1. Белый пепел снегов

— Рука у него, видно, поломана, — сказал Ингерд. — Долго ему не летать.

— Аарел если летать не будет — умрёт, — отозвался Ян. — Он больше птица, чем человек, не как мы. Я птицей стану или ты зверем, так потом два дня ждёшь, пока вся сила вернётся, а он нет. Сегодня с восходом мог бы лететь, кабы не рука.

Ингерд подивился такой выносливости.

— Откуда же он столько сил берёт, неужели волшба? И почему ты его зовёшь одиноким охотником?

— Он больше птица, чем человек, воюет и охотится в одиночку. Племя его велико, а он людей сторонится, почему — неизвестно, а спросить всё было недосуг, да и неразговорчив он. Живёт как хочет, и племени от него пользы много. А так я больше про него ничего и не знаю.

Пока они лечили больную руку, ставили кости на место, Орёл даже глаз не открыл, до того крепко спал.

— Нельзя бросать его здесь, — сказал Ингерд. — Погибнет.

— Первый дозор встретим и сдадим его, — сказал Ян и подумал: 'Если раньше не подстрелят'.

Он осторожничал не зря, места кругом были глухие, безлюдные, пройдёт дозор — травинка не согнётся, сучок не треснет. Хоть и далеко до Соль-озера, но Орлы хорошо стерегли свои рубежи, никого не пускали.

Не успели Ян с Ингердом отмерить и версту, таща на себе Орла, как звонко пропела, разрезая воздух, стрела и вонзилась в сосну аккурат над головой Яна, только древко оперённое задрожало.

И тишина. Лист не шелохнется.

Ингерд втянул носом воздух, полный чужих запахов, которые сливались в один: опасность. Как ни зорок был Сокол, а не мог разглядеть, где затаились стрелки, чьи они и сколько их. Аарел в беспамятстве, как ни тряси, стало быть, толку от него мало, и Ян громко сказал:

— Эй, Орлы! Кто тут из вас — Брандивы, Умантиры, Эрвиллы? Я — Сокол, и со мной Одинокий Охотник! Заберите его, если он вам нужен!

Тишина.

Потом чуть шевельнулся ракитовый куст, и бесшумно появился человек в одежде под цвет листвы, ксар покрывал ему не только голову и шею, но и лицо до самых глаз — Ингерд бы сроду не догадался, кто таков. А Ян догадался: Орёл, — но с места не сошёл: калёная стрела с натянутого лука так и смотрела ему точно в грудь. Орёл окинул взглядом Одинокого Охотника, который спал, уронив гордую голову Ингерду на плечо, но лук не опустил. Ян не двигался. Ингерд тоже.

И тогда, словно по колдовству, из-за деревьев показались ещё девятеро, таких же, с закрытыми лицами, а у последнего лицо закрыто не было, и Ян сразу признал Крийстена Брандива, славного янгара Орлов, он был Аарелу старшим братом. Вождь Яна тоже признал, кивнул ему, потому что не раз им доводилось вместе гнать Боргвов от Соль-озера обратно за Келмень.

— Доброго дня тебе, янгар Брандив, — осторожно сказал Ян: какую дань Орлы возьмут за то, что идут по их земле?

— И тебе доброго дня, Ян Серебряк, — ответил Крийстен Брандив и поглядел на Ингерда. — Куда путь держите и где вы подобрали Одинокого Охотника?

Ингерд помалкивал, соображая, что слово чужака только навредит. Отвечал Ян:

— Орёл с Рысью бился в стороне от дороги, там, где она зелёное болото огибает. Сильно ему досталось. Если б не перехватил, ушла бы по деревьям через топь.

Янгар кивнул своим воинам, те подхватили Одинокого Охотника, устроили на сложенные копья и понесли в лес.

— Идём к нашему очагу, Сокол, — сказал янгар. — Тут недалеко. И Волка с собой бери. Волк ведь это с тобой?

Ингерд скрипнул зубами. На кой сдались ему чьи-то очаги, когда дорога ждёт? Но попирать законы гостеприимства было делом постыдным, поэтому смирился.

Быстро занялся день, солнце повисло на мохнатой еловой ветке, ожили деревья. Распелись, покинули гнёзда птицы, зверьё выбралось из нор. И не было слышно, как ходят тайными тропами Орлиные дозоры, их дороги не пересекались ни с волчьими, ни с оленьими, ни с чьими, а вот Рыси и Куницы мимо них пройти не могли.

Шли не очень долго, потом деревья расступились, и Ингерд увидел перед собой высокую плосковерхую скалу, которую Орлы звали Неприступной. Она и впрямь была таковой: гладкая, крутобокая, со всех сторон открытая взору. Подняться на неё можно было по узкой лесенке, что вилась, выбитая прямо в камне. По этой лесенке они взобрались на самый верх, Ингерд под ноги смотрел хорошо, оступишься — зашибёшься насмерть, упав с такой высоты. Орлы же взбежали по ступеням быстро и легко, оно и понятно: птицы ведь.

Наверху темнел вход в глухую пещеру, в ней не зажигали огня, потому что если на Неприступной вспыхивал огонь, то он был сигнальным и возвещал об опасности. Для этого на самой верхушке скалы всегда находились трое дозорных, пристально вглядывались в окрестности и слушали, не прилетит ли от сородичей условный клич.

В пещере было сухо и тепло: солнце нагревало камень, не давало заводиться сырости. На полу лежали меховые одеяла, в углу стояли кувшины с водой и короба с запасом еды, одежды и оружия на случай осады.

Одинокого Охотника бережно уложили на шкуры и укрыли, он так и спал, не добудишься. Бойцы Крийстена Брандива подкрепились, и одна половина устроилась отдыхать, а другая ушла обратно в лес. Бодрствовать остались янгар и его гости: Сокол и Волк.

— Здоров ли Кассар Серебряк? — спросил Крийстен Брандив, садясь к деревянному столу. — Делите со мной хлеб-соль, сегодня вы в моём доме.

Ян с Ингердом взялись за еду, тоже походную, но она была всё же лучше и разнообразнее той, что лежала в их дорожных мешках.

— Здоров отец, — ответил Ян. — Рука крепко держит меч, глаз остёр, и старые раны за зиму зажили.

Крийстен Брандив был молодым янгаром, от роду отмерил только три десятка лет. Был могуч — в бою издалека увидишь, и умён, его слово слышали всегда, и среди прочих оно имело решающий вес в любом споре. Орлы за него стояли стеной, а Туархи и Боргвы страшились одного его имени и не напрасно: там, где на их пути появлялся Крийстен Брандив, они ещё ни разу не смогли пройти по своим тёмным делам.

Ингерд ничего этого не знал, но понимал чутьём, что против этого Орла не взбунтуешься, а если взбунтуешься — будешь иметь дело со всей стаей. Однако Ян держался с ним на равных, разговор они вели обстоятельный и неспешный, Ингерд же всё больше молчал и медленными глотками пил вино из жестяной кружки.

— Что на Стечве, Ян? — спросил янгар Брандив. — Сильно ли Годархи досаждают?

Ян помрачнел.

— Теперь творятся странные дела. В прошлом году Мыши никакого удержу не знали, да к ним ещё Стигвичи примкнули, и Торвалы, что раньше носа из своих лесов не показывали, тоже своей доли захотели. А нынче — сперва полезли, что муравьи, а к середине лета как отрезало. Вот Ингерд не даст соврать: в дозоры ходили — нету никого. А потом опять как будто бы озверели, вон, за Ветером как привязанные гонялись. Но он им трёпу задал, унялись, не видать.

— Множатся лихие дела, — произнёс Крийстен Брандив, прислушиваясь к далёкому орлиному клёкоту. Не услыхал в нём тревожных вестей и успокоился. — Кого ни спроси, никто уже не помнит, что такое тишина. Пахарь в поле вместе с сохой меч берёт. Дошли до нас вести, что Асгамиры хотят под свою руку собрать многие племена, потому Одинокий Охотник Рысь и выслеживал, — Брандив пристально поглядел на Ингерда: — А ты, вестимо, тот самый чужак, про которого слава гуляет далеко за Стечвой?

— Какая слава? — спросил Ингерд. — Худая иль добрая?

— А такая: что бьёшься храбро, пощады не знаешь в бою и жалости не ведаешь, а худая иль добрая — сам суди. По мне так если свою землю от врага бережёшь — нет лучше доли. Птицы прилетали с севера, много рассказывали про твою беду.

Ингерд подался вперёд:

— А не рассказали птицы, кому за ту беду ответить надо?

— Про то не слышал.

Ян поглядел на Волка и решил, что разговор пора уводить в сторону.

— Дозволь спросить тебя, янгар, не осерчаешь ли ты за мой вопрос?

— Спрашивай, — ответил Брандив.

— Почему Аарела зовут Одиноким Охотником? Почему он в стае не летает? Если не по нраву тебе мой интерес, ничего не говори.

Крийстен Брандив поглядел туда, где спал, разметавшись на шкурах, его младший брат. Сокол думал, что янгар промолчит, много странных историй довелось ему слышать про Аарела и в некоторые верилось, но Крийстен Брандив ответил:

— Не кровный он мне брат. Найдёныш. И мне, равно как и вам, неведомо, почему ему любо летать в одиночку. Сам не говорит, а я не пытаю. Да и не очень-то его разговоришь! — янгар неожиданно улыбнулся. И опять посерьёзнел: — Никого нет в нашем племени на него похожего, он — Орёл, а мы в сравнении с ним птенцы, что едва поднялись на крыло.

Ян в изумлении покачал головой. Уж если янгар Брандив говорит, что ему не сравниться с Одиноким Охотником, то кто же тогда на самом деле Одинокий Охотник?..

Так за разговором скоротали ночь. Ян всё ждал, когда вождь начнёт выспрашивать про их дорогу, а потом понял: Орлу уже известно, куда и зачем они идут, поэтому и не выведывает. Но благодаря тому, что Орлы и Соколы между собой знались, были соседями, часто воевали бок о бок, Яну с Ингердом Орлы на своей земле не стали чинить препятствий. Напоследок предупредили:

— Осторожней в этих лесах, со вчерашнего дня тут бродит с десяток Куниц, не попадитесь либо им, либо тем, кто охотится за ними.

Ян с первого шага от Вяжгировой избушки был не рад, что ввязался в эту затею. Дома каждый клинок на счету, может, сражаются в эту самую минуту, за своё погибают. А тут? Пырнут из-за куста, и поминай как звали.

— Ян, послушай-ка меня, — сказал Ингерд, видя, как Сокола изводят нерадостные мысли, — вернись на Стечву. Зря со мной пошёл, и я по дурости тебя с толку сбил.

Но Ян покачал головой.

— Ты без меня не дойдёшь. Дороги не знаешь, для любого ты здесь чужой, а люди всякие, к мирному разговору тут непривычные. Имени спрашивать не станут, убьют и всё.

Ингерд и сам это понимал. Без Яна первый же Орлиный дозор изрешетил бы его стрелами, потому что чужак, а где чужак — там недоброе дело, добрые-то люди по дорогам ходят, а не шастают по буеракам. Теперь вот Боргвы эти... Где они, что замышляют? Попробуй разглядеть Куницу в густой листве, не разглядишь, пока на спину не прыгнет, человеком уже. Они по лесу пробираются в одиночку, но по условному знаку вмиг собираются стаей, разве устоишь перед стаей? Ян попадал в такие переделки и каждый раз еле уносил ноги.

— Последнее время они так и наседают с того берега Келмени. Места им мало, что ли? — говорил Ян. — Лисы уже не знают, куда от них деваться.

По ночам было холодно и росно, а они даже не могли развести костёр, чтобы на него тать какой не пожаловал. Ели сухой хлеб, запивали вином, спали на земле. А лес всё не кончался, и, продираясь сквозь бурелом, Ингерд в который раз признавал: без Яна он и впрямь заблудился бы. Но всё меньше получалось думать о благодарности и всё больше — о мести, она его мучила, как застуженный зуб. Иной раз Ян слышал, как Ингерд рычит во сне, и холодел: не перекинется ли невзначай волком? С волком разговоры говорить не будешь, сожрёт и взятки гладки.

И всё же как ни прятались они от чужих глаз, а всё равно угодили в беду.

Идут, значит, по широкой прогалине, сквозь пепел только-только проросли молодые деревца, тихо идут, по сторонам смотрят, а под ноги — нет. И вдруг Ян как ухнется куда-то вниз, с треском, шумом и ругательствами. Ингерд прянул к земле, думал, напали на них, а кто — непонятно. Слышит, Ян его зовёт. Подполз к краю, вниз глянул — яма, глубокая, земля свежая, стало быть, выкопана со дня на день, Ян лежит, не может встать, зашибся.

— Погоди, — сказал ему Ингерд.

Срезал молодую берёзку, опустил в яму.

— Держись, вытащу.

Ян уцепился за ветку, Ингерд потащил его наверх, и вдруг сзади кто-то по спине его как хватит! От неожиданности Ингерд ветку выпустил, Ян скатился обратно в яму. Волк выпрямился, разъярённый, а перед ним — четверо: трое лучников, натянули тетивы, и ещё один с мечом. Ингерд сперва решил, что это Боргвы, те самые, которых Орлы выслеживали, а потом видит, у этих из-под ксаров пробиваются рыжие кудри, а тот, что с мечом, ещё и лисий хвост прицепил к рукаву.

Стоят они так, друг друга разглядывают. Потом тот, что с мечом, уверенно произнёс:

— Да ты не Боргв, как я погляжу.

А лучники тетиву не ослабляют.

— Какого ты племени? — спросил рыжий. — По кармаку вижу, что Сокол, ихние печати вышиты, но на Сокола ты похож, как я на лебедя.

Тут из ямы подал голос Ян:

— Он Сокол, Скантир, из наших, и только попробуй тронь его.

Ингерд молчал, ждал, что будет дальше. Рыжий подошёл к краю ямы, нагнулся и спрашивает:

— Неужто Ян Серебряк?

— Он самый, — сердито ответил Ян. — Яму-то, небось, ты вырыл?

— Я, — не стал отрицать рыжий. — Боргвов караулил. Ты-то как туда попал?

— Известно как. Шёл, шёл и попал.

— А это кто с тобой? Только не ври, что Сокол. Это он тебя туда спровадил? Давай я его убью.

— Я тебе убью! — прошипел Ян. — Он Волк, но из моего племени, ты с другого бока на кармак-то посмотри! Но сперва помоги мне отсюда выбраться.

Рыжий опустил в яму берёзку, ту, что Ингерд срубил, и поднял Яна наверх.

— Тебе что же, Лис, и Боргвы, и Соколы, всё одинаково? — накинулся на него Ян. — Ты для кого яму копал?

— А ты не броди там, где тебе бродить не положено! — защищался рыжий. — Или перепутал Келмень со Стечвой? Каким ветром тебя сюда занесло?

— Мы к Згавахе идём, — сказал Ингерд, понимая, что таиться смысла нет.

Рыжие брови изумлённо поползли вверх.

— Да на что она вам? Или жить расхотелось?

Ингерд отошёл в сторону, сел на землю, чувствуя, что уморился за день дальше некуда. Он ещё не знал, что судьба свела его с неугомонным Оярликом Скантиром, окраинным дозорным из рода Лис, он был рыжий, как лис, и такой же хитрый. Туархи и Боргвы давно охотились за его огненной головой, а он охотился за ними. Лучше него здешнего леса никто не знал.

— Наша стоянка рядом, — сказал он. — Хороших постелей не обещаю, но ужин соберём вполне сносный.

Кто же станет отказываться? Да никто, а уж тем более не тот, кто последние три дня ел только хлеб да коренья.

Пока шли до стоянки, стемнело, потянуло холодком, на небе замигали первые звёздочки.

— Далеко ли? — спросил Ян рыжего.

После того как загремел в яму, у него руки-ноги болели.

— Близко уже. Вон за тем холмом.

А Ингерд вдруг остановился как вкопанный, с шумом втянул в себя воздух, и глаза у него по-волчьи заблестели.

— Чую кровь, — сказал. — Много крови.

Оярлик с Яном переглянулись и взялись за мечи, лучники снова положили стрелы на тетиву. Ступая бесшумно, по-звериному, обогнули холм, вышли на открытое место, и Оярлик остолбенел.

Все его бойцы лежали вповалку на земле, все они были мертвы, ещё дымились свежие раны, и была красная под ними трава.

Оярлик страшно зарычал, бросился к одному, к другому и тщетно звал их по именам и приподнимал за обмякшие плечи.

Ингерд и Ян оглядели поле боя и не нашли ни одного чужого тела, ни одного чужого клинка, ни одной чужой стрелы. Лисы сражались яростно и жестоко, но они сражались друг с другом.