Неприкаянное племя-1: Сурвивалист

Внезапно шеренги Фаланги прорвались — бой разбился, разлетелся на отдельные стычки. Малые островки послушников, ограждавших себя щитами, терялись в затопившем перевал серебристо-черном море.

Битва была проиграна.

У выхода из перевала мы сбили плотный строй, собираясь подороже продать свои жизни — отступать было поздно. Мне хотелось выть от осознания того, что это именно я привёл сюда друзей и послушников. По моей вине уже погибли сотни воинов, а скоро упокоятся и друзья. Как же я был самонадеян! Как я посмел рисковать жизнями близких мне людей!!!

Озверевшие Проклятые, остервенело, терзали остатки нашего войска. Они желали уничтожить всех до единого так долго досаждавших им воинов. Как не странно, но это играло нам на руку — в своей кровавой горячке, Проклятые загораживали проход для остальной орды. Сами того не ведая, они продолжали наше дело, закупорив узкое горло перевала.

Харальд, Лао Мин и меньше сотни послушников образовали стальное кольцо у груды камней. В ста метрах ниже я с соорденцами бился не на жизнь, а на смерть. Наши отряды старались пробиться друг к другу, но плотность врагов была слишком высока.

Лао Мин забрался на валун и начал метать кинжалы. Вскоре его заметили и в наставника полетели вражеские копья — от одного он уклонился, второе — отразил наручем, но третье — пробило его панцирь и вошло в лёгкие. Кровь хлынула из горла старика, он упал. Лао Мин свалился с камня, и серебристо-черная волна поглотила его.

Харальд увидел, как он упал, и обезумел.

Разорвав кольцо щитов, он бросился на вражеские ряды, кося их, словно серп пшеницу. Послушники за его спиной вновь замкнул кольцо, убив Проклятого воина, собиравшегося напасть на варвара сзади.

Окружённый врагами, Харальд пробивался к телу наставника. Копье задело его спину. Он обернулся и вышиб копейщику мозги. Меч рубанул его по чалме, процарапал щёку. Ещё чьё-то копье вонзилось в бок, и удар мечом плашмя обрушился на висок. Харальд вцепился в нанёсшего удар и свирепо треснул его головой. Враг обмяк в его руках, но другие уже сомкнулись вокруг непобедимого варвара плотным кольцом. Загораживаясь бесчувственным телом, как щитом, Харальд повалился наземь, и град мечей и копий обрушился на него. Побратим попытался встать, но вражеский сапог ударил его по виску, и он провалился во тьму.

В этот миг запел рог.

Харальд очнулся с криком. Он хотел сесть, но я мягко опустил ему руку на плечо и сказал:

— Лежи, братишка. Ты потерял много крови. Я наложил на тебя исцеляющее заклинание, но выпей-ка ты ещё и зелье.

— Сергей?

— Да. Мы победили, Харальд. Барон Турека раскошелился на массовый портал и перебросил свои войска к перевалу. Стоит признать — сделал он это как раз вовремя. Отдыхай.

— А наши... кто выжил?

— Среди монахов потерь нет. Из послушников... уцелели двести воинов.

— Лао Мин? Воины Дракона?

— Все погибли, — грустно сказал я.

— Все?!

— Да. Выжил только ты.

— Во имя всех пластов мирозданья, почему?! Почему я?!

— Возможно потому, что кто-то должен восставить отряд. Мне кажется, Дракон Чатра нам очень скоро понадобится. Всё потом, отдыхай.

Я отошёл от уснувшего друга. Рядом на одеялах лежали десятки раненных послушников, за ними присматривали наши хилы. Лекари утверждали, что здоровью воинов ничего не угрожает и я им верил — у мира магии свои законы, если не умер, значит, выживешь.

В долине воины барона сложили погребальные костры — к ним я и направился. По дороге ко мне присоединился Громыхайло и протянул открытую бутылку. Молча, я сделал большой глоток гномьей настойки, еле различая вкус этого термоядерного пойла.

— Победили, — сказал тёзка.

— Пиррова победа, — грустно ответил я.

Мы подошли к офицерам ордена и в тишине наблюдали за последними приготовлениями к похоронам. Незаметно, к нам подошёл барон Турека, со свитой, и сказал:

— Об этом дне сложат песни. — Барон производил хорошее впечатление: высокий, мускулистый (прирождённый воин), с открытым, честным лицом.

— Я думаю, что каждый из павших воинов заслуживает отдельной песни.

— Несомненно, — согласился со мной барон. — Вы сделали это. Никогда ещё не видал ничего подобного и не поверил бы, что такое бывает.

— Всё бывает, — философски заметил я и вежливо добавил: — Без вас, конец у этой песни был бы совсем другой.

К нам приблизились воины с зажжёнными факелами. Я кивнул головой, давая разрешение, и долину осветили десятки погребальных костров. Мой взор был обращён на пламя, а по щеке скатилась слеза... от дыма... просто, от дыма.

Я сделаю всё возможное, чтобы мои друзья выжили.

Увертюра.

  Один из рабов умирал в страшных мучениях. Остальные продолжали трудиться, стараясь, насколько это было возможно, не вслушиваться в его стоны и пронзительные крики. Жизнь в лагере ценилась дёшево, и всех невольников рано или поздно ждала одна и та же печальная участь. Несчастного, который теперь корчился в предсмертных судорогах, укусила болотная гадюка. В отличие от большинства змей, противоядия от укуса этой твари не существовало, если только не обратится за помощью к магам.

  Внезапно крики раба смолкли. Будовнич мельком взглянул на охранника, вытиравшего окровавленный меч. На плечо Вацлава легла рука Стояна:

  — Похоже, нашему надсмотрщику надоело слушать беднягу Томсона, — прошептал он.

  Будовнич затянул петлю верёвки на поясе.

  — По крайней мере, это сократило его мучения. — Он повернулся лицом к худому светловолосому барду и предупредил его: — Смотри в оба! Сдаётся мне, что эта яма окажется с газовым пузырём!

  Не говоря больше ни слова, он сделал три глубоких вдоха, вентилируя лёгкие, и нырнул в мутную жижу. В отличие от речного или морского, болотный жемчуг отличался уникальным красноватым оттенком, за что он высоко ценился ювелирами и модницами всех королевств. Вот только раковины росли не на мелководье, а в глубоких ямах на корнях рдеста. Чтобы добраться до жемчужниц надо нырнуть в омут, опуститься на несколько метров по стволу растения к его белым корням и выдернуть. Тянуть за зелёные листья рдесты бессмысленно — они очень мягкие и расползаются в кашицу, при малейшем нажатии.

  За четыре дня, проведённые в рабстве на болотах, Будовнич изучил все тонкости этого нелёгкого и опасного промысла. В мутной воде водилось огромное количество различных гадов: змеи, хищные рыбы, рептилии, насекомые, которые атаковали людей при первой возможности. Не меньшую опасность для добытчиков представляли и газовые пузыри, формирующиеся на дне ям.

  Погружаясь в гнилую воду, Будовнич вспоминал, как попался работорговцам. Несколько дней Грей вёл их лесами, не приближаясь к поселениям, но настал момент, когда пришла пора пополнить запасы продовольствия, да и последние новости узнать не мешало. Они зашли в небольшой пограничный городок между Инураком и Суррой. Грей оставил Вацлава в таверне, а сам отправился на рынок за покупками и слухами. На свою беду, из открытого окна номера, архитектор рассмотрел стройку и не смог усидеть на месте — профессиональное любопытство, словно магнит, тянуло его посмотреть, хоть одним глазком. Местные жители проводили реконструкцию одной из сторожевых башен крепостной стены. Будовнич не удержался, начал давать советы, чем привлёк к себе внимание прохожих, среди которых были и работорговцы.

  Вацлав продолжал опускаться, перебирая руками листья рдеста и внимательно всматриваясь в мутную воду. Под любой веткой могли затаиться опаснейшие существа, населявшие влажные болота. Уловив краем глаза какое-то движение в листве, Будовнич застыл, но через несколько мгновений продолжил погружение — из листьев выполз безобидный иголочник. Добравшись до белых корней рдесты, он начал обвязывать их прочной верёвкой, когда заметил на растении небольшие воздушные пузырьки, плотно облепившие прочное корневище.

  Вацлав, перебирая руками по верёвке, быстро вынырнул и крикнул Стояну:

  — В этой яме газовый пузырь! Доложи надсмотрщику!

  В ожидании прихода начальника лагеря Будовнич огляделся по сторонам. Повсюду порхали, прыгали по ветвям корявых деревьев и прятались в болотной траве жутковатого вида, но относительно безобидные птицы и насекомые. За эти четыре дня мужчина научился ценить то, что прежде воспринимал как должное — свободу. Стоило ему приметить какое-нибудь животное или птицу, вольно перемещающуюся по болоту, и из его груди вырывался горестный вздох, а тоска поселялась в душе, вытесняя все другие мысли и чувства.

  Раздавшийся голос Стояна вывел его из задумчивости:

  — Эй, Вацлав! Надсмотрщик сейчас будет здесь!

  Будовнич выругался. Если лагерному надзирателю придётся лезть в воду, тот не на шутку обозлится, и это может закончиться поркой для рабов или лишением их и без того скудной вечерней трапезы. Он наверняка уже взвешен заминкой в работах.

  Грубая брань и шлёпанье тяжёлых ног по воде возвестили о приходе надсмотрщика. Будучи рабом и не имея ни малейшей надежды когда-либо получить свободу, Минчжу, тем не менее, занимал довольно высокое положение надзирателя и управляющего плантацией. Ему подчинялись солдаты охраны и все вольные работники лагеря. Следом за Минчжу к яме, возле которой по колено в воде стоял Вацлав, подошёл высокий молодой воин. На его юном гладко выбритом лице застыло удивлённое и несколько высокомерное выражение. Он внимательно взглянул на Будовнича своими чёрными, как смоль глазами и слегка кивнул ему. Вацлав никогда прежде не видел доспехов, подобных тем, в которые был облачен юноша-солдат, но это нисколько не удивило его. За дни, проведённые в рабстве, он успел узнать, что каждый род, клан, каждая провинция или город имели свои воинские части, разнившиеся между собой цветом и отделкой оружия и доспехов.

  Надсмотрщик остановился у самого края тёмной ямы и посмотрел в омут, словно мог прозреть водную гладь. Вода доходила почти до края его короткой туники. Минчжу зарычал, как медведь-шатун, на которого он очень походил своим обликом и нравом:

  — Что это ещё за вранье?! Попробуй-ка повтори, будто и в этой яме пузырь!

  Будовнич низко поклонился, прижимая руки к животу, и ответил:

  — Он и правда тут есть! На корневище я заметил множество мелких воздушных шаров, а это — верный признак, что на глубине большой пузырь.

  — Ах ты, ленивая тварь! — Надсмотрщик погрозил Вацлаву огромным кулаком и проревел, брызгая слюной: — Я тебя заставлю работать! Вам бы только жрать да спать! Живо вытягивайте корневище с ракушками!

  Будовнич вздохнул. Спорить с Медведем, как прозвали Минчжу бывшие игроки, бесполезно. Он был явно не в духе и решил, как обычно, сорвать зло на рабах. Вацлав с бардом взялся за верёвку и потянул, выдёргивая рдесту. Несколько секунд растение сопротивлялось, цеплялось корнями за илистый грунт, но не выдержало и оторвалось от земли. Рабы быстро перебирали руками, вытягивая рдесту, когда на поверхности воды начали лопаться вонючие, ядовитые пузыри.

  — Берегитесь! Сейчас рванёт! — крикнул он собравшимся у омута — все бросились врассыпную. Реакция на подобные предостерегающие возгласы обычно бывала мгновенной.

  Будовнич отпустил верёвку и поспешил укрыться. Не сделай он этого и устремившийся вверх гейзер потянул бы мужчину вслед за растением. Однако далеко убежать Вацлав не успел. Сзади раздался оглушительный хлопок, взрывная вола подбросила архитектора, закрутила, впечатала в илистое дно.

  Водоросли оплели его конечности, не давай подняться на поверхность. Вацлав барахтался в мутной воде, но, словно муха в паутине, только сильнее запутывался. В ноздри его залилась вода. Он не мог ни шевельнуться, ни позвать на помощь.

  Внезапно чьи-то сильные руки приподняли верхнюю часть его туловища, и Будовнич, все ещё находившийся во власти панического страха, со стоном вдохнул горячий, влажный воздух.

  — Я нашёл его! — раздался незнакомый голос.

  Вацлав ощутил, как кто-то надавил ему на грудь и сильно ударил по спине — архитектор зашёлся в приступе кашля, выплёвывая болотную воду.

  Рядом прошлёпали чьи-то ноги, и раздался голос надсмотрщика:

  — Совсем плохо... Токура, отведи его в лагерь. Если до завтра не очухается, отправим на корм псам господина.

  Наконец-то Будовнич рассмотрел своего спасителя, им оказался давешний молодой воин. А вот слова Минчжу Вацлава обеспокоили. 'Я могу работать!' — хотел крикнуть архитектор, но из его горла вырывался невнятный хрип. Будовнич успел вдохнуть пары ядовитого газа, его тошнило, голова кружилась, ноги и руки плохо слушались.

  Токура поднял архитектора и, практически, потащил за пояс к баракам. Вацлав пытался идти самостоятельно, продемонстрировать, что с ним всё хорошо, и он может работать, однако яд неотвратимо распространялся по его телу. С каждым шагом, Будовничу становилось только хуже.

  Они куда-то шли. В полутёмном помещении остановились, Вацлав сконцентрировался на главном — не упасть. Его затуманенный мозг ловил обрывки фраз:

  ...куда прёшь...

  ...ошейник...

  ...сам доложи...

  ...лекаря нет...

  ...тащи...

  И молодой воин потянул Будовнича на улицу. Затхлый, влажный болотный дух ворвался в лёгкие Вацлава, когда они покинули здание. Этот тяжёлый воздух постоянно давил на мужчину, выматывая сильнее, чем добыча жемчуга. Прошло четыре дня, но Вацлав так и не привык к местному климату. Он вспомнил, как оказался в лагере:

  — У раба не может быть личных вещей! — вещал Минчжу, прохаживаюсь перед тридцатью новыми пленниками. — Выложите всё, что у вас есть.

  За время пути, игроки всецело осознали свой новый социальный статус — его им вбили плётками, кулаками и сапогами. Стражники их полностью обобрали, но у рабов оставалось личное имущество в инвентаре, а теперь и от него придётся отказаться. Они поочерёдно выходили вперёд и складывали свои вещи в кучу.

  — Это всё?! — тишина была ответом надсмотрщику, однако она вполне удовлетворила Минчжу. — Идите в свой барак!

  Рабы поплелись в указанную сторону. Дорога проходила возле какого-то уродливого тотема, в его тени стоял маг, с засаленными волосами, и десяток воинов. Неожиданно глаза идола полыхнули, а колдун указал на одного из рабов. К бедолаге подскочили два солдаты, скрутили ему руки и бросили на пыльную землю. Подошёл маг, поводил над рабом рукой и достал нож, который нашёл у него.

  — Этот человек ослушался. Он спрятал оружие. Он будет наказан.

  Охранники уставились на надзирателя, ожидая приказаний. Тот же, наслаждаясь моментом, медленно тянул:

  — Смерть от меча слишком почётна для непослушного раба. Он будет повешен.

  Раб побледнел:

  — Но это же совсем маленький ножик! Я просто забыл, что он у меня есть.

  В этот момент его сильно ударили по затылку, и он потерял сознание. Заворожённый страшным зрелищем, Вацлав смотрел, как два бойца волокут человека, о котором Будовнич знал лишь, что его зовут Дима, к амбару. Там из маленькой дверцы, ведущей на сеновал, свисала верёвка, с помощью которой поднимали наверх сено. Оглушённого раба, накинув ему шею петлю, быстро вздёрнули. Он даже не успел прийти в сознание. Тело его дважды дёрнулось, вытянулось и повисло неподвижно.