Партизанская сага

— У..уфх! — отстранилась наскорую от иго мимолёта старалица-Ирица, отобравшая мужию честь на одном лишь каком-то дыхании...

— Ирша, каза! — зашлась в смех восторжена боевая подруга иё, правка-заводчица, принимая на грудь гимнастёрки и на отмахивающиеся щёки весь бурно-поток с Мытри всё жопой дрожащего и толкающего струи на низ. — Он мне всю рассматривалку позалил ж...

— Я сдоила... — отдуваясь с невероятна усердия, обронила Ирина Мартова подруге своёй. — Попридержи чутка... щас грушей спадёт!..

Всем телом Мытря Потрип обессилен-добычею подался сквозь захрустевшие о его молодецкую стать дубовы ветки туда, в распростёрты объятья охотницев...

~*~

— Кушерями ломи, командир... я прикрою!.. — оглянулся собой напослед верный снарядчик-артист Исидор и потянул за яйца до жопы свой хуй: — Ух-иш, бля, одолеют ведь вра́ги-преследователи!.. Держись теперь моя обездолена жопа-голубонька!..

— Ну и нах тебя, Исидор! Какая же после этого буду я для тебя командир, если сдам нашим ворогам во взъёб-немилосердь! Я остаюс... Не бзди, отобьёмса уж как-нибудь... — проувещевала в ответ чернобровая стройница Оделенина, поводя мандой от предчувствиев. — Вон, трещат уже те кушери... Наготовились?

Утикали тропою одной в славный лёт — не виделось им ни погони, ни веток-царап в их хлеставшей окружности!..

Только разве ж от охоты прилюбленной хто-кода утикал насовсем?!

Мерно, гулко, кромешно, немного смешно, да тешно заугугукал топот развалов-сапог позади. Топотали то дед Охря Кудым и водитель-машины Крутилов подвыпивший на дорогу воды из калёна ручья для студьбы на охотном бегу...

— Не уйдём, командир... Зад прикрой! — Исидор задыхался от хлынувших внутрь до ёго страстей: перед ним бойко прыгала жопонька командир-руководственницы в задранной по самы плечи юбаре и в одних лишь военных чулках. — А то стался уже на тебя!

— Держись, мой боец Исидор! — лишь откликнулась командирка ему Оделенина, умудрившись ещё до того — растопырить себе на две стороны... — Нам бы до степи дотянуть!..

"Вот и дотянули... География в тёмном лесу — это не степь...", подумал боец Исидор, как стало к нему залезать промеж булок то, что по обычаю девкам засовывают. Рядом под водитель-машины Крутиловым крячилась горлицей и извивалась пиздой, не давая скорого входа, на стояк гоноша, командир Оделенина. Ей было, по всему, привычно ложиться на снег, а снарядник-артист натужился и натягивался прочно и тяжело: то понятно — вставлял дед Кудым!.. Уж тянул себе Исидор и тянул щёки жопыны, думал сраку порвёт на дугу...

Черноброву красавицу пялили до седьмых потов в полушубке иё командирско-разведчицком, с частой сменою: Охря-дед толкался то в зад, то в перёд; а Крутилов валял девку в рот сразу как только сымался от иёйной пизды... Исидор валялся в ногах у промокшей страстями красавицы-командирки и лизал, што ни попадя, всё чуя и чуя типерь в нём наставшую дырку в заду...

~*~

"Как служил службу я на Северном том, Блядовитом для всех океане, так не мог бы сказать, што была у кого с тех блядей така знатная задница, как у боцмана нашего внештатного Леррочки Обесхват! А вот же поди, тут какая краса...", думал себе Стоян Подоприевич Кожедуб, отвалавший в действительности как-то по молодости лет с пяток в морском флоте торговом и теперь ловко пялимший под округлистый зад Ольгу Заря, блядь-компании на туланьюшке.

"От же каюк!", помышляла Ольга Заря иму в ответ, поддавая крепко пиздой и упираясь осеребрёнными ручками в ручейный ледок, "Сколько ж раз приходилось давать на глыбки, а таков занозист проберун, чай, впервые зашёл!.. Ойё-ох... мине... дырку до сердца продрал! Сердце расплачеца щас по ёму пиздой..."

"Метка́ стрелка всё же наша левка-заводчица — крайне ловко вобрала в себя!..", смеялся в себе туланьюшкин-командир Полевой, видя зад Ивана Васильевича, напрочь застрявший в пизде у наводчицы и тщетно силящийся будто вырваться взад на рывок... но в заду уже был у иго сам туланьюшкин-командир своим клином неструганным.

"Быдто двое ибут!", мыслила Матрица, обхватя усердными ножками и Ивана Василича и командира свова, "Так тягнуться — весь снег растопить! Начинайсса весна..."

"Ольгу Заря б ишщо добыть к нам суда, да усадить к нам с девахою гостьею наперёд!", думал тоже Иван Васильевич, кряхтя жопою на хую и сам суясь до наводчицы-Матрицы в волосатые мягкие губы входуном, "Ох и крепко только ж у вас пробирают тылы, дети вы ёлыны! Так ить можно и надвое пораздать гобыльцом!"

"А и блядище ж ты, Оличка!", подмигнула себе сама Ольга Заря, как стал Кожедуб кряхтеть утюгом на задах, исторгая горючу струю ей в нутро, "Ох и нравицца же ж тебе твоя блядская промысел и в иго сотворимый подход! Ох... Ох! Ох... Проебёшь моё сердие... Ох, блядище, красанька-чесанька моя... Ох, и не обосцысь!.. Ай-их!.. Хороша-то как деревенская жисть!!! Ой, маменьки... ой, обосцусь сё ж таки... Нет бы!.. Нет!.. Охи... всё... и пошла..."

"Молоц..цы! Отдержалис-та...", гоготнул командир-Полевой, спуская внутрь Ивану Василичу боевито струящееся семя своё, "Вот и... Вот и... вот и Матрица ловко пошла!.. Забельмешила пиздой под оттоптанным топтуном!"

"На два фронта война!", осознал Иван Василич в себе стороннее семя и произливая в часто дышащую под ним пизду собственное. "Прямой уклон! Встреча Эльбою впереди!"

Тут и обрушился подтопленный Ольгой Заря в изобильности её произлияний на лёд ручейковый непрочный покров! Так на водах ебстись... Смеху было с нежданно купания столько, што уж думали попроснётся вдруг лес.

Но лес не спешил. Более наоборот — уложил скоро их, и бывших охотников, и охотницев, и собой жертвов пожертвовавших, всех в одну каюту туланьюшки: до нового утра насыпаться, да спать...

Глава пятая. "Алый слёт".

— Как руководитель партейной и партизанской работы района — ставлю колом вопрос!

Третий день шло ходом своим заседание районного партийно-партизанского слёта весны 43-го. За огромными окнами рай-дворца культуры проходил серый дождь и низко заглядывало клубами сиреневых туч ранневесеннее небо. А в уюти-клуби актового зала посреди заседания речь держал Вовк Антип-Федорчук, секретарь парторганизации района. Под лаковым клёном трибуны его беспокоила за хуй штандарт-егерь и на деле немецкая контрразведчица Софьюшка (Агель) Талисман, и потому говор секретаря пламенел и рвался на части в произносимом в порывах дыхании...

— ...Кабы невесть откуда весна пришла — было б неясно нам, што, зачем и куда! ...А поскольку девица эта явно не пролетарского происхождения знамо дело откуда к нам прёт, то и порядок на неё рекомендуется нам со стороны самый обычный, налаженный! ...Ещё возражения есть от фланга окаянных центристов? ...Козьма?!

— Мы сымаем радикал-предложение так и быть! — откликнулся известный на всю окраину оппозиционер-анархоцентрист Козьма Хват, резво пяливший в зад недавнюю новичка-активистку своей организации ветренную Франтицу Зольдер. — И даём иму громоотвод. До поры... Летов! Игорь, спиши нас в подпункт ишщо одной трезвой весной!

— Вопрос следующий! — провозгласил райпартрук, чуя мягкий припадистый Софьюшкин рот на хую. — ...Известно тут всем, што кварталом намечены проводы! ...Задаётся лишь только одно — как нам наиболее правильно, со всем уважением и надлежащей организацией выпереть за порог дорогих всем гостей оккупации? ...Ибо самим на носу не заржавеет с визитом ответ — так штоб не обраться стыда перед немецким рядовым составом и ихним командованием! ...Пиши, Настя, графу "Предложения" — щас попрут! ...Не брать трибуны, чур на всех, доле пяти минут...

Очень уж худенька по деревенским меркам Вертицыпочка Настя Алиевна, из присевших цыган, секретарка райисполкома и теперь партизанского слёта, собрала подведённые губки в пучок и тронула бойкими пальчиками растопыренный ёжик протокольной машинки. Машинка мяукнула ей в ответ, произнося на бумагу строку, а под столиком у секретарши чуть слышно чихнул школяр Коленька Депт, в три погибели пролизывавший себе дорогу к счастью и светлому будущему сквозь батистовые у Насти трусы...

— Погодь чутку, товарищ Антип! — воспряла небесною невидаль юная председатель РИКа Синь Лада Натальевна из президиума. — Вставлю, дай, одно слово промеж тобой и активным народным мнением... Товарищи! Первым делом напомнить возьмусь: про основную любовь и без нас с вами уже Прекрасная Армия выдумала оккупации в сопровождение. Оттого глобализма не брать, всех прошу, на себя и пуповиной земли в этот раз нашего района не чувствовать! Лишь о том речь вести, што мы можем от нашего шалаша устроить доброго вслед покидающих нас немецких братьев. И по регламентству, как указано, и действительно — не лезть в те трибуны колхозом всем! А давайте по очереди и лишь представителей по одному от партизанских сект, либо краин!..

В сильно громкую отговорив, оторопь-бровь Ладушка Натальевна поуспокоилась, вернулась в нагретое своё кресло в президиуме и вновь полезла ладонью в развёрнутую под проливаемым со стола тяжёлым атласом мотню областного представителя на слёте и депутата народного Красина. Гектор Владимирович довольно вскряхтнул над иё усилиями, когда проворная ручонка председателки района заново забегала у иго по стволу...

Первым на отвагу к оставленной на произвол трибуне пошёл Горобец Лановой, представитель школьной подпольной дружины из Нежно-Волья.

— По сути дела от нашей подпольности вам предложение такое будет! — начал кратко дирехтур нежновольского школьничества и вдруг удивился на низ: — Ох-ога! (Сидела там контрразведкою Агель с широко раззявленным ротом и добывала уже себе из штанов у Гор Саныча очередного себе на пропитание...) Но тем не менее! Организовать планомерный отход — это и без нас образуется. Тут не нам Либер-Германии телегами помогать! А вот культовая пропаганда должна за нами лишь встрять! Бо не дело заботиться о культурных ещё достижениях нашим гостям во время трудного по технической части пути! Со своей стороны берёмся оформить в путь сборники песенников и привольный напевный мотив из лесных! Что же личного дела касаемо, то я всё ж доложу вне регламента: конкурировать с контроразведывательными силами противника на сейчасный момент больше я лично не в состоянии и кончаю речь свою прямо им в нами ёбаный рот!..

Зал заседания ожил весельем и захлопал в ладони от уваженья оратору, браво выгнувшемуся дугой над чем-то невидимым под кленовою оторочью гербовой трибуны. А через минуту каку из-под скрывавших покровов иё вышла на свет Софьюшка с видимо отираемым, вбрызг оконфуженным мужским молоком, да ало-растянутым в длинные губы ртом, и вся бывшая в зале общественность грохнула:

— Ха-га-га-га-ха-ха!!!!!!!

Агель-Софья быстренько жалобно скрылась за шторою умывальника, а триумфатор Горобец Александрович полез на место иё, под трибун... На сцену сказать выходила уже павой-лебедью вольная молния всей рай-партизанщины прозванная "Гроза и Радуга Оккупации", тройная кузина рай-председателки и смежная дочь Ланового — Лань Злата.

— От свободы-сверкателей нашего партизанского всем движения уполномочена предложить! Батька, смелее лижи... — вовсе нечаянно слившаяся в одно направление фраза подняла вольный лёгкий смешок над несдержаной юностью златоносной ораторки. — Ну вы!!! Перестаньте немедленно гыготать там, в последнем ряду, а не то отзову от вас нашу Олесюшку и бойца-Страмаря — так вы вмиг поскучнеете! Так вот, предложение наше в том, штобы брать оккупацию за грудки и награждать орденами по нашему — за участие, за освобождение и за любовь!!! А не то им домой приходить, дети малые спросят ыз них — де была или там может быть был? Вот тогда напримет сразу будет видно всем на сто вёрст округ наших всем гостей. Скажи мне, Гектор Владимирович, как наш депутат, замаравший — мне отсюда видать! — белу рученьку нашей рай-председателки и моей кузинушке Ладе Синь: имеем мы полномочия на раздачу наград?

"Имеем... Чего ж...", хмыкнул в мягки пушные усы областной депутат Красин, улыбаясь в ответ, целуя меж делом омаранную им трудотерпную рученьку Лады Синь.

В народе вновь приветственно зааплодировали горячим обращениям и громко одобрили поведение чуть задыхающейся в счастье идущем через неё Златы Лань... Через какое-то время полез из-под трибуны весь скомканный Лановой Горобец с промокшим красным лицом и уж сильно распахнутым ртом.

— Га-га-га! Га-га-га-га-га-га!!! — опрокинулось встречь ему-труженнику полное обесчестие.

Безумно вращая вытопыренными зенками, Гор Саныч юрнул за штору на смену отумывавшейся уже и чопорно теперь поджавшей губки на его расхристанный вид умнице-Софьюшке. Лань Злата улыбнулась победно всем и полезла засаживаться под кленовый трибун...

Выступали потом и представитель от малосадовской партизанщины Александр Проймочка, и партизан-бабка села Тапыри Пелагея-Путятишна, и посланник от отдельной партизанской засеки Кроха Матвей Наизгиб, и легендарно-укосная блядь всех районных железных дорог Потриписка Иля Оленьевна, и многие-многие другие представители, да активисты ещё...

Ходил "на славу, да на позор" и Гнат от Аистовых Полётов партизанским известным сектантом. Иван же Васильевич, пребывавший на слёте качеством вольного слушальщика и инициатива-участника, скромно сидел в уголку, дрочил на губу соучастнице своей Аланье Рассветовне и лишь иногда подбрасывал Гнату какое-нибудь нужное или случайное предложение.

А как дело в гору пошло на обед, так проглянуло солнце во всю неба ширь, да на кажно окно! И Вовк-секретарь объявил перерыв заседанию...

* * *

В тот перерыв произошёл с Иваном Василичем лёгкий районный конфуз.

Уже с пухлых ушей второпях себе быстро раскуривая самосадову ножку навёрнутую, увязался он за какими-то командирскими ботами, маячившими перед ним над заслуженной в две полосы галифой, да и встрял напрочь — перепутал себе кулуар!

Боты те с галифами оказались пристёгнуты на ярой и активной поклоннице промежбабьей любви Маргарите Косяк, с пристрастием именуемой в нежнодевичьей среде Коськаю Моряком.

— Ой, Василич вошёл! — смехом вспискнул чей-т женщинский голосок. — Василич, здоров заново! Заходи!!!

Иван Васильевич стоял голым царём и озирался пристыженно сквозь нависший над ним бабий смех постороннего туалетного помещения.

— Да ты не журись, мы ж не выебем!! Свойски ссы или хочешь насуй!!! — подымался всё ярее смех в потолок вместе с редкими бабьими струями дыма из культурных цыбарок, и Василич осе́рдился.

— Ну вас нах, девки! Чё тута ржать?! Ну спутал — так што!! Не один свет, где коню шею вязать? Или дырок у вас недоделано, да дефицит?! — Иван Васильевич решительно сунул в зуб самосад и пошёл всей собратой нахальностью до пустующего кругло-очка.

Девки загомонили обрадованно, да забыли об ём через миг. А он добрался до места, пыхнул в нос себе с козьей ноги, вывалил своего ссать чуть не передумавшего от такого огорошения шланга и перевесил его отяжелённою головой в прицел кафель-норы.

— Ты, Василич, не горячись свой вопрос раком гнуть про не нам дефицит!.. — Маргарита Косяк сидела рядом с ним, дуясь в обширную задницу из-под спущенных галифе, и с интересом рассматривала его болтающийся, да всё не приступающий к делу конец. — Дырок тут понаделано стока — с лихвой!.. Было б сунуть чем в дырку ту, да попасть!.. Ты, к примеру, вот ссать собирался, как конь, а чиго же теперь сомневаешься?.. Ссы уже, мне же ведь интересно, поди!..