Когда я вновь появилась на площадке между двумя уровнями башни, где их оставила, во взгляде коменданта увидела уважение. Князь же казался заледеневшим, словно моя выходка вызвала в нем сильные чувства, которые он поторопился скрыть за внешней бесстрастностью.
— Князь, — мой голос был спокоен, я не собиралась давать ему понять, что ощутила отголоски бушующей в нем бури, — пока я лери Арлаков, сама крепость оберегает мою жизнь так же, как воздух — вашу.
— Дор Шинар, — тон Эриара был все так же холоден, но вот мимика его подвела: уголок губы лишь дернулся, намекая на возможность улыбки, но я слишком внимательно следила за реакцией мужа, чтобы этого не заметить (впрочем, я не исключала и того, что это было его желание), — удовлетворите просьбу лери, но только пока она будет находиться внутри малого джейсина.
Я удивленно приподняла бровь и... сдержала тяжелый вздох. Эти интонации мне были слишком знакомы, именно так обычно разговаривали отец и мама.
— Вас не убедила моя демонстрация? — О, стихии! Когда я назвала его мужем, не ведала, чем именно это закончится.
— Убедила, — неожиданно жестко и не оставляя шанса ему возразить, ответил Эриар. — Но я не просто так поднимался сегодня в небо. Линии силы вокруг крепости еще не восстановились. Плотность плетения достаточна лишь вокруг святилища, за этими стенами она еще не способна вас уберечь.
Мне пришлось отступить, теперь мое лицо пылало от смущения. Я сама ввела его в святая святых Арлаков, сама переплела нити его моры с даром моих предков. И пусть он получил далеко не все, ощутить защиту ему вполне по силам.
Комендант, сославшись на неотложные дела, покинул нас на половине пути к дворцу. С ним молчать было не столь тягостно.
— Я весь внимание, моя лери, — произнес Эриар, когда мы подошли к резным воротам, предварявшим небольшой палисадник у малого входа.
В какой-то момент мне показалось, что я слышу сожаление, но стоило только посмотреть на его лицо, чтобы засомневаться в этом.
Я знала, ради чего приняла его равным себе — без его опыта мое возвращение становилось окончательным крахом клана, но я не думала, что мне будет столь тяжело.
Возможно, мои чувства к нему...
Мне стоило забыть о прошлом, но оно отказывалось оставлять меня. Если я когда и любила его, это было слишком давно, чтобы оказывать влияние. А вот обвинения, брошенные им мне в лицо, звучали, как если бы все это было только вчера.
— Идемте, князь, — я взяла себя в руки, напомнив себе, что от моих метаний станет только хуже, — я должна вам кое-что показать.
Коридоры были пусты, дворец еще спал. Охрану Эриар сосредоточил в жилой части, воинов не хватало, ему пришлось выбирать. Наши шаги не тревожили царящей вокруг тишины. Муж двигался так, что даже воздух не выдавал его присутствия, меня же скрывала кровь рода, навечно впитавшаяся в древние стены.
— Где мы?
Муж остановился за миг до того, как на его пути вспыхнули тонкие нити заклинания.
— Идемте, я потом расскажу.
Ему ничего не оставалось, как последовать за мной.
Плетения еще несколько раз расцвечивали сумрак, прежде чем портал перенес нас в подземелье.
— Вы мне настолько доверяете, моя лери?
Он усмехнулся, когда я, приложив ладонь с перстнем на пальце к центру лабиринта, изображенного на двери, легко толкнула ее, открывая.
— У меня нет выбора, князь, — с ноткой горечи, прокомментировала я его вопрос. — Либо мы вместе победим, либо вместе погибнем.
— Вы правы, моя лери. — Иронии больше не было в его голосе. — Выбора у нас нет, только победить. — И когда я резко обернулась, добавил, столь же равнодушно, как и всегда: — Не думаю, что Александер и Дария простят нам нашу слабость.
Это было почти как признание в любви. Почти... И как же оно запоздало.
— Здесь то, что всегда позволяло клану выжить. — В этот самый момент я поняла, почему на его лице так часто появляется безжизненная маска. Так было значительно проще. — Золото, камни, артефакты. Но, что еще более важно, продовольствие. Наш стратегический запас.
— Насколько он рассчитан? — Эриар был собран, как и подобало князю.
— При полном гарнизоне и с беженцами из окрестных деревень, то на тринадцать лунаров, плюс зерно и семена для посева.
— Вы предлагаете им воспользоваться?
Он продолжал стоять на пороге, так и не проходя внутрь. Казалось, наш разговор был для него важнее, чем созерцание сундуков. Они рядами выстроились в этом самом маленьком зале, с которого я начала его знакомство с тайнами Арлаков.
— Если мы будем закупать продовольствие у вольных, те поднимут цены. Торговаться с кланами — лишить их собственных запасов. В преддверии войны это недопустимо.
Эриар, соглашаясь, кивнул. Вот только я чувствовала, что согласие его вынужденное.
— Но если мы поднимем все наверх, ослабим себя.
Моя невольная улыбка заставила его посмотреть на меня внимательнее.
— У вас есть план?
Я ожидала удивления, все-таки отношение к женщинам в этом мире отличалось от того, к чему привыкла я. Но, ни во взгляде, ни в жестах не было ничего, подтверждающего появившуюся внезапно мысль.
— Мы поднимем запас наверх и сделаем это так, чтобы стало известно не только в Круге, но и на Вольных землях. И начнем закупать, но только самый минимум.
Он еще не понимал, к чему именно я веду, но с наводящими вопросами не торопился. Выдержка.
А я так рассчитывала!
— Все остальное мы приобретем в другом месте.
Вот теперь он не сдержался:
— Вряд ли проклятые будут столь любезны, чтобы снизойти до нужд нимеры.
— Вы забыли еще об одной возможности, — улыбнулась я, стараясь не вспыхнуть в ответ на его иронию. — Земля.
— Земля? — как-то неуверенно повторил он за мной. Потом серость его глаз смягчилась, а на губах появилась многообещающая улыбка. — Совет этого не одобрит.
— А мы разве будем спрашивать у совета, как нам спасать наш клан?
Меня обдало жаром, когда его губы коснулись моей ладони, как признак его восхищения, как порыв не терпящего рамок духа, живущего в его теле.
И это было больно, его восторг относился к лери Арлаков, а не к женщине, которую ему пришлось назвать своей женой.
Глава 4
Дария
— А правда он хорошенький?
Я, подтянув колени к себе, сидела на широком подоконнике. Любила эту позу еще с тех пор, когда мама задерживалась в галерее допоздна, а я отказывалась ложиться спать до ее прихода. Сашка вечно бурчал, делая вид, что он старший, но тоже пристраивался где-нибудь поблизости. С книгой.
— Ты о ком? — отвлекшись от разглядывания очередного наряда, которые принесла с утра Мартиша, уточнил мой любимый брат. А то сам не догадался?!
И только подумав так, сообразила, что кандидатов-то было два, так что он имел полное право на этот вопрос.
— Эриар, конечно!
— И чего в нем хорошенького? — продолжил доводить меня эта белобрысая зараза, с которой меня угораздило вместе родиться.
Я ведь точно знала, что он говорит это лишь для того, чтобы немного меня позлить, но удержаться, чтобы не ответить, не могла.
— Ну как же! — соскочила я с подоконника. — Такой высокий, и плечи широкие, и волосы длинные, а глаза...
— Тебе не надоело? — фыркнул этот обормот и отложил один наряд в сторону. Туда, где лежала одежда, соответствующая его представлениям о том, как должна выглядеть его родная сестренка. Кучка была подозрительно небольшой. Угодить ему вообще было трудно. — Толку его обсуждать, если он теперь мамин муж.
— Наш отчим, — поправила я его, пытаясь понять, по какому принципу он отделял подходящую одежду от неподходящей. Принцип не определялся, пришлось спросить: — А чем тебе те не понравились?
Сашка хмыкнул и как-то подозрительно начал пятиться назад.
Понятно, опять развел, как пацанку!
— Значит, так! — Угрожающе нахмурив брови, я двинулась за ним. — Я на тебя рассчитываю, а ты...
Он шутливо поднял руки, словно сдаваясь, а потом очень ловко прошмыгнул между мной и кроватью, скрывшись за дверью.
Мне ничего не оставалось, как только насмешливо хмыкнуть. Я любила брата, но иногда на меня накатывало: его становилось слишком много. Тогда я внутренне начинала заводиться, пока не изгоняла его со своей территории, чтобы побыть одной.
К счастью, Сашка своевременно ощущал, когда приближался такой момент, и сам находил повод исчезнуть с моих глаз. Этот случай был несколько иным, но и тут брат раньше меня понял, что его присутствие нежелательно.
Вчерашний вечер во второй раз столкнул нас с действительностью. Вокруг не было ничего привычного, все было чужим и неизведанным. Вместо многоэтажек, в качестве вида из окна, крепостные стены. Вместо привычных звуков города, которые не затихали даже ночью, пение птиц, цоканье подков и потрескиванье поленьев в камине. Джинсы, футболки, кроссовки...
А язык... Мы начали понимать его сразу, как оказались в этом мире, да и говорить могли. Вот только он все равно был чужим, а многие слова — мертвыми. За ними не было знакомых образов.
Сашка то ли просто легче смирился с обстоятельствами, то ли посчитал, что не должен показывать своей слабости, но вел себя так, словно ничего особенного не произошло. Иногда даже казалось, что он рад тому, что находится здесь. Я же, осознав, что это не сказка, а самая настоящая жизнь, растерялась.
Огромное желание устроить истерику, чтобы меня пожалели, очень ловко пресекла Мартиша. Не знаю, что было в питье, которое она нам приготовила, но разбушевавшиеся эмоции оно успокоило.
Утром стало привычнее. Конечно, нужно было время для осмысления изменений, но хотя бы не хотелось кусаться, царапаться, крича, что хочу обратно.
Мне всегда легче думалось, когда руки были чем-нибудь заняты — научилась у мамы. И, желательно, чем-то тяжелым.
Перестановка мебели отменялась. Будь я даже в гневе, вряд ли сдвинула бы приземистый комод или огромную кровать, ладно еще, без балдахина. Стоило представить эту пыльную тряпку над головой...
С этим все было понятно, как и с мытьем полов. Наша самодеятельность в святилище была событием настолько исключительным, что рассматривать его, как способ сбросить напряжение, не приходилось.
Оставался еще один, чисто девичий: разобрать одежду, которую так ловко распотрошил мой братец. Похоже, догадывался, что именно я выберу для развлечения.
Раскрыв дверцы огромного шкафа, который скрывался в нише, я осмотрела предстоящее поле боя. Привычных плечиков не наблюдалось, лишь три ряда перекладин на разных уровнях.
Хорошо еще, я была свидетелем того, как Мартиша развешивала то, что чуть позже Сашка, самым варварским способом собрал в кучу, прежде чем сбросить на постель.
Вытащив из вороха первое, что попалось, встряхнула, расправляя. В руках оказалось верхнее платье, больше похожее на длинную прямую рубаху с широкими рукавами и разрезами до бедер. Ткань была тонкой, полупрозрачной и переливчатой, но, что мне понравилось больше всего, совершенно не мялась. Ему досталась верхняя перекладина. В тон отыскались плотные, но эластичные штанишки и короткая кофточка, которые, как сказала Мартиша, девушки этого клана носили как нижнее белье. В комплект пошел и длиннополый жилет, украшенный красивой вышивкой так же, как и платье с разрезами. Мне уже было известно, что он завершал девичий наряд, его подвязывали на талии широким поясом.
Одежда была очень удобной, не стесняла движений. Но... непривычной.
Руки машинально перебирали вещи. Мысли о мастерстве и богатом воображении рукодельниц не мешали другим, в которых я пыталась убедить себя, что ничего страшного не произошло; заставляла представить, что мы просто переехали в другую страну, где нет привычного Интернета, сотового телефона, телевизора.
Помогало это ненадолго. Память, вопреки желанию, возвращала в ту квартиру, где мы жили, к друзьям, для которых я просто взяла и исчезла, к школе.
Желание что-нибудь разбить появилось снова. Я училась хорошо, мечтала поступить в институт, стать врачом...
Слеза была одинокой, непрошенной и совершенно не ко времени. Как и братец, появление которого я заметила только потому, что он соизволил привлечь к себе мое внимание сакраментальной фразой:
— Самое главное, что мы вместе.
— Ага, — хмыкнула я, припомнив рекламу, где была и вторая часть фразы, и, не сдержавшись, всхлипнула, тут же поймав его подозрительный взгляд.
Провести Сашку было не так просто. Выглядел он слегка заторможенным, словно не от мира сего. Но уж я-то, прожив с ним почти шестнадцать лет, точно знала — это совсем не так. Он, как та птица-говорун, отличался умом и сообразительность. И умением пустить пыль в глаза.
— Ты чего пришел? — подхватив один из нарядов, направилась я к нему. Надеюсь, выражение моего лица было достаточно зверским. Только такое могло заставить его отступить.
Не повезло. Либо мой актерский талант пал смертью храбрых, либо брат настроен решительно.
— У нас появилась собственная охрана. — Сашка пытался говорить размеренно, чтобы скрыть улыбку, но ему удавалось это с огромным трудом. Если губы он еще как-то контролировал, то подрагивающий подбородок выдавал его с головой. — Мартиша сказала, что мы можем осмотреть джейсин.
Я задумалась лишь на секунду, слово было непривычным, но я уже приблизительно представляла, что оно значит. Предложение было заманчивым. Кроме святилища, нескольких комнат, где поселили нас с братом, и широкого коридора с лестницей я еще ничего не видела. Так что небольшая экскурсия была весьма кстати. Хотя бы для того, чтобы понять: стоит или нет горевать по тому, что я оставила.
Оглянувшись на кровать, нахмурилась. Потом тяжело вздохнула и... качнула головой.
— Мне надо закончить.
Сашка сглотнул, чтобы не засмеяться в голос, но сумел сохранить серьезный тон.
— Пока ты будешь переодеваться, — а взгляд такой, словно я в драных джинсах заявилась на последний звонок, — я разложу все по местам.
Именно этого я и добивалась. Чмокнув брата в щечку, я вытянула из оставшейся кучки подходящие под платье штанишки, подхватила брошенный Сашкой жилет, который Мартиша называла килонором, поймала полетевшие следом сапожки (они облегали ногу, как перчатки) и скрылась в маленькой комнатке..
Возвращаться я не торопилась. Покрутилась у зеркала, поохала, что пару лет тому назад вопреки мнению мамы пошла в парикмахерскую и избавилась от длинной и тяжелой косы. Пожалела я об этом уже на следующий день. Волосы имели мой же характер, так что на голове у меня всегда был творческий беспорядок.
Все бы ничего, но они меня выдавали, не позволяя прикинуться пай девочкой.
Отвлеклась от любования самой собой, когда из-за двери донеслось насмешливое:
— Можешь выходить, я уже все прибрал.
Подмигнув собственному отражению, открыла дверь. Идеально заправленная постель, порядок в шкафу, дверцы которого продолжали оставаться открытыми, мой братишка, в белом с серебром костюме...
Он ему так идет.
Моему единственному, самому лучшему, самому красивому, самому любимому и такому правильному — моему брату.
