Три маски греха

— Я в плену. Эпитафия была отнята у меня.

— Пустые оправдания! Ты сама свидетельствуешь против себя, признавая неспособность преодолеть обстоятельства, — образ Руки растворился в кровавом облаке, а секундой позже его голос зазвучал прямо за спиной Арифели. — Три жизни ты дала мне, три души отправила служить Боэтии. Это немало, и сила моя крепнет. Но враги твоей повелительницы набирают мощь быстрее, чем мы предполагали. Боэтия дозволила сказать тебе такие слова: 'Будет каменный город под пятой нечестивого безумца, а льдистые крылья над подземными чертогами. Падет завеса, а единожды изгнанный протянет длань над миром, никогда не знавшим его'.

— Что это?

— Ты спрашиваешь меня? Загадку надлежит решить тебе. Считай это пророчеством, знаком, если хочешь. Думай — и действуй.

Голос стих. Арифель осторожно сошла с помоста и пошла вдоль исщербленных стен, касаясь ладонью благородного камня. Рука словно потерял к ней интерес, и девушка решила как можно внимательнее ознакомиться с Капеллой. Было ли это место тюрьмой Руки? Почему оно настолько сильно изменилось с момента ее прошлого визита? Как связана с этим пролитая Эпитафией кровь?

— Здесь по-прежнему прекрасно, — напомнил о себе Рука спустя два десятка минут. — А ты размышляешь над верными вещами. Возможно, с тобой все не так безнадежно, как я думал.

— Что ты можешь знать обо мне? — фыркнула эльфийка.

— О, многое. Очень многое. Но кое-что все же скрыто от меня. Поэтому готовься отвечать на три новых вопроса. Семь десятков дней назад мы говорили о смерти. Сегодня время для воспоминаний иного толка.

— Я расскажу тебе все, что хочешь, но требую, чтобы и ты отвечал на мои вопросы. Если помнишь, в прошлый раз ты обещал помогать мне.

— Ты дерзка, — данмер вышел из-за ближайшей колонны и подошел вплотную к Арифели. Вместо глаз на его лице зияли черные провалы, сочащиеся темной кровью. — Но небезосновательно. Я удовлетворю требование и дам один правдивый ответ. Приступим?

— Спрашивай, — кивнула девушка.

— Первый, кто познал твое тело. Каким он был?

— Грубым, — без раздумий ответила Арифель. — Я жила с ним месяц, и все это время он брал меня часто, быстро и жестко, как кобель суку.

— Имя?

— Антрис Трециус.

— Имперец, — презрительно цокнул языком Рука. — Можешь не рассказывать дальше: эта история стара как мир. Смешение благородных кровей Велоти непростительно.

— Я не думала о чистоте крови. Это было простое любопытство. Хотелось попробовать мужчину.

— Допустим, — данмер взял Арифель под руку и повел ее по кругу вдоль колонн. — Тогда ответь на второй вопрос: любила ли ты по-настоящему?

— Не думаю. Все мои связи заканчивались либо разочарованием, либо безразличием.

— Почему?

— Я не понимаю, почему, — улыбнулась данмерка. — Видимо, стоило бы винить судьбу, но я не намерена этого делать. Я привыкла считать, что в этом мире слишком мало достойных меня мужчин. Зачем пресмыкаться перед теми, кто ниже тебя, считая это любовью? Лучше сохранить самоуважение и гордость.

— Красивые слова. Боэтия одобрила бы их. Не разочаруй ее ответом на третий вопрос: вонзишь ли ты Эпитафию в грудь того, которого любишь, чтобы напоить меня кровью?

— Ты говоришь именно об убийстве?

— Разумеется.

— Я пока еще не познала истинной любви, — девушка остановилась и высвободила руку из объятия данмера, — но если мои чувства к тому, которого нужно будет убить, поглотят мой разум, то я скорее напою Эпитафию своей кровью.

— Честный ответ, — Рука рассмеялся. Кровавые слезы потекли по подбородку и шее данмера. — Но наивный и глупый. Буду считать, ты почти угадала, чего я желаю услышать.

— Эпитафия не останется голодной, если ты об этом.

— Решительность. Ценю ее, но не восхищаюсь. Надеюсь, что смогу задать следующие три вопроса гораздо раньше, чем через два месяца. Теперь я удовлетворю твое любопытство. Один вопрос, Арифель. Только один.

— Твое имя. Назови его, — эльфийка заглянула в черные ямы глаз Руки и увидела, что внутри они переливаются тысячами оттенков тьмы.

— Инрел Сурет, так меня нарекли при рождении. Но позже моя слава и моя судьба породили множество иных имен. Рука Инрел, Сетерис Верим, Эно Древел, Пляшущий-на-Костях или просто И. Все эти имена принадлежали мне.

— Какое из них предпочитаешь ты?

— Здесь это не имеет ни малейшего значения. Важны не сочетания звуков, а деяния. Отбросив имена и названия, ты словно попадаешь в мир, в котором все дозволено и ничто не абсолютно. Названия — это постулаты, а я отвергал их всю свою жизнь. Именно поэтому мне и непонятны принципы Боэтии. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.

— Не до конца. Но я буду думать.

— Я спрошу о ходе твоих размышлений в следующий раз, — улыбнулся И.

В тот же миг мир вокруг Арифели рухнул в непроглядный мрак. Девушка проснулась. Возвращение из мира грез вновь вызвало тошноту, но на этот раз эльфийка сдержалась и, закрыв глаза, выровняла дыхание и слегка успокоилась. Ее сердце бешено колотилось, а перед глазами стоял жуткий образ изуродованного лица И.

Рядом безмятежно посапывала Оэра. Арифель крепко обняла северянку и прижалась к ней, словно надеясь на защиту. Почти сразу же она провалилась в тяжкий душный сон, полный мрачных ирреальных видений.

Освободив душу Арифели Хлаалу от пут Обливиона, И. усилием мысли сломал Высокую Капеллу и долго висел в пустоте, размышляя над ответами эльфийки. В девушке определенно была искра темного пламени Боэтии. Принцесса даэдра не ошиблась в своем выборе. Но справится ли эльфийка с тем, что ей предстоит встретить на пути? И. создал миражи врагов, которые калейдоскопом завертелись вокруг него. Сокрушить их будет непросто, но Арифель обязана это сделать. Ибо Боэтия не признает поражений, а проигравших ожидает кара. Какой принцесса бывает в гневе, И. помнил прекрасно...

* * *

Морнхолд держался долго. Аргонианские войска не смогли сходу завладеть мощными стенами крепости и начали собирать силы для второй — решающей — атаки. И. стоял на верхнем ярусе сторожевой башни и наблюдал за тем, как ящеры собирают стенобитные орудия и везут гигантские тараны по объятым пламенем улицам столицы. Он принял командование над защитниками Великого Базара, и теперь под его началом собралось несколько сотен воинов. Были здесь и ординаторы, тренированные и умелые воины, одним видом внушавшие врагам страх, и несколько королевских гвардейцев в ярко-красных доспехах, и ополченцы, взявшиеся за оружие ради города, который любили. И. вздохнул и отвернулся от разоренного города по ту сторону стены. Великий Базар выглядел так, будто война еще очень-очень далеко. Ни одно здание не пострадало от горящих стрел, приземистые магазинчики с причудливыми крышами утопали в зелени деревьев. О предстоящем сражении свидетельствовали разве что ворота, укрепленные массивными каменными столбами.

Рука спустился на стену. Его солдаты расположились на ней в полном боевом порядке. Лучники и арбалетчики прятались за самодельными ростовыми щитами. Котлы с кипящим варом издавали противное бульканье. Немногочисленные маги готовились призвать на помощь силу стихий. Достойные бойцы. И. гордился ими, хотя и понимал, что не позднее вечера каждый из защитников будет мертв. Аргониане не брали пленных.

Снизу протяжно заревели хрипатые горны ящеров. Рука Альмалексии выхватил из ножен Эпитафию.

— Ну что, братья, покажем болотным ублюдкам, как делаются дела в Морровинде?

Ответом ему был полный ожесточения и страха боевой клич данмеров. Последний приступ начался.

2.10. Шесть принципов некромантии

Лаборатория оказалась куда обширнее, чем казалось Арифели. Карах лечил ее в самой маленькой из отведенных ему комнат, алхимической. Все же важные и опасные эксперименты проводились в покойницкой и призывательной. Первые дни колдун заставлял девушку выполнять грязную и унизительную работу, в том числе убирать кровь и внутренности, остававшиеся после очередного исследования в покойницкой. Памятуя о словах Оэры, Арифель не пыталась возражать Караху и с усердием заправского мясника рубила тесаком кишки, печенки и сердца, которые потом шли на корм немертвым животным, обитавшим в лаборатории. Маг обожал зверей и держал в покойницкой оживленных черной магией горных коз, волков, лис и здоровенного снежного саблезуба по кличке Манкар.

Вечерами девушка встречалась с Оэрой. Они искали доказательства против легионеров из десятки Новора, но безуспешно. Предатель, кем бы он ни был, не стал прятать письма ярла в казармах. Он то ли носил их с собой, то ли уничтожил. А до речи Айбара и объявлении о походе оставалось меньше недели.

На третье утро четверо легионеров привели в лабораторию лесного эльфа, закованного в цепи. Босмер истошно кричал и пытался вырваться, понимая, что впереди ждет нечто ужасное.

— Подарок от капитана, — пояснил Арифели один из воинов. — То ли разведчик Тонгвора, то ли ассасин.

— Спасибо, — выдавила из себя девушка, принимая из рук легионера цепь. Эльф смотрел на нее взглядом затравленного оленя.

— Отпусти!

— Не могу, — отрезала данмерка, отчетливо осознавая, что отправляет несчастного на смерть. Она привязала цепь к ножке каменного стола и отправилась в призывательную комнату за Карахом. В тот же вечер она уже ассистировала магу в эксперименте.

— Есть шесть принципов, — говорил чародей, приматывая запястья эльфа к операционному столу. — Сам придумал. Остальные ограничены. Не понимают. Главное — механика. Хороший некромант — хороший целитель. Точно говорю.

— Кто не понимает? — переспросила Арифель, взвешивая на алхимических весах меру ледяной соли.

— Остальные. Все, — необыкновенные глаза Караха насмешливо уставились на девушку. — Еще три меры. Морозить сердце. Морозить мозг.

Наблюдая за манипуляциями колдуна с живой плотью, эльфийка поймала себя на мысли о том, что ремесло Караха сродни искусству и требует выдающихся знаний. Маг понимал, как и чему служит каждая мышца, каждое сухожилие, каждая косточка. Копаясь во вскрытом теле босмера, Карах творил, создавал из подопытного совершенно новое существо.

— Первый принцип. Не убей до срока, — некромант прижег жертву каленым прутом, и эльф заизвивался и глухо замычал. — Видишь?

— Но где же здесь некромантия?

— Исследуй живое. Лучше поймешь мертвое. Сначала проверь. Где повреждена мышца. Какой орган болен. Как со зрением. Глянь на совокупность.

— Разве болезни и травмы будут влиять на зомби?

— А как же! Остальные глупы. Делают неправильных мертвых. Нет понимания. Нет толка, — и Карах, взяв щепотку морозной соли, обильно присыпал ей внутренности босмера. — Второй принцип. Пойми, что делаешь.

— В смысле? — данмерка чувствовала себя ужасно глупой. Смысл слов колдуна не открывался ей без его разъяснений.

— Делаем зомби. Или освобождаем кости от плоти. Или сохраняем мозг в целости. Много видов нежити. Каждый делается особенно. Все зависит от тела.

— То есть, не из всякого... материала получится хороший немертвый, верно?

— Точно, — закивал Карах.

— И что же выйдет из него? — Арифель ткнула пальцем в босмера, который уже почти прекратил дергаться.

— Здоровое тело. Послушный зомби. Сильный зомби. А будь с гнилью — делал бы скелет.

— Ясно, — девушка подошла ближе, заглянула в распоротый живот жертвы. Морозная соль уже схватилась, и внутренности покрылись синеватым блестящим налетом. — А какие остальные четыре принципа?

— Не скажу, — чародей подмигнул эльфийке и широко улыбнулся. — Есть секреты. Пока не поймешь. Потом, возможно.

И Карах двумя пальцами зажал подопытному босмеру нос, а ребром другой ладони пережал горло. Через минуту все было кончено. Закрыв мертвецу глаза, маг аккуратно зашил его чрево, отвязал от стола руки и сложил их на груди.

— Теперь магия. Ты не знаешь. Нет дара. Просто смотри, — колдун возложил ладони на лицо босмера и затянул тоскливую песнь на неизвестном Арифели языке. С пальцев Караха медленно потек черно-синий дым. Он впитывался в кожу покойника, стекал по волосам и тонкими змейками вползал в ноздри и уши. Прервав заклинание, маг шлепнул мертвеца ладонью по лбу. Раздалось недовольное сопение, и босмер открыл глаза, абсолютно черные и лишенные зрачков.

— Получилось, — прошептала данмерка.

— Еще бы! — с самодовольным видом отозвался Карах. — Самое простое. Безмозглое ходячее мясо. Создавал десятками.

— А разве можно создать разумного зомби? Я думала, что все оживленные мертвецы не блещут умом.

— Неверно. Высшие драугры мыслят. Личи мыслят. Вампиры мыслят. Но создать таких не могу. Но есть шанс создать мыслящего зомби. Невредимый мозг. Сильный мороз. Много магической энергии. Тогда можно.

— А как же... — начала девушка, но Карах жестом велел ей прекратить.

— Есть тайны. Не для чужих ушей. Корми Манкара. Потом иди. Завтра утром ко мне. Оэре мой привет, — чародей усмехнулся и, потеряв к Арифели всякий интерес, принялся возиться с зомби, который глухо ворчал и делал неуклюжие попытки встать с операционного стола.

* * *

Вечером того же дня Арифель лежала, положив руку под голову, на постели Оэры и смотрела, как северянка смешивает в реторте с высоким горлышком яд. Попытки найти единственно виновного легионера на деле оказались абсолютно безнадежным делом, и воительница приступила к осуществлению запасного плана. Предстояло умертвить всех десятерых. Оэра рассудила, что лучшим из вариантов будет отравление запасов воды, которую легионеры брали в караул. Бывшая десятка Арифели готовилась заступить в дозор на тракте на следующий день, так что у девушек оставалась в запасе только ночь.

— Они умрут не сразу, — прервала затянувшееся молчание северянка. — Яд подействует через три часа, так что они не заподозрят опасности после того, как отраву примет первый же человек.

— Резонный ход.

— Ты жестока, киска, — Оэра невесело улыбнулась. — Рассуждаешь о смерти девятерых невиновных человек как об игре в кости.

— Мне не за что любить этих людей, — отрезала эльфийка. — Ни один из них не вступился за меня перед Новором. Они считали, что мне следует выкручиваться самой. Я смогла. Смогут ли они?

— Ни малейшего шанса.

— Туда им и дорога, — Арифель откинулась на спину. — Я готова лично отравить их воду.

— Нет, — северянка печально покачала головой. — Этот грех возьму на себя я. Я начала всю эту историю с предательством, я ее и завершу.

— Как знаешь, — равнодушно ответила данмерка. События последних дней и так давили на нее мертвым грузом. Ввязываться в возможные неприятности, пытаясь тайно подлить яд в запасы дозорных, не хотелось совершенно. — Кстати, Оэра.

— Что еще тебя гложет, солнце?

— Я услышала загадку. 'Будет каменный город под пятой нечестивого безумца, а льдистые крылья над подземными чертогами. Падет завеса, а единожды изгнанный протянет длань над миром, никогда не знавшим его'. Что это может быть?

— Скальдовский вопрос.

— Что?

— Скальдами называют бардов-воинов, воспевающих героев прошлого. Они знают наизусть всю Поэтическую Эдду и часто соревнуются друг с другом в запоминании деталей. Любой скальд может проверить своего собрата, задав ему вопрос словами Эдды.