Легенда о вольном купце

— Кажется, ты окончательно спятил, — выдавил Локстед, изучая меня с опаской. А ну как драться полезу?

— После такого можно и спятить. Начнем с того, что по отношению к Гильдии я больше не беглый преступник, а, можно сказать, лицо, находящееся под их протекторатом.

— То есть? — озадаченно посмотрел он на меня. Я усмехнулся:

— Мне выдана лицензия на право торговли на всей территории империи Грайрув, а так же за ее пределами. Теперь я — вольный купец Рихард Шнапс!

— Вот это номер, — только и смог произнести йрвай, смотря то на мои покупки, то на меня. Я довольно кивнул:

— Сам от себя не ожидал, дружище. Подобной изворотливости за мной в жизни не водилось, а вот тут — она же и заставила. Честно говоря, я в таком выигрыше только потому, что моя догадка позволила одному уважаемому человеку сэкономить небольшое состояние.

— А куф тебе не оставили? — оживился он. Я восхищенно покачал головой:

— Нет, ну я нахал, но ты — так вообще король нахалов... нет, даже император нахалов! Локстед Нахальный, преклоните колени!

Вместо того чтобы преклонить колени, я метнулся кровати и растянулся на ней... тут же пожалев о своем поступке. Пачкая кровью новую накидку, я кое-как стащил ее и улегся на живот, мыча от боли. Йрвай покачал головой, опустив уши в знак сочувствия:

— Так дело не пойдет. Рихард, будь добр, в следующий раз не вреди своему здоровью настолько, чтобы иметь вполне реальный шанс загнуться.

— А таковой имеется? — со слабой надеждой спросил я. Все лучше, чем корчиться в агонии.

— Имелся бы, если б ты заснул в таком состоянии. Заражение крови, гангрена на всю спину, смерть, — холодно отчеканил он и подошел к своей кровати. Я заметил стоящий там тазик с буро-зеленой жижей и мокрую тряпку. Подойдя к кровати, Локстед уселся и принялся обтирать шерстистые ступни, цепляясь тряпкой за крупные когти, затем опустил их в тазик и принялся остервенело топтать массу, находящуюся там.

— Это что за ворожба такая? — поинтересовался я. — В большинстве стран так вино обычно делают.

— Самая нужная и полезная. И это не вино. Для заживления ран одна часть горного чабреца, два листа крапивы на кенталь, стебель степного вьюнка, три части болиголова и пять частей звероцвета. Действует, по моему опыту, на любое живое существо.

— Долго? А то я тут мазь прикупил...

— Давай сначала попробуем мой метод. Если к утру не затянется, попробуем мазь, однако всю ночь я нюхать эту гадость не буду, — пробурчал мой новоявленный целитель. — Отсюда запах слышно.

— Твоя бурда тоже не слишком приятно пахнет, — огрызнулся я. Он с сочувствием поднял на меня глаза:

— Жаль. Но тебе гораздо больше не понравится способ, которым предстоит лечиться.

— Давай все же мазь, — с тревогой сказал я. — Потому что если выяснится, что мне предстоит съесть весь тазик...

Локстед брезгливо покосился на чавкающую зелень:

— Не беспокойся, трапеза в виде этого тебе не грозит. Я сам бы не стал это жрать. Однако предупреждаю, мой способ лечения еще более эксцентричный. Благодаря звероцвету ты не будешь чувствовать боль, но... в общем, сам увидишь.

— Мне уже страшно, — пожаловался я. Имел право, как самый больной человек в мире.

— Обними подушку, — ехидно посоветовал собеседник, и, по совместительству, врач.

Еще четверть часа он усердно топтался в тазике, превращая все стебли и листья в однородную кашицу, затем осторожно размазал ее по моей многострадальной спине. Боль и в самом деле утихла через несколько минут, но виноватый взгляд йрвая мне не нравился все равно.

— Колись, — ткнул я его пальцем в плечо, радуясь вновь обретенной способности шевелиться без неприятных ощущений.

— В общем, чтобы раны затянулись к утру, надо, чтобы смесь плотно проникла в мясо. Иначе заживет только частично. Поэтому нужно с силой их вдавить, да не просто вдавить, а создать квинтэссенцию растительной и животной части с помощью специальных рун. Также эти руны используются у моего народа, чтобы не осквернять землю, на которой мы живем. По которой мы ходим, — проговорил он, надеясь, что даже для моего уровня мышления такой намек будет понятен. Я вздохнул:

— Иными словами, тебе срочно необходимо сплясать чечетку на моей спине, потому что руны нарисованы у тебя на пятках.

— Необходимо это тебе, да и танец выйдет вполне однообразный, — проворчал йрвай. — Но в целом твоя догадка верна.

— Делай уже свое дело, кенгуру...

— Сам ты это вот самое... нгуру, — возмутился Локстед, вытирая ноги о ту же тряпку и запрыгивая на кровать. — Для тебя, между прочим, стараюсь.

Я благоразумно промолчал. Любое высказывание превратило бы этот цирк в еще больший цирк.

Достижения народной медицины, оказывается, не зависят от того, веришь ты в них или нет. Во всяком случае, моя спина, по свидетельству йрвая, наутро покрылась широкими багровыми рубцами, которые страшно чесались, но уже не болели. Я с трудом преодолел в себе желание чесаться, пока не верну все в прежнее состояние, и с видимым облегчением уселся на кровать. Корзина стояла рядом со мной — наверное, Локстед переставил. А отдать ему презент я совершенно забыл — ну, что ж, сейчас был еще один повод.

— Удружил, черт лохматый, нечего сказать, — весело произнес я. — Ты не думал зарабатывать на жизнь знахарством?

— Не думал, — отрезал он. — Больно дурацкий процесс.

— Зря, зря... Короче, я тебе тут подарок приготовил.

— Что еще за подарок? — недоверчиво прищурился йрвай. Я усмехнулся:

— Ты от меня подвоха ждешь после вчерашних процедур? Обойдешься. Люди говорят, что это очень вкусная штука, и я уверен, что не только люди. — С этими словами я протянул ему банку с янтарной тягучей жидкостью, запечатанной куском грубой ткани с обвязанной вокруг него веревкой.

Локстед недоверчиво вскрыл банку и понюхал содержимое. Затем оглянулся в поисках чего-то, чем можно было это содержимое подцепить. Я втайне порадовался своей предусмотрительности и протянул ему ложку, внимательно наблюдая за ходом событий. Дроздов из меня, конечно, не получится, но должен же я получить хоть какое-то удовольствие, делая подарок?

— Пахнет вкусно, — резюмировал он, и принялся аккуратно уничтожать мед, вылизывая ложку после каждой порции. Я не прогадал — если бы я планировал оставлять телефон при себе, то заснял бы этот процесс на камеру, уж больно потешно выходило. Однако я все-таки вспомнил, что у меня имеется собственная бутыль с подозрительным содержимым, и зарылся в корзину со стремлением устроить еще один научный эксперимент.

Пока я разбирался с оплетением пробки из какого-то бурого вещества, на наши пробки совершенно не похожего, йрвай все же умял всю банку, и, судя по звукам, его одолела икота. Зубами вытащив непокорную преграду, я выплюнул ее и сделал три больших глотка прямо из горлышка. Клянусь, больше в таких порциях за раз я никогда в жизни эту дрянь не пил. И вообще старался именно ее не пить. Настойка красных цветов оммаха имеет препаскуднейшее свойство — степень опьянения зависит от дозы алкоголя, который ты принимаешь за один присест. Сделал три глотка — будь добр принять нарушения в работе вестибулярного аппарата, как нечто само собой разумеющееся.

А самое паскудное — небольшой рюмкой после этого уже ничего не исправишь.

Я замер, прислушиваясь к собственному состоянию с недоверием. Хотя настойка и обожгла все внутренности, градус точно был привычным. Непривычной была моя реакция на него.

Но потом зрелище напротив привлекло оставшуюся часть моего внимания и без особых проблем захватило его целиком. Йрвай был пьян. Не всегда ожидаешь от существа, которое заявляет что алкоголь для него — яд, такой картины. Локстед одержимо икал, время от времени сводя расфокусированный взгляд на мне.

— Ч... что ты ммммне подснл? — почти управился он с трудным предложением. Я осклабился в хмельной улыбке:

— Дружище, да ты выпимши!

— Я... ик! Не пью! — аргументированно возразил он.

— Тогда... следует предположить, — поднял я палец вверх. Палец странно покачивался и раздваивался. — Что... абычныыый мед... вырабатывает в твоем огра... орга.... В твоем теле алкало... алкогоиды!

Сие, без сомнений, верное заключение показалось мне блистательным и очень смешным, поэтому я приложился к бутылке еще раз, понизив ватерлинию почти до половины.

— Тогдаааа... дай еще! — абсолютно логично предложил йрвай, шмыгая носом. Я бросил в него второй банкой, попав в живот и развеселившись от этого еще больше. Локстед тем временем не терял времени даром: он опустил нос в банку и лакал мед неожиданно длинным языком, смешно подергивая ушами. Протянув руку, я словил одно ухо, но никакой реакции со стороны временно потерявшего дар связной речи собеседника не последовало. Несколько капель меда упало на и без того засаленное пестрое трико. Он не обращал внимания, он, так сказать, с головой нырнул в проблему. Благо, что голова была слишком большой, чтобы влезть в банку — еще не хватало потом его второй раз из плена освобождать.

— Локстед!

— Ммм? — промычал он из банки, явно теряя способность к речи как таковой.

— Должен предупредить, что у меня лично после выпивки сильно болит голова, — заявил я, нисколько не сомневаясь в истинности своих научных изысканий. — А, раз у тебя голова больше, то и болеть она будет больше.

— Об...ик... радовал, — вынырнул наконец из банки йрвай. Была тому и причина — пустая банка. Она упала из его непослушных пальцев и покатилась куда-то под его кровать.

— А еще — на пустой желудок не пьют.

— Ик! — подтвердил Локстед, осоловело смотря то на меня, то на предметы окружающей обстановки. — Мжжжно вниз. Спуститься. И попросииить... у хозяина. Пожрать! — сделал он замечательный вывод.

— Ты мудр, как олень, — воскликнул я. Почему именно олень, в тот момент мне в голову так и не пришло. Но после данного высказывания мы все-таки нашли в себе силы подняться и кое-как спуститься вниз.

Внизу нас ждал корчмарь, который с невозмутимым выражением румяного лица протирал грязные, но все еще прозрачные стаканы. Увидев нас, он присвистнул:

— Эге... да вы пьяны как свиньи!

— Нет, — помотал у него перед носом я указательным пальцем, поднятым в потолок. — Мы божественно нажрались! — В этом месте мне пришлось сделать паузу, поскольку я споткнулся о собственную ногу, и пришлось опереться на голову Локстеда. Он, впрочем, не выказал возражения.

— Нам бы еды, — вспомнил о причине преодоления кошмарной лестницы йрвай.

— Еды, — послушно записал на каком-то клочке бумажки хозяин. Он посмотрел на нас и задумался, затем с выражением лица английского дворецкого — если его можно было соотнести с лопоухим деревенским лицом, мне удалось — предложил:

— Я слышал шум... вчера ближе к вечеру. Возможно, господа желают комнату с одной большой кроватью?

Пока я крепко задумался, что может означать 'шум ближе к вечеру', Локстед явно сообразил быстрее. Потому что прыгнул на корчмаря, шипя и растопырив когти. Боевой йрвай — это вам не шутки. К счастью, он промахнулся и улетел за стойку, попутно что-то разбив. Но я решил поддержать незадачливого товарища и, исполняя что-то из репертуара боевых кличей варягов, кровь которых явно обнаружилась во мне в тот момент, размахивая кулаками, полез на стойку.

Сознание я обрел ближе к следующему утру. Во всяком случае, за окном то ли светало, то ли наоборот — темнело. В голове крутились смутные воспоминания о том, как мы дрались с барменом. Дрались бесславно, но яростно — во всяком случае, я не мог припомнить, удалось ли мне поставить ему хотя бы один фингал, к чему я так стремился. Потом нас, как котят, взяли за шиворот и выкинули наружу... потом мы точно штурмовали дверь постоялого двора. А дальше то ли помирились с хозяином, то ли еще что-то произошло. В общем, картина произошедшего была таинственной и неразборчивой.

Повернув голову, я посмотрел на соседнюю койку. На вновь сворованном у меня одеяле на боку скрючился йрвай, прикрывая ухом глаза. Впрочем, даже в этом положении можно было заметить великолепный синяк под левым глазом, неумолимо светивший сквозь короткую шерсть. Желто-зеленый костюм, и без того не являющийся верхом эстетики, был еще вдобавок изодран, в его руке, свисавшей до пола, красовалась сучковатая дубинка. Нет, не так — Дубинка, даже Палица. Мысль о том, что он сможет ей хотя бы взмахнуть для удара, представлялась мне очень нереалистичной. Вдобавок ко всему это чудо еще и храпело, присвистывая на выдохе. Типичный лесной разбойник, только маленький очень.

Перевернувшись на спину, я действительно не ощутил ничего. Вдобавок, шрамы перестали чесаться, что добавляло ярких красок в мое существование. Провалявшись в полудреме еще пару часов, я все же нашел в себе силы подняться — башка трещала нещадно. Взяв себя в руки, я достал щетку с порошком, накидку и пошел вниз, где рассчитывал узнать у хозяина, можно ли разыскать на этом чертовом дворе кадку с водой.

Он оказался на своем прежнем месте, откуда-то я уже знал его имя — Кристоф, и, что самое главное, на его скуле действительно красовался небольшой синяк. Увидев меня, он добродушно усмехнулся:

— Знаешь, Рихард, я, конечно, всякое видел, но парней с таким шилом в заднице... я держал трактир возле сторожевой крепости Старого Леса, и, смею заверить, некоторые солдаты успокаивались гораздо быстрее, чем ты.

Я ощупал свое лицо, и с досадой отметил несколько побаливающих участков. Не то чтобы я тешил себя надеждой стать чемпионом в дисциплине 'Кулачные бои', однако чем меньше человек получает по лицу, тем это лицо обычно приятнее на вид.

— И, кстати, вы вчера разбили две бутылки 'Грайрувской чумы', так что с тебя пятнадцать медных, — добавил он. Я скрутил дулю и помахал ей перед носом этого прохвоста:

— Видел? По пять полушек за бутылку, и ни монетой больше.

— Пять? Ты должно быть, вчера сильно головой ударился, — хмыкнул Кристоф. — Ладно, по доброй дружбе скину два цельных, но я ее сам закупаю по шесть с половиной за бутыль.

— За шесть с половиной я ящик этой чумы куплю, если хорошо на рынке поищу. А тебе продам по шесть с половиной за бутыль, — ухмыльнулся я, не собираясь так легко сдаваться.

— Не найдешь. Ее, кроме меня, никто и не берет, поэтому я покупаю у одной старушки. Бабка знает толк в ароматных травах!

— То есть, по поводу цены шесть с половиной за ящик ты не возражаешь? — уточнил я. — У меня свой травник наверху дрыхнет, ему спасибо — иначе бы я козликом не скакал бы вчера. Пять медяков за обе, и ни монетой больше. И то только потому, что тебе по морде вчера заехал — должен же ты хоть что-то с этого поиметь.

— Шесть, — с жалобным лицом выдавил он. Я рассмеялся:

— Ну что ты за спекулянт, с ума сойти можно. Ладно, шесть так шесть. Пойду на рынок, под прилавок тебе кину.

Он молча кивнул и принялся за свое излюбленное дело — полировку старой посуды до зеркального блеска.

— Погоди, — остановил я его. — Кристоф, где тут у вас можно окунуться и грязь отскрести? Кроме реки.

— Скребок для коней возьми, — предложил он.