Римская альтернатива: Еще одно золото

— Мой император, вам стоит сойти со стены, — почтительно обратился к Коммоду смуглый пожилой центурион из преторианцев, со шрамом через все лицо. Выглядел бывалый вояка уверенно, пусть он и смотрел поминутно на неторопливо готовящихся варваров. — Шальная стрела может наделать дел.

— Не думаю, — император грустно усмехнулся и помотал головой. — Шальная стрела меня может достать и там. Но, — поднял руку Коммод, прерывая готовые сорваться с губ центуриона возражения, — шлем я надену.

После чего отвернулся и так и поступил.

Ветеран-преторианец беззвучно выругался, смачно сплюнул и извлек из ножен спату. Мельком ее осмотрел, кивнул и убрал обратно. После чего присел на колченогий табурет неподалеку и, привалившись к стене, прикрыл глаза, продолжая наблюдать за императором сквозь опущенные ресницы.

Коммод выглядел спокойно, будто бы и не было за стенами и рвом нескольких тысяч не самых слабых воинов, мечтающих его убить. Он вообще казался нерушимым, словно сказал, одним своим видом внушая уверенность в окружающих.

Тем временем, за его спиной словно разворошенный улей кипел римский лагерь, готовый к битве. Невдалеке несколько легионеров суетились вокруг катапульты, готовя ее к применению. Рядом с ними спокойно и безмятежно развалились на траве уже одоспешенные бойцы из недавно подошедших когорт. Они отдыхали, пока еще оставалась такая возможность.

Император, что-то для себя решив, кивнул своим мыслям и вдруг, запрокинув голову, расхохотался. Громко и с какими-то нотками безумия в голосе.

Это было более чем странно и обращало на себя внимание. Крутящиеся у катапульты солдаты даже приостановились, удивленно поворачивая головы к стене. Центурион-преторианец встревожено выпрямил спину, положив руку на клинок.

— Мои верные солдаты! — все еще смеющийся Коммод проорал это настолько громко, что не услышать его было невозможно. — Сегодня мы приблизим нашу победу! Сегодня мы приблизим наш триумф! Сегодня эти варвары, наконец, поймут, кто такие римляне!

Этот голос, наполненный мощью и каким-то безумным предвкушением битвы, проникал куда-то глубоко, в самое нутро, вызывая в нем странное чувство.

— Когда-то Ганнибал считал, что сумеет победить Рим! Но он проиграл, и Карфаген был повержен! Потом галлы считали, что победят Цезаря! Они проиграли! Дакийские племена были сильны, но великий Траян их покорил! И эти, — Комод махнул рукой за стену, — тоже ошибаются. Сегодня многие из нас умрут — но Рим...Рим победит, как побеждал всегда!

— Слава императору! — преторианец проорал это неожиданно даже для самого себя.

— Слава...Слава! Слава! — нестройно и невпопад отозвались легионы.

— Слава императору! — рявкнуло сразу несколько центурионов. И на сей раз получили совершенно другой ответ.

— СЛАВА!

Коммод снова расхохотался и вытащил из ножен свой уникальный меч. Подувший ветер слегка раздувал его багровый плащ, вместе черными доспехами придававший императору вид спустившегося с Олимпа Марса.

— ОНИ! ВСЕ! УМРУТ! — проревел он, клинком показав на уже заканчивающих последние приготовления сарматов.

Ответом ему был рев воодушевленных легионеров.

Бой обещал стать жарким.

* * *

"Прикрывать спину императору...прикрывать ему спину", — эта единственная мысль колотилась в черепе преторианца будто гепард, пытающийся выбраться из клетки. Остальное он делал на вбитых на каком-то совершенно глубинном уровне рефлексах. Уклон, щит, удар. Блок, шаг, удар. Щит, удар щитом, удар клинком.

Все преторианцы, собравшиеся вокруг своего императора, действовали, будто одно единое многоногое и многорукое существо. Сам же Коммод, защищающий ворота, несколько выбивался из этого стройного синхронного танца, ведя свой собственный.

Впрочем, спину ему центурион и его команда прикрывали качественно, а с остальным он неплохо справлялся и сам. По крайней мере, сам центурион, будь он на другой стороне, к нему сейчас бы подойти побоялся.

И неудивительно. Еще когда он наблюдал за дружеским поединком Коммода и его друга, Марка Сергия Максима, схваткой совершенно безобидной и исключительно развлекательной, центурион подумал, что император выглядит похожим на древнего героя или даже на спустившегося к смертным бога. Еще раз подобное сравнение пришло к нему на ум недавно, перед самой битвой. Но то, что он видел сейчас... Это восхищало, поражало и потрясало одновременно. Даже такого бывалого ветерана, повидавшего в своей жизни немало битв и сражений с самыми разными противниками в самых разных же условиях.

Коммод двигался без ошибок. То есть вообще. Его страшный клинок рубил сарматов одного за другим и, казалось, те были заколдованы и не могли ничего противопоставить римскому командующему. В стороны летели отрубленные кисти рук, сжимавшие мечи и топоры, головы и ноги. Падали тела с разрубленным горлом или отсеченной по плечо или локоть рукой. Коммод не знал сомнений.

Долгие часы упражнений, в сочетании с врожденной силой воли и бесстрашием, превратили его в идеального бойца, крушащего любую защиту и не дающего своим врагам даже тени шанса.

Вот огромный варвар швырнул в императора подобранный топор и сразу, без малейшего промедления бросился в ближний бой. Коммод легко и изящно увернулся, блокировал могучий удар, дав ему скользнуть по щиту и нанес свой...В выставленную варваром ногу. Особого успеха он при этом не добился — максимум отрубил пару пальцев, ничего смертельного — но сармат на долю мгновения потерял равновесие и оступился. Этого императору хватило: он совершенно спокойно толкнул его щитом. Толчок оказался весьма силен, и варвар поневоле начал падать. Еще один взмах меча — и бедняга бьется на земле с рассеченным бедром. Центурион милосердно его добил.

Если бы кто-нибудь сейчас остановился и посмотрел на поле сражения, то эта картина вряд ли оставила бы его равнодушным. Это действительно было страшно. Трупы перед рвом, трупы и кровь во рву, на стенах и за стенами...

Сарматы сосредоточили свои атаки на двух точках стены и на воротах. Пользуясь своим численным преимуществом, они даже добились начального успеха — но затем начались проблемы.

Если за оградой они могли легко использовать в обилии имевшуюся кавалерию (которая, собственно, и нанесла немалый урон частоколу — несущиеся на полном ходу всадники набрасывали на бревна веревки, с помощью которых потом расшатывалась ограда), то внутри с этим возникали закономерные проблемы. А в пешем бою римские солдаты были сильнее.

Кроме того, большие потери отряды Банадаспа понесли еще при первом этапе штурма, когда римские скорпионы и онагры спокойно били по группирующимся для атаки воинам. Плюс, оказавшиеся неожиданно многочисленными манубаллисты тоже стали неприятным сюрпризом.

Закрепиться же у пролома в стене или у ворот у сарматов не получалось. Римляне были слишком хороши — а две неучтенные в раскладах когорты все же стали серьезной проблемой и изменили баланс сил. Пять вместо двух с половиной...В общем, шансы варваров стали выглядеть гораздо менее реально.

— Вождь, наши воины отходят от ворот. Там римляне дерутся слишком хорошо, — посыльный выглядел неважно — залитое кровью лицо, рассеченная бровь, рваная рана на шее, выглядящая довольно неприятно, вмятины на щите и несколько зарубок на доспехе. — Проломить их оборону не выходит, мы теряем слишком много бойцов.

Банадаспу захотелось взвыть. Да что же это такое, с этим мальчишкой? Почему боги так его оберегают?!

— Где их император? — прорычал вождь, надевая шлем. — Вы его видели?

— Да. Судя по всему, именно он удерживает ворота, — посыльный тяжело дышал и, судя по всему, был близок к тому, чтобы потерять сознание. — И еще, вождь. Ваш сын, Гесандр, мертв. Его зарубили у ворот.

Это стало неожиданностью. Гесандр всегда отличался статью — пойдя шириной плеч и длиной рук в отца, он при этом обладал еще и немалым ростом. Гиганта откровенно побаивались — и вождь точно знал, кто будет его преемником.

И теперь смерть? В битве, когда преимущество на их стороне?

— Как это произошло? — личная дружина царя языгов тоже надела шлемы и сейчас направлялась за своим вождем к римскому лагерю. В бой шли лучшие силы Банадаспа. И их вел он лично.

— Его убил воин в черном доспехе и с пламенным клинком. По крайней мере, так мне сказали, — последние слова оказались произнесены почти шепотом: посыльному явно было нехорошо.

— Коммод!!! — ярость, прозвучавшая в голосе вождя сарматских племен, царя языгов и теперь личного врага римского императора, грозила всеми возможными карами, болью и смертью. — Да будь он проклят! Пусть мальчишка сегодня умрет! Сотню лучших коней тому, кто принесет мне его голову! Вперед! Вперед!

* * *

Центурион начинал чувствовать усталость. Она незаметно накапливалась в спине, тренированных руках, ногах. Становилось тяжелее дышать, пот заливал глаза, а верная спата уже давно была заменена запасным клинком.

И лишь вид императора, все теми же отточенными движениями убивающего врагов, внушал уверенность, что еще не все потеряно.

— Отходим, — команда прозвучала настолько неожиданно, что ветеран едва не пропустил ее мимо ушей. — Их натиск спал, они перегруппировываются. Надо передохнуть.

И действительно, сарматы откатывались от ворот, явно не выдержав столь тяжелого боя. Центурион невольно оскалился. Легионеры вновь показали преимущества дисциплины и жесткой, если не сказать жестокой, муштры. А ведь каждый второй еще недавно был или рабом, или каким-нибудь там занюханным крестьянином, пошедшим в армию только потому, что не хотел подыхать от голода. И вот сейчас они с достойной твердостью и умением отражают сильнейшие варварские атаки.

— Перезарядить манубаллисты, онагры и скорпионы. Последние — нацелить на ворота. Вторую когорту к пролому к стене, первую в резерв. И раздать воду, — Коммод совершенно спокойно отдавал приказы, не выказывая даже и толики сомнения в своей победе. Только лишь снял шлем, вылил себе на волосы содержимое небольшого бочонка и, отплевавшись, присел на табурет.

Дождь только-только закончился, а на небе уже не осталось ни единого облачка, и солнце жарило вовсю. Но пока, хотя и было ясно, что грядет жара, легкий ветерок создавал приятную прохладу.

— Скоро они попытают счастья еще раз, всеми силами, мой император, — неприметный человечек в заляпанном грязью доспехе, возникший рядом с Коммодом насторожил было центуриона. Но, видя, что принцепс его узнал, преторианец умерил тревогу, продолжая, однако, присматривать за посланником краем глаза.

— Вот именно тогда Марций ударить и должен, — Коммод оставался спокоен, хотя на мгновение на его лицо набежала тень раздражения. — Пусть выполняет приказ.

— Он волнуется за вас, мой император, — человек пожал плечами и всем своим видом выразил крайнюю степень обеспокоенности.

— Марций пускай волнуется за выполнение своего приказа. Об остальном беспокоиться буду я.

— Конечно, господин. Но от легионов Помпеяна прибыл посланник. Его атаковали на марше крупные силы сарматов.

— Даже так? Интересно...— на какое-то время Коммод задумался. Затем, кивая своим мыслям, вытащил любимый кинжал из ножен и несколько раз подбросил его в излюбленном стиле в воздух. Посмотрел на небо, где уже начали появляться стервятники.

— Это ничего не меняет. Тиберий — хороший командир. Он справится. Сомневаюсь, что варвары смогли выделить достаточно сил, чтобы его разбить. Пусть Марций делает то, что ему приказано. Об остальном думать будем позже.

Посланник кивнул, поклонился и, отдав честь, исчез.

За оградой раздался рев — сарматы шли на решительный приступ.

— Ну, что, друзья — кажется, пришло время еще немного размяться.

Коммод поправил шлем, сделал глоток воды из фляги, и весело насвистывая, направился к воротам.

Преторианец только лишь покачал головой — молодой император умел воодушевлять. Да и услышанные слова про Марция Вера внушали некоторые надежды.

"Похоже, сарматам сегодня не поздоровится", — именно с такой мыслью ветеран занял свое место чуть сзади и сбоку от Коммода.

Развязка была уже близко.

Глава 6.

Тиберий с недоумением смотрел на отступающих варваров. А ведь из виднеющегося чуть поодаль леса уже выехало несколько сотен сарматских катафрактов — серьезная проблема для пехотинцев.

Нет, нормально разогнаться по мокрой и раскисшей земле они не смогли бы — но, зная их повадки, римский легат предположил, что последует хотя бы попытка атаки.

Только что вернулась сотня Марка — обойти противника у него не получилось.

— Господин! — сквозь преторианцев на лошадке пробрался забрызганной грязью человек. — Наш лагерь атакован крупными силами варваров.

На миг сердце Тиберия замерло...чтобы вздохом спустя начать колотиться с какой-то дикой энергией. Возникло такое ощущение, словно он падает в пропасть.

— Как Коммод...Как император? — прохрипел Помпеян пересохшим горлом. — Насколько все плохо?

Он боялся услышать ответ на свой вопрос. Конечно, Луций тот еще сукин сын, и боги никогда от него не отворачивались. Но если его окружили...С ним же почти нет войск!

— Император приказал перекрыть дорогу и выставить посты. Сказал, ловить отступающих варваров, — курьер пожал плечами. — Еще передал, что большую часть он захватит с помощью легата Марция Вера, господин, а ваша задача — ловля бегущих солдат.

— Легионы Вера подошли... — оказавшийся рядом с Тиберием Марк выдохнул с таким видом, будто только что получил отсрочку смертного приговора. Впрочем, возможно именно так дело и обстояло.

— Когда я уходил — еще нет, — спокойно ответил курьер и, ничуть не смущаясь рядом находящихся военачальников, отпил из фляги. Порыв ветра донес до Марка тончайший оттенок запаха. В емкости точно была не вода.

— Что ты видел? — Тиберий все еще тяжело дышал, теперь опасаясь помимо варваров еще и чрезмерной самонадеянности молодого императора.

— Варвары штурмовали ворота. Получалось у них не очень, — посланец на секунду задумался и несколько неуверенно закончил, — Насколько я могу судить.

— Надо возвращаться. — Марк произнес эту фразу и замолк, прекрасно понимая, что сказал совершенно очевидную вещь. Хмыкнувший солдат это явно подтвердил.

— Отступать, имея на хвосте крупный отряд сарматов? — Тиберий поморщился. — Я и так потерял несколько сотен солдат. Будем отступать — неизбежно растянемся. И вон те ребята устроят нам кровавую вакханалию, — легат кивнул в сторону все еще видневшихся в отдалении всадников.

Впрочем, те совершенно спокойно стояли на месте ровными рядами, будто и не собирались никуда ехать. Лес их огромных копий Тиберия нервировал, и он возблагодарил богов, что дожди размягчили землю. Иначе его потери не обошлись бы одной когортой.

Надо было идти — Коммод, конечно, как и многие юноши считал себя бессмертным, но в реальности таковым не был. Одна стрела — и надежда Рима умрет, не успев побывать на своем троне в Вечном Городе.

— Ладно, — принял он решение. — Один легион составит арьегард. Будем отходить медленно, не разрывая сильно порядки.