Попаданец

От лоррейнских машин доносятся хлёсткие выстрелы, следующие один за другим. Видимо, у союзников есть при себе собственные противотанковые средства.

Похоже атаку нам удалось остановить. Быстро оглядываюсь по сторонам — точно! Все вражеские танки подбиты, пехота кое-где залегла, а кое-где даже пятится назад. Хорошо, что у них при себе артиллерии не оказалось.

Луиза подаёт сигнал "приготовиться к атаке!" Солдаты справа и слева от меня цепляют штыки к карабинам. Я тоже вынимаю длинное игольчатое лезвие из гнезда под стволом, разворачиваю его и всё никак не могу попасть туда хвостовиком — руки от волнения трясутся, как говорится, словно кур воровала. Щёлк! Готово! А Луиза уже трубит атаку!

Командир лоррейнцев картинным жестом выхватывает из ножен свой палаш и орёт:

— Pour la Lorraine! * За Лоррейнию!

Наши подхватывают боевой клич и бросаются в атаку, и я, вдохновлённая общим порывом, бегу вместе со всеми. Как только перемахиваем через дорогу, броневики вновь открывают по врагу огонь поверх наших голов. Для меня сейчас весь мир сосредоточился на кончике штыка.

Райховцы бросаются нам навстречу. Я даже не успеваю испугаться, как передо мной вырастает некто в коричневой форме и в каске, немного похожей на ГДРовскую. Он судорожно дёргает рукоятку затвора своей винтовки, а потом бросает оружие и врастопырку поднимает руки. Мой штык останавливается буквально в дюйме от его живота.

— Nicht schießen! Nicht schießen! Ich gebe auf! * Не стреляйте! Не стреляйте! Я сдаюсь! — кричит мне этот Аника-воин. Бой уже покатился дальше, так что мы оказываемся позади контратакующих. Я обхожу райховца, тычу пальцем в сторону дороги и кричу:

— Хэнде хох! Лёс! Лёс! Шнеллер! — тот задирает руки над головой и вприпрыжку бежит под моим конвоем к броневикам.

Здесь я могу рассмотреть его поподробнее. На пленном короткая, по пояс, коричневая куртка, коричневые мешковатые штаны с накладными карманами и ботинки с гетрами. Каску у него забрали, и теперь ветерок играет с его причёской "под Гиммлера". Правда, долго любоваться на него не приходится, так как ко мне подлетает Луиза и начинает яростно ругать, видимо, за безрассудность.

В итоге стычка заканчивается нашей победой. Противник уничтожен или взят в плен: перескочившие через шоссе БТРы зажали вражеских солдат в клещи и фланговым огнём отрезали путь к бегству. Склон, на котором развернулась вся эта драма, усыпан телами в коричневой форме, среди которых попадаются, к сожалению, и тела в зелёной. Хотя нам удалось подбить все танки противника, но и сами мы потеряли почти все пушечные машины, кроме одной, а также два БТРа. У лоррейнцев один автомобиль сгорел, а остальные почти все требуют ремонта. Связисты наши пытаются подключиться к телефонной линии проходящей у дороги, но безуспешно.

Жанна принимает решение устроить опорный пункт вокруг блокпоста и выслать один из броневиков за подмогой. Всё ж таки мы получили сведения чрезвычайной важности — войска Райха вторглись на территорию Лоррейнии! Из БТРов она выбирает тот, на котором повреждена башня. В десант назначает двух наших автоматчиков (или вернее сказать автоматчиц), двух лоррейнских и меня грешную.

— Julie, je ne peux pas vous permettent de rester avec nous. C'est trop dangereux. Est-ce que vous attendez pour nous Ю la gare avec votre ami le capitaine. * Жюли, я не могу позволить тебе остаться с нами. Здесь слишком опасно. Будешь ждать нас на станции вместе с твоим приятелем-капитаном, — говорит она мне тоном, не терпящим возражений.

Луиза плачет у меня на груди, а я глажу её по волосам и дую в макушку, у самой тоже ведь глаза на мокром месте. На прощание мы крепко, с чувством целуемся и прерываемся лишь тогда, когда нам со всех сторон начинают свистеть и хлопать.

И опять увалы, горки, сосны, ёлки с двух сторон... Хорошо хоть идём раза в два побыстрее, чем сюда ехали.

В одной из деревень сержант, сидящий на командирском месте, приказывает остановиться. С двумя солдатами он заходит в ратушу. Я тоже выскакиваю наружу и прохаживаюсь вдоль машины, чтоб размять ноги. Собравшийся на площади народ, однако ж, поглядывает на нас не очень-то приветливо.

Блин, он там что, в цветах и красках весь бой описывает? Сколько можно-то уже? Прошло уже наверное полчаса. Люди, поглазев на нашу машину, большей частью разошлись по своим делам. Хм, а вон та группа молодых людей уходить, как я вижу, не собирается, да и одежда у них какая-то не деревенская...

Ко мне подходит один из наших лоррейнцев, под мышкой у него зажат автомат, палец лежит на спусковой скобе.

— Allons voir si tout est juste lЮ. *Давайте зайдём, посмотрим, всё ли там в порядке, — говорит он мне. — Et puis je n'aime pas ici. *А то не нравится мне здесь.

Я, хоть и понимаю его слова с пятое на десятое, киваю головой и расстёгиваю кобуру револьвера.

Заходим в гулкий полутёмный коридор ратуши, в котором нет ни души. Чёрт подери, где же сержант? В какой комнате? Внезапно двери справа от нас распахиваются. Парень в маске хватается за автомат лоррейнского солдата и начинает выкручивать его у того из рук. Я дёргаю револьвер из кобуры, но тут на мою голову обрушивается что-то мягкое, но тяжёлое.

Ох, как мне хреново. Голова гудит, как колокол. Хочу помассировать виски, но руки не двигаются. Они связаны моим собственным ремнём и притянуты к спинке кровати, на которой я лежу в совершенно голом виде. Я непроизвольно дёргаюсь и слышу глумливые смешки.

— Erwischtmiezekatze. Ich werde bald erfahren, dass Sie mit einem Revolver, der in einem SЭßwarengeschДft war Narr. * Попалась, кошечка. Я тебя сразу узнал, ты та дура с револьвером из кондитерской.

Едрён батон! Это же Дитрих! Лучше бы мне и не приходить в себя.

— Und glaubst du an mich erinnern? Warum schweigst du? * А ты меня помнишь? Чего молчишь? — он придвигает своё лицо почти вплотную к моему. В глазах его горит безумный огонёк.

— Нихт шпрехен зи фольксрайх, — отвечаю я сдавленным голосом.

— Ду люгст, гельветише швайне! — его слюна забрызгивает моё лицо, одной рукой он хватает меня за волосы, другую заносит для удара, но кто-то перехватывает её.

— Hey, Dietrich, nicht. Es ist wirklich nicht verstehen. Es ist nicht auszuschließen, Helvetia, und ein Ruthenia, sah ich sie unterhalten sich mit ihren Offizier. Wenn wir es aufgeben in seiner Gesamtheit, werden wir zu vergeben. Lassen Sie sie wissen die beteiligten Personen. *Эй, Дитрих, не надо. Она и правда не понимает. Она не из Гельвеции, а из Рутении: я видел, как она с их офицером болтала. Если мы её в целости сдадим, нам награда будет. Пусть ей знающие люди занимаются.

Странно, голос почти как у Ганса, а лицо совершенно другое. Чёрт, и откуда ему известно про Рутению, про офицера оттуда? Выходит, мы всё время под колпаком были?! Ну, правильно, тут же каждый второй против нас шпионит...

— Halt die Klappe, du Lappen! *Заткнись, тряпка! — рычит Дитрих, отталкивая моего неожиданного защитника. — Sie mochte man oder so etwas? Vielleicht mЖchten Sie ficken? Seien Sie der Erste, eh? Nein? Dann kЭmmern sich nicht darum! Das gleiche SchwДchling, genau wie dein bruder Hans... *Понравилась она тебе что ли? Может, хочешь трахнуть её? Будешь первым, а? Нет? Тогда не мешай! Такой же слюнтяй, как и твой брат Ганс...

Тот, покачав головой, выходит. Дитрих оборачивается ко мне с плотоядной ухмылочкой. У меня в голове крутится мотивчик: "Девчонку взяли под Шварцвальдом, а ей пятнадцать лет всего..." А хрена тебе! Врёшь. Не возьмёшь! Мы ещё посмотрим, за кем... Дитрих проводит рукой по моему телу, и меня аж передёргивает.

— Kalt? Nichts, jetzt warm *Холодно? Ничего, сейчас согреешься, — я пытаюсь пнуть его, но мои усилия тщетны, он лишь смеётся и стягивает с себя штаны. Как же хреново чувствовать себя беспомощной...Как? Как меня угораздило попасть в лапы к этой мрази? Ведь ещё совсем недавно, буквально прошлым вечером всё было замечательно! Кто-нибудь, заберите же меня отсюда!

Ха-ха, по сравнению с Жанной ты полный ноль, Дитрих! Впрочем, у него ведь и в мыслях нет доставить мне удовольствие. То, что он со мной сейчас делает, как раз и называется "лапать". Не знаю, как у других, но у меня чувство глубокого отвращения давит все остальные чувства.

Вот Дитриху надоедает мять и крутить мою грудь, и он лезет ниже. Отстань от меня, грязная тварь! Ну почему, почему со мной такое происходит? Меня пронзает острый укол боли. Сжав зубы, я терплю, надеясь, что хотя бы моё угрюмое молчание не позволит ему в полной мере ощутить превосходство надо мной. Но в какой-то момент меня прорывает. Из глаз потоком хлещут слёзы, которые я даже не могу утереть, и я начинаю громко крыть матом этого хренова арийца.

За Дитрихом следуют два его дружка. Фриц, так кажется его зовут, начинает с того, что затыкает мне рот ударом в скулу. Ничего, скотина, дай мне только добраться до тебя. Я еле-еле держусь на каких-то обрывках нервов и на этот раз уже не роняю ни звука, несмотря ни на что...

Наконец, меня оставляют в покое. Не знаю, сколько я так лежу. Может час, может два, а может минут десять. Но вот в комнату вновь вваливается изрядно поднабравшийся Дитрих. Он отвязывает меня и сбрасывает с кровати. Я пытаюсь подняться, но руки совсем не держат моё тело. Я инстинктивно сворачиваюсь клубочком, и в тот же момент проваливаюсь в небытие.

Прихожу в себя под утро. За окном ещё темно, но даже недолгий сон позволил мне хоть как-то восстановить силы. С трудом, но поднимаюсь. Ха-ха-ха, мы ещё поживём! Руки целы, ноги целы, что ещё? Передо мной на кровати, запрокинув голову, храпит Дитрих. Ха-ха-ха-ха-ха, ты, гад, ещё пожалеешь, что меня развязал! Думаешь, я тебя теперь живым отпущу? В голову приходит одна жуткая мысль, которая сейчас кажется мне чрезвычайно забавной... Я склоняюсь над своим спящим мучителем и впиваюсь зубами в его глотку. Рот наполняет солоноватая жидкость, Дитрих страшно хрипит, пытается оттолкнуть меня, но я держусь за его горло словно бультерьер. Вот он сучит ногами и затихает. Я, пошатываясь, выхожу из комнаты, даже не глянув на распростёртое передо мной тело.

Вот дрыхнут ещё двое. Один на диванчике, другой, вроде бы Фриц, за столом, обнявшись с высокой зелёной бутылкой. Где-то ещё должен быть брательник Ганса, но пока что его не видно и не слышно. На столе, помимо всего прочего, лежит разделочная доска с кусками ветчины, а рядом с ней длинный кухонный нож с толстым обухом. Я беру его и, подняв двумя руками над головой, всаживаю в спину Фрицу. По счастью, попадаю между ребёр, наверное, прямо в сердце, так как спящий только булькает и тут же затихает. Того, что на диванчике, тыкаю в правый бок пониже ребёр, там вроде бы должна быть печень.

Вдруг я слышу какой-то стон — в дверях стоит тот самый парень, голосом похожий на Ганса. Правда теперь, когда он ошеломлёнными глазами смотрит на меня, слова застревают у него в глотке. Дальше всё происходит молниеносно. Вот я бросаюсь на него, крепко сжав рукоять ножа в правой руке и упираясь левой в её головку. А вот я уже, опустив нож, стою в прихожей, кровь из указательного пальца, рассечённого об основание клинка, стекает по лезвию и смешивается там с кровью уничтоженных мною врагов. Передо мной на полу, зажав живот руками, сидит брат Ганса и мелко всхлипывает. Лицо его выглядит как у несчастного обиженного маленького мальчика.

Я разжимаю пальцы, и нож с глухим стуком втыкается в доски. О, зеркало! Подхожу к нему — добро пожаловать в Зомбилэнд! Рожа в кровище, руки в кровище, всё тело в синяках. Краше в гроб кладут. Меня вдруг охватывает нервная дрожь. Нет, нет, нет, не расслабляйся! Сейчас мне надо действовать, отходняк оставим на потом! Я забегаю на кухню, хватаю обеими руками стоящий на дровяной плите холодный чайник и пью, пока его крышка не падает мне в лицо.

Возвращаюсь в столовую, сгребаю со стола ветчину и подсохший хлеб и жадно жую. Силы мне ещё понадобятся. Оглядываю поле боя. Что, съели, фашисты недоделанные?! Вот так, проиграв кампанию, выигрывают войну! Вот так Танатос берёт верх над Эросом! Хахахахахахаха!

Откуда-то из глубин души возвращается здравый смысл. А ведь мне надо срочно убираться отсюда, пока райхопартизанены вокруг ещё спят.

Ч-чёрт мне же одеться надо! Свою форму обнаруживаю в углу спальни, некоторые пуговицы на ней вырваны с мясом, но носить ещё можно. Поверх неё натягиваю маскировочный комбинезон, одного из убитых, может хоть как-то поможет за своего сойти. Оружия моего нигде не видно, только в кармане одного из ранцев, Дитриха, наверное, нахожу темляк от своего револьвера — подарок Жанны. Такое чувство, что с тех пор, когда мы с ней виделись, прошла целая вечность... А вот и горн мой. Прикосновение к его меди словно придаёт мне сил. Не трусь, приятель, я тебя им не оставлю! Полежи-ка ты за пазухой.

Возвращаюсь в прихожую. Ишь ты, цивилизованные, блин! Возле выхода на подставке для зонтов стоят принадлежавшие покойным три карабина и автомат. Его-то я и беру с собой. Парень в коридоре больше не шевелится. На лице его теперь уже навсегда застыло скорбное выражение.

Толкаю дверь и выхожу в туман. Кровь молоточками стучит в висках. Куда идти? Где искать своих? Где теперь Жанна с Луизой? Что ж, по крайней мере, мне теперь есть, кого искать. Для начала попробую-ка я найти моих попутчиков. Вряд ли их куда-то далеко отвели.

Оказывается, меня держали во флигеле, вроде домика для гостей. Теперь я стою на широком заднем дворе с газоном, беседкой, фруктовым садиком. Хорошо устроились, гады! Через забор мне, пожалуй, и в здоровом-то состоянии не перелезть было, а уж в нынешней кондиции и подавно. По левую руку от меня виден двухэтажный дом с высокой крышей, по правую — большой амбар или сеновал. Загляну сначала туда, может там наших держат. Опять же, меньше шанс на кого-то нежелательного нарваться.Є

Мля! Так и помереть можно! Хорошо, что эта псина в вольере заперта. Чёрт, ноги совсем не держат. Мне бы отлежаться сейчас... Только бы никто сюда на лай не заявился. Как же от него голова болит, ей богу, я сейчас эту шавку пристрелю, и будь что будет...

Тут только до меня доходит, что оружие-то у меня в боевую готовность не приведено. Так, откидываем назад магазин, взводим затвор... А предохранитель у него как работает? Ага, вон флажок и красная "F" открыта, можно стрелять.

Осторожно заглядываю в амбар — там на первый взгляд ни души. Всё помещение уставлено какими-то ящиками разных размеров. Посмотрим, что у них тут. Многие выкрашены в зелёный и коричневый цвет. Некоторые заколочены, у некоторых крышка на защёлках. Вон тот приоткрытый стоит. Что там внутри? Батарея бутыльков с винтовыми пробками. На этикетках длинное название и крест в круге. Медикаменты какие-то, очевидно. А здесь что у нас? "Einhandgranaten 69". Вот это дело! В ящике лежит двадцать гранат, каждая в своей ячейке. Достаю один из этих увесистых толстеньких жестяных цилиндров. Его охватывает обод, на котором имеется планка с кольцом. Так, и что тут куда на энтой гранате крутить? Вот это кольцо, его дёргают или вокруг себя поворачивают? Блин! Толку от гранаты для меня ноль. Сложно, что ли, было инструкцию приложить? Впрочем, и кинуть-то я её сейчас смогу разве что себе под ноги. Но может, на что и сгодится, положу в карман.