Одиссея капитана Джека. Общий файл

Первым делом они поставили на стол кувшин вина, свежий, хрустящий хлеб и холодные закуски: маринованные в масле с чесноком и петрушкой оливки, слегка обжаренный красный сладкий перец, посыпанный тёртым козьим сыром и политый оливковым маслом. Ещё принесли тонко нарезанный, малиново-алый хамон (вяленный по особому рецепту свиной окорок), с ломтиками дыни. Наёмники не спеша выпили, закусили, а вскоре им подали и горячее. Перед Джеком поставили миску ольи подриды (тушеного с овощами мяса), попробовав его деревянной ложкой, он нашёл это блюдо вполне съедобным. А вот при взгляде на паэлью Гринёв затосковал по кухне своей далёкой Родины. Стоящее в центре стола кушанье выглядело, мягко говоря, подозрительно: большая сковорода была полна жёлто коричневого от шафрана риса, из которого торчали красные стручки перца. Поверх этого в живописном беспорядке были навалены: креветки, крупные дольки лимона с кожурой и мидии прямо в раковинах. От паэльи Джек решил воздержаться, и Паша был солидарен с ним в этом вопросе.

После обеда следующие в Гавану солдаты закупили продуктов в дорогу, а для Гринёва с Зайцевым посещение рынка стало чем-то вроде обзорной экскурсии с опытными гидами. По возращении в порт они обнаружили рядом с пристанью толпу темнокожих невольников под охраной дюжины вооруженных надсмотрщиков. Видимо их выгнали с корабля немного поразмяться. Испанцы, надо отдать им должное, относились к рабам достаточно гуманно в отличие от тех же португальцев, не говоря уже о жестоких англичанах и голландцах. Поэтому Джек совсем не удивился отсутствию на невольниках цепей. Благодаря Голливуду Гринёв представлял себе чернокожего раба эдаким спортивного вида парнем с развитой мускулатурой, но здесь он не увидел никого, кто соответствовал бы сложившемуся образу. Все были хоть и жилистыми, но какими-то слишком уж худыми особенно если сравнивать с такими ребятами как Дензел Вашингтон и Уэсли Снайпс. Было видно сразу: что питались здешние чернокожие много хуже, чем афроамерикацы в США и в отличие от киноактёров никогда не посещали тренажёрных залов.

— Интересно, на каком языке они говорят? — спросил Зайцев.

— Хороший вопрос, — отозвался Гринёв, — скорее всего на одном из наречий банту. Намекаешь на то, что у нас возникнут трудности в общении?

— Ну, если ты говоришь на банту, то ноу проблемс, — ухмыльнулся Пашка.

— Вообще-то на элементарном уровне можно и жестами общаться, а ещё можно картинки рисовать: что-то вроде комиксов. Как с ними разговаривают на плантациях мне понятно вон переводчики стоят, — Джек кивнул в сторону надсмотрщиков, четверо из которых были чернокожими. — Давай для начала подойдём вон к тому белому господину и немного пообщаемся. Меня интересует: когда начнутся торги, и каким образом они будут проходить. Возможно, в виде аукциона как это было... — Гринёв запнулся, — всё время путаюсь: что уже было, а что только ещё будет, — пожаловался он Зайцеву. — Короче надо выяснить: будет ли аукцион или просто пришёл и купил, как в магазине. Потом обратимся вон к тому чернокожему надсмотрщику, предложим ему денег и попросим помочь нам составить небольшой словарик, думаю: он не откажется, всё равно от безделья мается.

Друзья подошли к вооруженному шпагой и коротким копьём человеку, стоящему под пальмой, и завязали разговор, из которого вскоре выяснилось, что Эрнандо ошибся в своих предположениях. Де Торо решил: что галеон "Сан Мартин" идёт в Сантьяго-де-Кубу, потому что здесь есть спрос на рабов, а всё оказалось с точностью: "до наоборот", торговцы невольниками прибыли не продавать, а покупать.

Неприятности для жителей города начались в прошлом году, когда вечером первого июня в бухту вошла пиратская эскадра из восьми судов. Пять из них были торговыми каракками, на которые установили пушки, а три настоящими военными кораблями под командой капитанов: Жака де Сора и Роберта Блонделя. Возглавлял эту небольшую флотилию Франсуа Леклерк, по прозвищу: Деревянная Нога, который в бою с англичанами лишился конечности и с тех пор использовал деревянный протез, он же командовал самым большим галеоном. Пираты бросили якорь в укромной бухте и высадили десант, который незадолго до рассвета атаковал город с суши. В Сантьяго имелся небольшой форт, который в случае нападения должны были оборонять местные ополченцы и отряд городской стражи. Ночью его охраняло только несколько часовых, которые ничего не смогли сделать против трёх сотен пиратов. Утром второго июня французы уже держали заложниками: губернатора Кубы с женой и сыном, епископа Урангу и дюжину самых богатых и именитых горожан вместе с их семьями. Победители, не потерявшие не одного человека при захвате города, выдвинули ультиматум: если испанцы не заплатят выкуп, то пираты взорвут кафедральный собор, сожгут город, а все пленники, включая женщин и детей — будут повешены. Когда была названа сумма — губернатору сделалось дурно. Морские разбойники потребовали восемьдесят тысяч песо, что составляло шестьсот сорок тысяч реалов и это при том, что в их руках уже находились: городская муниципальная казна, золотая церковная утварь из собора и кругленькая сумма собранных почти за год налогов, которая дожидалась отправки в Испанию в подвале губернаторского дома. У некоторых состоятельных граждан в тайниках имелись кое-какие средства, но этого было слишком мало. Во все места, где можно было занять денег, отправились надёжные люди с письмами губернатора и епископа. Целый месяц потребовался для того чтобы собрать нужную сумму. За это время, пираты сравняли с землёй городские укрепления, и вовсе не потому, что они так уж им мешали, просто капитаны решили чем-то занять пьянствующих и бесящихся от безделья подчинённых. Перед отплытием разбойники всё же подожгли Сантьяго-де-Кубу, но к счастью день был безветренный, и горожане сумели отстоять город, не дав огню распространиться, полностью сгорело только несколько домов.

Лишь после того, как вражеские паруса скрылись за горизонтом, и прямая угроза жизни наконец-то миновала, горожане в полной мере смогли осознать: в какую неприятную историю они попали. Люди, бывшие всего месяц назад богачами, не только лишились всего (пираты не побрезговали даже одеждой, найденной в их домах), но и превратились в должников, которым надо вернуть огромную сумму. Сочувствуя их несчастью, никто из кредиторов не назначил процентов, но и без них долг был велик. Поэтому люди продавали всё, что ещё оставалось: дома, загородные усадьбы, рабов, а губернатор написал прошение об отставке и собрался ехать в Испанию — продавать имение.

Получив столь ценную информацию от словоохотливого надсмотрщика, Джек тут же решил извлечь выгоду из данной ситуации.

— Паша, узнай у него: за какую цену они обычно продают невольников, — попросил он друга.

— Сто реалов, — ответил Зайцев, переговорив с испанцем.

— Ага, — кивнул Гринёв, — значит покупать у местных, будут дешевле, иначе без прибыли останутся. А если мы предложим чуть больше, чем они, то сможем немного сэкономить и, учитывая деньги, что дал губернатор приобрести не четверых, как планировалось, а... скажем, пять рабов, возможно и шестерых, тут надо будет ещё узнать: сколько стоит каноэ и во что нам обойдётся запастись продовольствием. Заодно, получим будущих матросов говорящих по испански, и нам не надо будет изучать диалект банту-Конго, — улыбнулся Джек, — ладно, идём в город, здесь пока делать больше нечего.

Друзья решили посетить представителей местной элиты и предложить им по восемьдесят реалов за невольника. Гринёв не мог знать: сколько дадут работорговцы, но сомневался, — что больше. В конце улицы ведущей на площадь одноклассники встретили двух дам, которые направлялись в сторону порта. Ту, что была постарше, Джек так толком и не рассмотрел, потому, что не мог оторвать взгляд от её соседки — стройной девушки лет семнадцати. О вкусах как говорится — не спорят, но именно к такому типу женской красоты Гринёв испытывал слабость. Юная испанка чем-то напоминала сразу двух актрис: Алёну Хмельницкую и Сандру Буллок. А вот чем, Джек понял только тогда, когда дамы уже прошли мимо. У девушки были такие же умные и лукавые глаза, тот же крутой изгиб бровей и ещё губы были очень похожи. Осознав это, Гринёв задержался и посмотрел вслед удалявшейся красавице, а обернувшись, сразу же наткнулся на горящий гневом взгляд молодого испанца, который вместе с товарищем только что вышел из-за угла крайнего дома. Приблизившись, кабальеро заговорил резким тоном.

— Сеньор, я не говорю по испански, — прервал его Джек на латыни.

— Я спрашиваю, — перешёл на тот же язык незнакомец, — кто дал вам право, так дерзко глазеть на мою сестру?

— Я не глазел а любовался, — нахмурился Гринёв, который терпеть не мог когда на него начинали "давить", — не станете же вы говорить: что человек, получающий эстетическое наслаждение от созерцания античной скульптуры — дерзко на неё глазеет?

— Язык у вас острый, как я посмотрю, а вот ваши манеры мне не нравятся, — глаза юноши сузились, а тон стал угрожающим.

— Это ваши проблемы, — отрезал Джек, на которого угрозы действовали так же, как звук трубы на боевого коня, — ничем не могу помочь.

— Ах, так! — побелевший от бешенства испанец, отступив назад, выхватил шпагу, — защищайтесь, сеньор.

— Пашка, в сторону, — скомандовал Джек, — обнажая клинок, и отшвыривая ножны подальше, чтобы не путались под ногами.

Шпагой Гринёв владел не плохо, поскольку три с половиной года занимался в секции фехтования и имел первый спортивный разряд. Но он уже давно не держал в руках оружие и имел смутное представление о здешней манере боя. "Вот блин", — посетовал Джек: "надо было взять у Эрнандо несколько уроков, но кто ж знал!". Когда-то он читал о Дестрезе — испанской технике фехтования в шестнадцатом веке, но в чём там суть разбираться было не время. Немного успокаивало лишь то, что эта школа исчезла, не выдержав конкуренции с французской, которая стала уже "классикой", к тому времени, когда Гринёв впервые взялся за шпагу. Но это была палка о двух концах, поскольку совершенно неизвестно — чего можно ждать от противника. Сам Джек был адептом школы "микст", представлявшей собой оригинальное сочетание итальянских и французских боевых традиций. Он нисколько не сомневался в её превосходстве, но решил проявить максимальную осторожность, сделав ставку на защиту и контратаки.

Вспыльчивого кабальеро подвела излишняя горячность и желание окончить поединок одним ударом, он применил весьма распространённый в то время приём, который состоял в том, что по шпаге противника внезапно наносился сильный и резкий удар, отбрасывающий её вниз и в сторону, после чего следовал укол в грудь. Но Гринёв был начеку, он крутанул кистью, его клинок очертил сверкающий полукруг, избежав столкновения, и на долю секунды остановился напротив груди раскрывшегося противника. Пожелай Джек прикончить испанца — он мог бы, сделав глубокий выпад проткнуть его насквозь. Но вместо этого Гринёв надавил сверху на шпагу кабальеро лезвием своей, не давая тому ударить наотмашь или уколоть, вывернув кисть. Одновременно он быстро шагнул вперёд и схватил противника за вооруженную руку и тут же приставил ему к шее свой клинок.

— Ну, чего же ты ждёшь? — прорычал испанец, — давай, убей меня!

Джек отрицательно покачал головой, и резко оттолкнув юношу, быстро отступил.

— Сеньор, по-моему, мы оба погорячились, — начал он примирительным тоном, — я признаю, что вёл себя вызывающе по отношению к вашей сестре и приношу свои извинения. Если вас это удовлетворит — то предлагаю мирно разойтись, если нет — то я готов продолжить поединок.

От удивления брови юноши поднялись вверх, какое-то время он не мог выговорить ни слова, пауза затягивалась.

— Я принимаю ваши извинения, — пробурчал, наконец, густо покрасневший испанец.

После чего он отошёл в сторону, поднял ножны, сунул в них шпагу и быстро зашагал прочь. Второй юноша остался на месте.

— Моё имя Хуан де Арсе, — обратился он к Гринёву.

— Меня зовут Джек Гонсалес, — представился тот.

— Сеньор Гонсалес, вы поступили, благородно сохранив жизнь моему другу, — продолжил разговор де Арсе, — его имя Мигель де Солано, и умоляю вас сеньор, не судите его слишком строго, он просто немного не в себе. Во всём виноваты эти проклятые пираты, которые ограбили нас и заставили влезть в долги. Вам известно о бедствиях, что обрушились на наш город прошлым летом?

— Да сеньор де Арсе, — кивнул Джек, — мне уже поведали эту печальную историю.

— Род Солано очень древний, — вздохнул Хуан, — а тут такой позор: их городской дом и загородная усадьба выставлены на продажу, и как только найдется покупатель — у них не останется ничего. Солано превратятся в нищих, у донны Леонсии совсем не будет приданного, и вряд ли она сможет рассчитывать на удачное замужество.

— Я им сочувствую, но сеньор! — Гонсалес развёл руками, — по-моему, это ещё не повод, чтобы бросаться на людей со шпагой.

— Да, нехорошо получилось, — поморщился де Арсе, — но я ещё не закончил историю. Когда разбойники ворвались в их дом, их предводитель — Жак де Сор, хотел обесчестить донну Леонсию, Мигель бросился на помощь к сестре и был жестоко избит. К счастью она, как и многие испанские дамы, почти никогда не расстаётся с кинжалом, спрятанным на груди, под одеждой. Девушка приставила его себе к животу и поклялась Девой Марией, в том, что злодей получит её только мёртвой, после чего пират отступился от своего намерения. Мигель очень любит свою сестру, и все эти злоключения переживает очень болезненно. Ну а когда он увидел, как вы смотрите на донну Леонсию, то пришёл в ярость, и не смог удержать себя в руках.

Закончив рассказ, Хуан глубоко вздохнул и вопросительно посмотрел на собеседника.

— Да я ничего такого и не думал, — пожал плечами Гонсалес, — я вообще никогда не тороплюсь с осуждением, — мало ли какие случаи бывают.

— Это достойная позиция, — заметил испанец, — господь учит нас: "не судите и не судимы будете", — изрёк он и благочестиво перекрестился.

— Сеньор де Арсе, — решил сменить тему Джек, — вы много говорили о друге, и ничего не сказали о себе. А я подозреваю, что ваше положение немногим отличается от того в котором находится сеньор де Солано?

— Точно такое же, сеньор Гонсалес, — кивнул Хуан, — с той лишь разницей, что у меня нет сестры на выданье.

Гринёв ненадолго задумался и пришёл к выводу: что если хитрость не удастся, то останется только штурм пиратского корабля, в котором ещё две шпаги лишними не будут.

— Вот что я вам скажу, сеньор де Арсе, — Джек внимательно посмотрел в глаза собеседника, — если события будут развиваться так, как я предполагаю, то через три месяца у вас появится возможность отомстить разбойникам и получить с них денежную компенсацию.

— Сеньор! — глаза юноши широко открылись, и вспыхнули надеждой, — но разве это возможно?! — усомнился он.

— Если повезёт — то да, — ответил Гринёв, — чтобы принять участие в этом деле, вам надо будет прибыть в Гавану к пятому июля. И ещё, я буду вам очень признателен, если вы поговорите с сеньором Мигелем де Солано и сообщите ему: что если он к нам присоединится, то у него появится шанс свести счёты с Жаком де Сором.