Изабелла

— Я разведена, родственников у меня никаких нет.

— Вы, что же, действительно не боитесь работы? — с искренним любопытством в голосе поинтересовался мой будущий начальник. — Здесь никто не будет считаться с вашим титулом.

— Я не боюсь трудностей.

— Тогда вы приняты, начиная с завтрашнего дня. Военное отделение на первом этаже, его возглавляет господин Хармс. Девять утра, и без опозданий.

— Благодарю вас, — вежливо склонила я голову, хотя внутри все ликовало.

Однако радоваться, как показала реальность, было еще рано. Во-первых, большого труда мне стоило устроиться в недорогую гостиницу. Я решила начать поиски комнаты чуть-чуть попозже, пока же мне хотелось перевести дух: от этой непрекращающейся несколько недель езды я очень устала, да и нога давала о себе знать. Во-вторых, Кинстон — это не маленькая деревенька и даже не городок, а один из крупнейших городов графства K., так что ни о какой тишине и покое речь здесь не идет. В-третьих, лес, который так манил меня, в черте города был представлен парками, а самый настоящий находился на достаточно удаленном расстоянии.

На следующий день, все еще боясь поверить в свою удачу, ровно в девять я стучала в кабинет своего непосредственного начальства. Хмурое "Войдите!" — и я переступаю порог.

Поднявшийся мне на встречу мужчина был молод — немногим больше тридцати — и очень хорош собой. Если бы не форменный белый халат, я бы ни за что не признала в нем главного военного лекаря Кинстона. Он широко улыбнулся, поднимаясь из-за стола, и спросил:

— Чем могу вам помочь?

— Мне нужен господин Хармс.

— Я вас слушаю, госпожа...?

— Меня зовут Изабелла Нортен. — Фамилию после развода менять было не принято. — Мне сказали, что вы — мой начальник.

Объяснение вышло корявым, но улыбку с его лица не стерло, и одно это меня уже обрадовало.

— Так это вы та самая загадочная леди, о которой мне вчера говорил господин Берн?

— Видимо, так, — с настороженной улыбкой ответила я, подспудно ожидая вопросов о моей профпригодности и недоверчивых взглядов.

— Идемте, я введу вас в курс дела и познакомлю с остальными, — он мягко шагнул вперед, подхватывая меня под руку. Трость я предусмотрительно оставила дома, посчитав, что с ней дела мои пойдут куда как сложнее, да и колено вчера неожиданно перестало ныть.

— И вы даже не спросите, не боюсь ли я работы или не подделала ли документы об образовании? — недоверчиво спросила я, притормаживая у двери.

— А зачем? Если вы не справитесь, я вас уволю, и дело с концом.

— А если справлюсь? — не сдержала любопытства я.

— Значит, все остальное не будет иметь значения, — ответил он и повел меня на обзорную экскурсию по своему отделению, по пути знакомя с моими обязанностями. — Первые три месяца — на испытательном сроке. Приходить будете к восьми. Я приставлю вас к старшему помощнику, госпоже Льен, она все расскажет. У нее же возьмете халат и все, что там полагается. Продержитесь три месяца — будете работать постоянно. Все вопросы к госпоже Льен, она будет вашим наставником.

Его короткая и рубленая речь постоянно прерывалась, так как к нему то и дело подходили коллеги со срочными и не очень вопросами, а в промежутках он все-таки умудрился показать мне военное отделение. Оно занимало отдельный корпус госпиталя. Здесь было несколько операционных, около трех десятков палат для больных самой разной степени сложности, перевязочные, процедурные, общая гостиная с небольшой библиотекой и шахматным столиком, кабинеты принимающих лекарей, комнаты для персонала, кабинет дежурного лекаря, — всюду сновали люди в белых халатах, по большей части мужчины, все кипело жизнью и походило на большой муравейник, где каждый знает свое место.

Сдав меня на руки госпоже Льен — подтянутой женщине в годах с серьезными карими глазами и чуть насмешливым выражением лица — господин Хармс отбыл по своим неотложным делам.

Госпожа Льен пристально оглядела меня с ног до головы и спросила:

— Каков ваш практический опыт?

— Никакого, — честно призналась я. — Только лекарский колледж, и все.

— А зачем вам это все? — она неопределенно повела рукой в воздухе, но смысл ее вопроса и так был понятен. — По вам видно, что тяжелой работы вы не знали, стоит ли начинать? Это же не игра, здесь от вас зачастую зависят жизни других. Если вы хотите что-то доказать себе или кому-то, вам лучше поискать другое место.

Что ж, не получила вопросов от господина Хармса, то вот они, от госпожи Льен, такого же помощника военного лекаря, как и я, только с годами службы за плечами. Она стояла и ждала моего ответа, и я поняла, что от того, какие слова сейчас будут сказаны, зависит очень многое. Я могла бы рассказать ей свою историю честно, и она наверняка бы по-женски меня поняла и пожалела, но чужая жалость меня бы унизила, как и рассказ о своей жизни. Я могла бы солгать ей о долге, что гонит меня на работу, — уверена, она бы проглотила это, не поверив и не желая доискиваться до истинных причин. Но я решила сказать правду:

— Мне просто некуда больше деваться, госпожа Льен. Я знаю, что практика не идет ни в какое сравнение с теорией, но мне не привыкать к трудностям. В конце концов, если я не справлюсь, господин Хармс меня просто уволит, не так ли?

Ирония не позволила моему ответу стать излишне пафосным, и госпожа Льен сдержанно мне улыбнулась, показывая, что речь засчитана. С этого дня и началась моя новая жизнь. Ничего серьезного мне на первых порах, понятное дело, не доверяли, а каждый шаг совершался под контролем со стороны наставницы. Я училась делать перевязки разной сложности, варить нужные отвары и настои (вот с этим как раз проблем у меня никаких не возникло), делать лечебные массажи. Не все получалось легко и сразу, но я училась и не сдавалась.

Неожиданным камнем преткновения стал жилищный вопрос. Госпожа Льен помогла мне выбить комнату в общежитии для работников госпиталя, но радость моя, увы, оказалась недолговечной. Если убирать и стирать я еще могла, хоть на это и уходило слишком много времени, то вот с готовкой была полная беда. Ни кулинарная книга для новичков, ни советы соседей по общежитию, ни мое умение готовить сложнейшие зелья, — ничто не помогло мне в освоении этого искусства. Голодной ходить не хотелось, поэтому пришлось покупать готовые обеды. Стоит ли говорить, что денег на это уходило предостаточно? Зато экономилось время и мои нервы.

Три месяца пролетели быстро, и господин Хармс взял меня в штат своего отделения. Я тут же попросила госпожу Льен помочь мне найти квартирную хозяйку, которая за отдельную плату согласилась бы готовить и убирать. Наверняка ведь так делали многие, не одна же я была напрочь не приспособлена к быту!

Мне повезло: у наставницы была приятельница, которая как раз искала себе квартирантку. Ее маленький домик втиснулся между двумя шикарными особняками на соседней от госпиталя улице, так что на дорогу до работы уходило не более четверти часа. Сама хозяйка раньше была поварихой в одном из ресторанов, подкопила денег, пока работала, и ушла на заслуженный отдых. Муж умер, дети завели свои семьи (она периодически объезжала их всех с визитами), и госпожа Клара заскучала. Можно сказать, что друг друга мы нашли, и самый тяжелый камень с моих плеч перекочевал на ее, чем она осталась только довольна.

Наше соседство оказалось очень удачным и плодотворным. Она поддерживала порядок в доме, готовила чудесные блюда, относила мою одежду в прачечную, а по вечерам мы вмести сидели в гостиной и занимались приятными женскому сердцу делами: чаевничали, разговаривали, вышивали или же играли в карты. Правда, к сожалению, работа отнимала у меня много времени и сил, и такие вечера были очень и очень редки — и оттого, наверное, еще больше ценились.

* * *

Первые два года пролетели, соревнуясь в скорости со светом. В коллективе меня не сразу, но приняли. Я держалась со всеми ровно и дружелюбно, но сохраняя некоторую дистанцию — так мне было проще и спокойней. Более теплые отношения у меня сложились с госпожой Льен, научившей меня многим премудростям, о которых в учебниках не прочитаешь.

Мне нравилась моя загруженность, нравилось ощущение усталости после трудного дня или ночного дежурства, нравилось чувство своей нужности. Но больше всего мне нравилось ощущение свободы. Я была хозяйкой самой себе. Ни бабушка, ни семейство Каль, ни муж — никто не был волен распоряжаться моей жизнью, я все решала сама. Пусть у меня не было слуг, пусть мне приходилось работать и забыть о статусе леди, я все равно было по-настоящему счастлива. Благодаря повседневным заботам потихоньку стали гаснуть во мраке прошлого события, которые привели меня в Кинстон. Прошлое — это то, что прошло, и бередить его почем зря не стоит.

Шумный город уже не казался таким чужим, как в первые дни после приезда, быт был худо-бедно налажен, и жизнь вошла в свою колею. Работая помощником лекаря, я впервые столкнулась с изнанкой жизни. Мою судьбу легкой назвать не повернется язык, но она отнюдь не уникальна. Живя в своем замкнутом мирке, который всегда был ограничен высокой кованой оградой поместья — бабушкиного, Каль или Нортен — я понятия не имела о том, что вокруг столько боли, насилия и несчастий. Женщины, которых бьют мужья, часто попадали в палаты госпиталя. А вместе с ними никому не нужные, брошенные дети; жертвы пьяных драк и дуэлей из-за сущих пустяков; жертвы собственной глупости. Однажды в городе орудовал маньяк. Его долго не могли поймать, и все были охвачены паникой. Он насиловал молоденьких девушек, а потом медленно и мучительно убивал, превращая их тела в сплошное месиво из крови и плоти. Одна выжила каким-то чудом, и мы выхаживали ее всем отделением. Через месяц ее выписали, но эти страшные пустые глаза на бледном лице еще долго преследовали меня. Маньяка поймали и отправили на эшафот — туда ему и дорога.

Не знаю, смогла бы я до конца дней оставаться помощником военного лекаря или мне бы захотелось все-таки перемен, но судьба все решила за меня. Однажды господин Хармс вызвал меня к себе и сказал:

— Нортен, вы хорошо себя зарекомендовали, и у вас явно есть склонности к лекарскому делу. Не желаете ли вы отучиться на лекаря?

— Мне бы очень этого хотелось, господин Хармс, но, боюсь, у меня не хватит средств на оплату обучения, — честно призналась я. Да, кое-какие средства за два года скопить мне удалось, но на учебу и проживание в одном из университетских городов нашего королевства этого недостаточно.

— Не беда, госпиталь оплатит, а вы потом отработаете здесь же потраченные на вас деньги. Это обычная практика. Да и после колледжа вам учиться всего-то два года. Ну как, согласны?

— Согласна, — решительно сказала я, и моя жизнь сделала очередной виток.

Я попросила госпожу Клару никому не сдавать мою комнату с условием, что каждый месяц нужную сумму во время моего отсутствия буду ей пересылать сама. Она отказалась, оставив за мной комнату просто так, "ведь где я еще найду такую милую девушку, Белла". Я спорить не стала — каждая монетка была на счету.

Обучение пролетело быстро. Тем, у кого за плечами был колледж и практика, было несравненно легче, но я до сих пор иногда просыпаюсь в холодном поту, когда мне снятся экзамены. Все свое время я отдавала учебе, не отвлекаясь на шумные студенческие вечеринки и романы, как делали многие мои коллеги, поэтому в моем дипломе было всего несколько четверок.

Окончив университет, я вернулась в Кинстон и приступила к работе в том же госпитале, но уже в качестве военного лекаря. По договору мне следовало отработать не менее пяти лет, и предстоящие годы для меня были определены. Вместе с повышением в должности и жаловании прибавилось и ответственности, но это только меня радовало.

Работа стала моей отдушиной, моим смыслом жизни. Разумеется, первое время меня курировал господин Хармс, подсказывая и направляя, но затем я стала полностью самостоятельным военным лекарем. Вместе с радостью от удачно проведенных операций, зашитых ран, срощенных костей и спасенных жизней пришло и разочарование.

"Не всех и не всегда можно спасти", — это правило вбивали нам в университете, это твердил господин Хармс, это было самой очевидной на свете вещью, но осознание сего факта было чересчур болезненным. У меня умерло трое пациентов, и каждый случай навсегда врезался в память. Тысячу раз прокручивала я в голове каждое свое действие, пытаясь найти ошибку или увериться в том, что ее не было, и это терзало меня. Первый раз я даже напилась, чтобы хоть как-то заглушить страшную тоску и безысходность. Потом стало легче, и не последнюю роль в этом сыграл господин Хармс.

Он вызвал меня в кабинет и отчитал, как маленькую девочку:

— Я знаю, Нортен, что у вас вчера умер больной. И знаю, что вы вчера надрались, как портовый грузчик после смены. Так вот, говорю вам со всей серьезностью: будете много пить — руки начнут дрожать, и я тогда вас уволю, поняли?

— Поняла, — глухо ответила я, сгорая от стыда.

— Изабелла, — неожиданно мягко позвал он меня по имени, и я в удивлении уставилась на него. — Мы по природе смертны, и вы не сможете всех спасти. Это не значит, что не нужно стараться. С годами мы все немного холодеем и отстраненно начинаем смотреть на чужие страдания. Не корите себя зря.

— Благодарю, господин Хармс, — кивнула я. Разумеется, сразу мне легче не стало, но, когда ты оказываешься один на один с такой проблемой, взгляд знающего человека со стороны и его участие дорогого стоит.

— Кстати, Нортен, как вы смотрите на то, чтобы сегодня поужинать со мной? — весело спросил мой начальник, когда я уже развернулась, чтобы уйти.

Приглашение стало для меня самой настоящей неожиданностью, и я растерялась. С одной стороны, господин Хармс был очень привлекательным мужчиной, и я точно знала, что он не женат. С другой — он мой начальник, да и уверенности в том, что я готова к каким-то отношениям, у меня не было вовсе.

— А что будет, если я откажусь?

Легкая тень недовольства промелькнула на его лице, но он все также весело сказал:

— Ничего не будет, я просто буду приглашать вас до тех пор, пока вам не надоест отказываться!

Я ничего не ответила и вышла из кабинета, весь вечер раздумывая над его странным поведением. Он никогда не выделял меня среди остальных коллег, я не ловила на себе тех особых мужских взглядов, что заставляют краснеть и смущаться — не было ничего такого, что указывало бы на его особое отношение ко мне, хотя бы на легкую симпатию. Или же я просто ничего не замечала, погруженная в себя и свои мысли?

Так или иначе, свое слово Хармс сдержал: каждый день он упорно приглашал меня на ужин, прогулку или же в театр, и мои отказы его ни капли не смущали. Он кивал головой, улыбался и со словами: "Ну, в следующий раз повезет" уходил, чтобы все повторилось вновь.

Через месяц я нарушила ход ритуала и после очередного отказа спросила, зачем господину Хармсу раз за разом приглашать меня куда-то. Он посмотрел на меня, как на глупого ребенка, и ответил:

— Нортен, это же очевидно. Вы мне нравитесь, и я хочу узнать вас получше. Предлагать вам сразу идти в храм как-то глупо, поэтому я решил начать с ресторана. На мою беду вы слишком упрямы и отчего-то не желаете пойти мне навстречу.