне послано такое испытание.
— Трудно было привыкать?
— Привык, — дернул плечом Агловаль.
— Да. В этом мире не хватает благородных рыцарей, — тихо проговорила Кэт.
Агловаль помолчал. Затем тихо заговорил каким-то трепетным, неровным голосом, словно ему хотелось плакать, но он сдерживался.
- В земле далекой, многим недоступной,
Вознесся славный замок Монсальват.
Храм, озаренный верой неотступной,
Стоит, сокрытый средь его палат.
- Внутри него, исполнен благодати,
Хранится Господом ниспосланный сосуд,
Благоговейно избранные рати
Бессменну стражу вкруг него несут.
К нему слетает голубь благовеста,
Чтоб год от года силой напоить.
Грааль чистейшей мощью благочестья
Способен воинство без меры наделить.
Кто избран жить в служении Граалю,
Тот силу дивную и стойкость обретет,
Избегнет власти злобы и печали,
Любой обман пред ним во прах падет.
Тот не лишится горней благодати
В земле безрадостной и в тягостном пути,
Пройдет незнаемый сквозь вражеские рати,
Кто избран свет его везде нести.
Грааля суть есть таинство благое,
Его не должно всуе обрести,
Лишь беззаветно чистые душою
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
