Базовая яваннография

Я рассмеялся, но Энн оставалась серьезной. Молча мы обошли дом и вернулись в свою комнату. Я связался с Брянцевым и подтвердил ему свое согласие.

— Отлично, — подытожил масколон. — Вылет завтра утром. Жду вас на посадочной площадке к восьми.

Сборы были недолгими — больше времени у меня ушло на то, чтобы перелопатить отчеты Уэстли, Евгения и Оригары об экологии дождевых лесов континента. Мюара едва успела позолотить густые облака, закрывающие небо, когда я поприветствовал Дейва и Евгения, стоявших рядом с тем самым "скайером", который когда-то нес с плато меня и Тасерга.

— Пташка снова готова к работе? — Дейв ласково похлопал по металлическому борту. Его плечи оттягивал тридцатикилограммовый рюкзак. Я освободился от своей поклажи и забросил ее в салон "скайера".

— В лучшем виде, — Брянцев согнулся над одним из контрольно-технических лючков под коротким крылом "скайера". — Их клепали не за страх, а за совесть, и с расходами не считались. Если повезет, мы на них пролетаем еще лет десять-двадцать.

— Твои бы слова да богу в уши, — скептически сказал Ривлер, тоже забрасывая рюкзак в кольцевик. — Ну что, Димер, снова работаем вместе?

— Откуда начнем? — вопрос Ривлера явно был риторическим.

— С высоты 16, — ответил вместо Дейва Брянцев, выпрямляясь и отряхивая руки.

— Знать бы заранее, вырубили бы там место для посадки, — проговорил Ривлер.

— Ничего, и так сядем, — успокоил его Евгений. — Я надеюсь, что лес повалило ураганом. Да так или иначе, я сумею зависнуть над холмом.

— Ну и преотлично, — слова Ривлера донеслись уже из машины. Ланцея, до того державшаяся в сторонке, подошла ближе к кольцевику.

— Димер, — проговорила она, легко коснувшись моей руки. — Помни — если ты не вернешься, я превращу твою жизнь в ад.

Я рассмеялся, но тут же подавил смех, боясь обидеть Ланцею.

— Вообще никакой опасности, — я вложил в свои слова всю силу убеждения. — Неделя отдыха на природе.

— Береги себя, — Ланцея резко повернулась и быстрым шагом направилась в сторону Центра.

Брянцев проводил ее взглядом, но ничего не сказал.

— На борт, — промолвил он наконец.

Бортовые винты синхронно наклонились, аэродром за окном качнулся и провалился вниз. Темно-зеленый простор распахнулся широким треугольником, рассеченным синью рек. Вершина треугольника пестрела желтизной невспаханных полей, серыми крышами и блеском солнечных батарей. Кольцевик развернулся, открывая мне обзор на ниточку периметра и располосованное фермерскими наделами основание клина, бортовой винт провернулся, переходя в ходовое положение. Машина по диагонали пошла вверх и вперед, в сторону Ульрики.

Мы перемахнули реку, и под нами замелькали кроны кейвальхий, минуту спустя сменившиеся более высокими псевдокордаитами. Впрочем, "скайер" набрал маршевую скорость и высоту буквально за минуту, и верхушки деревьев слились в сплошную зеленую полосу. Мелькнули вдоль нашего курса широкие просеки вырубок, и колония вместе с речным руслом скрылась за горизонтом. "Скайер" мчался над покрывающем холмы лесным пологом, таким же нетронутым, как в день нашей первой высадки на Кементари.

Я откинулся в кресле и вывел на айдим последние сводки разведгруппы. Принялся их перечитывать — очень помогало делу то, что автор отчета сидел в соседнем кресле, и при необходимости уточнял те или иные моменты. Вскоре под нами промелькнула гряда высоких холмов, служащая границей водоразделов Мэнханя и Игора — северная оконечность одного из отрогов Энд.

Домчались до места посадки мы довольно быстро — Мюара даже не успела высоко подняться над горизонтом. В семь раз меньшее расстояние на борту неуклюжей "Манты" мы преодолевали трое суток. А к-год назад — за то же время, что летели сегодня к шестнадцатой отметке, перемахнули половину полушария.

Шестнадцатая высота поднималась над соседними холмами — самые высокие из них еле доставали верхушками ей до середины склона. Там же чаща сменялась кейвальхиевой опушкой и переплетением лиан с подветренной стороны холма, волнами папоротников и мягкой зеленью зарослей ламеллярии — с наветренной. С двойной вершины летние ураганы вымели всю растительность, кроме донельзя цепких ползучих растений. Вопреки ожиданиям масколона, следов сильного лесоповала вокруг не наблюдалось. Километрах в шести к кей-западу змеилось между холмами русло Игора.

Кольцевик завис над меньшей из вершин. Брянцев долго всматривался в панели, ища удобное место для посадки, и в конце концов повел машину вниз. Лапы шасси пробили покров вьюнов, и масколон неодобрительно покачал головой.

— Начинайте выгрузку, — обратился он к нам, опустив "скайер" на грунт и заглушив двигатель. — С прошлого сухого сезона это место здорово заросло. Проверите перед взлетом, не запутались ли стойки, хорошо?

Мы выпрыгнули прямо в заросли вьюнов — не привычных лианокаламитов, растущих вдоль берега Ульрики, а кольчужников-травоголосеменных, с крохотными, по-земному зелеными листочками и растущими из пазух листьев стробилами. Сняли вместе с Брянцевым со "скайера" наш груз, привычно разложившись неподалеку от машины. Участок между двумя вершинами холма был относительно ровным — для палатки места хватало. Освободили шасси от запутавшихся в лапах стеблей растений.

Мне на глаза попалось фиолетовое пятно среди нежной зелени. Я наклонился, с корнем вырывая толстый стебель.

— Первая добыча, — я показал лактукар Ривлеру.

— Превосходно, — флегматично отозвался ботаник. — Поставим палатку, немного передохнем — и возьмемся за первичный сбор образцов, идет?

— Если все пойдет по плану, я подхвачу вас с берега Игора, — напомнил нам Евгений. — Оставайтесь в сети, доклад ежедневно в семь вечера, помните?

— Так точно, масколон, — шутливо козырнул Ривлер. — Счастливого пути.

— Удачной охоты, — Брянцев захлопнул дверцу машины. Винты загудели, и "скайер" свечой ушел в небеса, сдув порывом ветра порхающих вокруг псевдопапилий.

Ривлер проводил "скайер" взглядом, разыскал среди тюков и поднял остро наточенную лопатку.

— Давай-ка расчистим место, — предложил он, рубанув по неожиданно жестким, под стать хвощевидным соседям, стеблям вьюна.

Влажный хруст под ногами. Самое яркое впечатление от нашего затянувшегося лесного марша.

И никакого сходства с земными лесами — хотя и земных лесов я повидал, будем честными, не так уж много.

Кементари не знала насекомых, чьи симбионты переваривали бы целлюлозу, а челюсти — справлялись с жесткой древесиной. Опавшие листва и ветви слеживались, укрывая землю многометровой подстилкой. Стволы псевдокордаитов колоннами поднимались сквозь нее, высоко над нашими головами раскидывая мощные кроны. Солнечные лучи еле пробивались сквозь кожистые листья. Жужжали в зеленом полумраке бесчисленные комаромухи, садясь на лицо и руки, пытаясь залезть под одежду. Не спасали никакие репелленты, лишь сетки-накомарники не позволяли наглым тварям попасть в нос и рот. Хорошо, мерзкая мошкара не пыталась кусаться — человек, да и вообще животный белок не входил в область ее пищевых интересов, подавляющее большинство мускулицид в имагинальной стадии предпочитали растительный белок, кое-кто, подобно земным поденкам, и вообще не питался.

— Что им от нас надо? — просипел я сквозь сетку.

— Наверно, нравится запах пота, — так же устало ответил Ривлер. — Шолд предполагал, что некоторые виды могут паразитировать на терамниях, откладывая яйца под кожу, как оводы.

— Прелестно, — пропыхтел я, перебираясь вслед за мулом через здоровенный — втроем не обхватить — рухнувший в валежник ствол кордаита. — Так эта пакость еще и может выводить в нас потомство?

— Не... думаю... — я подал Дейву руку, помогая преодолевать препятствие. — Мы же — уфф! — все-таки млекопитающие! — ботаник уселся рядом со мной. Тут же мы подскочили — пласт коры сорвался от его движения, и из-под отвалившегося куска во множестве полезли огромные, с палец длинной, черные короеды. Я ожесточенно принялся сбивать с рукавов несколько попавших на них насекомых.

— Сколько до реки? — стряхнув кейсколитид, поинтересовался я.

— Три километра, — Ривлер сверился с айдимом. — Рукой подать.

— Только не по этому лесу, ты хотел сказать?

— А лес-то на самом деле красивый, — заметил Ривлер. Он очень тщательно осмотрел место, куда садился, убедившись, что оно никем больше не занято. — И зря ты так не любишь кей-насекомых. Ты знаешь, какую роль играет вся эта мошкара в экосистеме региона?

— Знаю, читал отчеты, — я обвел взглядом представшую перед нами картину. Кордаиты уходили под зеленые своды, в лесу царила тишина, нарушаемая только многоголосыми криками вивернид среди ветвей. — Но все равно такое ощущение, что эти заросли населены одними лишь насекомыми. А я считаю, что им место в лесной экосистеме, а не в моем завтраке!

— Да? — Ривлер вскинул руку, указывая на стайку мухоловов, перечеркнувшую скопление гнуса над нашими головами. Потом опустил ее, демонстрируя мне высунувшего длинный нос из валежника жукоеда. Длинные вибриссы животного подергивались, заметив жест Ривлера, терамния пискнула и нырнула обратно в лесную подстилку. — Здесь куча животных, просто мы их не видим. Мы так трещим ветками, что с нашего пути убрался бы, наверно, и тераптор! А если я начну тебе рассказывать про ту уникальную экосистему, которую образуют в опаде под нашими ногами микоризы высших кей-грибов, насекомые и мелкие терамнии, — глаза ботаника вспыхнули, — глубокий блок, здесь хватит материала на сотню диссертаций!

— Как-нибудь попозже. Поднимаемся, Дейв, отдых закончен.

Мы провели в лагере уже четыре дня, и кое-какие догадки о предпочтениях фальцифлосов у нас уже появились. В частности, я обратил внимание Ривлера на то, что на возвышенностях лактукары растут преимущественно между корнями невысоких кустарников, Ривлером же и названных лжепапоротником за длинные, перистые листья. Ривлер мгновенно выдвинул предположение, что длинные нитевидные корни лжепапоротников снабжают влагой не только своих хозяев, но и лактукары с их сочными стеблями. Если гипотеза была верна, в окрестностях Игора с высокой влажностью почвы и освещенностью мы должны были обнаружить лактукары растущими отдельно.

Вроде бы за идею Ривлера говорило то, что корни всех обнаруженных нами лактукаров росли, плотно переплетенные с корневой системой лжепапоротника. Но все нюансы предполагаемого симбиоза изучать предстояло еще долго. Оставалось неясным, будут ли, к примеру, населяющие треугольник псевдопапилии опылять лактукары так же охотно, как это делали обитающие в дождевых лесах мухокомары. Так или иначе, оставив наш лагерь на вершине, мы двигались от высоты шестнадцать на кей-запад, к излучине Игора.

Валежник трещал под ногами, звенел гнус, разбегались из-под ног многочисленные и разнообразные жуки и псевдоскорпы. Пикировали из ветвей, хватая насекомых, виверниды, скользили среди ветвей жукоеды — длиннотелые, коротколапые терамнии, одетые в пеструю шерстку. Пот стекал по нашим лицам, пропитывал нижнее белье, несмотря на все усилия накидок. Мне оставалось только радоваться, что прогулка пришлась на относительно прохладную пору, а не на сезон дождей, когда в лесу царила банная жара, а лесная подстилка превращалась в веточно-лиственное болото.

Внезапно мул, прокладывающий путь через завал, резко метнулся в сторону, посылая на наши айдимы сигнал о переходе в охранный режим. Ривлер замер на полушаге, я проследил за его взглядом — и остановился сам, глядя, как скользит сквозь лесной сумрак огромная тень.

Лонгикорп имел в длину около шести метров, при том, что я мог бы без труда обхватить терамнию обеими руками. Безумный гибрид таксы, медведя и диплодока, покрытый пестрой серо-зеленой шерстью, напоминающей своей расцветкой выставленный на "клетку" маскплащ, держал шею, по-лебединому изогнув ее над непропорционально длинным туловищем. Мощные, но в сравнении с телом кажущиеся короткими лапы на удивление ловко несли существо над подстилкой — кажется, оно, будто гусеница-землемер, просто перескакивало-перешагивало с бревна на бревно.

Воздух под кронами почти не двигался, а шума и сам лонгикорп производил предостаточно, чтобы не слышать нас в треске ветвей. Между терамнией и нами возвышался ряд псевдокордаитов, и лонгикорп то и дело скрывался за стволами. Впрочем, то шея, то вскинутый для балансировки длинный, поросший редкой шерстью хвост все равно торчали из-за деревьев.

Лонгикорп удалялся, так и не заподозрив нашего присутствия. Я перевел дух. Отчет Оригары утверждал, что эти животные пугливы и практически безопасны, но я помнил о данном Ланцее обещании.

— Пошли за ним, — прошептал Ривлер, жестом подзывая дрона.

— Хочешь поохотиться?!

— Там тропа, — указал мой товарищ. — Проще идти по ней, чем ломиться через валежник.

Я поднял бровь, глядя на Ривлера. Перспектива угодить на зубок любящему экзотические блюда тропящему лонгикорпа хищнику в моих глазах не окупалась легкостью передвижения.

— Ладно! — похоже, Дейв смутился. — Не тебя одного задолбало ломиться через треклятые коряги!

Я присмотрелся повнимательнее. Действительно, сквозь валежник тянулась широкая полоса переломанных и утоптанных в единую массу коры и сучьев. Должно быть, не одно поколение лонгикорпов протоптало ее, следуя к водопою и обратно.

Мы снова двинулись вперед, не сводя глаз с окружающих стволов. Не сказать, чтобы беззвучно — ломясь сквозь нагромождение бурелома, прорубая дорогу через папоротники, растущие в низинах, и травоголосеменные, заполонившие возвышенности. Мелкие кей-насекомоядные и зачастую превосходившие их размерами жуки кишели вокруг во множестве, но, не считая давешнего лонгикорпа и вездесущих вивернидов, мы не встретили ни одного животного крупнее землеройки.

Я ожидал, что с нашим приближением к опушке в лесу посветлеет. И просчитался — кроны деревьев становились все ниже и ниже, но расступаться не торопились. Шедший впереди Ривлер ожесточенно орудовал мачете, сменившим в его руках саперную лопатку. Ну да, и об этом говорилось в отчетах. Все та же крышевидная структура опушек, предохранявшая леса нашей половины материка от уничтожения жестокими бурями всепланетного океана.

Псевдокордаиты сменялись кейвальхиями с их жесткими и узкими иглами, и наконец-то под лиственный полог стали пробиваться лучи света. Мы воспрянули духом и даже попробовали ускорить шаг. Не особо успешно — идти через густой подлесок с тонкими и очень острыми иголками было не легче, чем продираться сквозь подстилающие отложения. Мы с Ривлером переглянулись и с осторожностью принялись выбираться к тропе.

Впереди раздался шумный вздох, ветви деревьев зашелестели, хотя ветер не проникал под их покров. Дейв мгновенно остановился и присел на корточки, скрывшись за выгнувшимся над кустами старым корнем, я последовал его примеру. Ботаник медленно приподнялся, поднес ладонь к глазам. Дернул подбородком в мою сторону, молчаливо предлагая присоединиться.

Встреченный нами лонгикорп, шумно сопя и шевеля ушами, обнюхивал псевдокордаит средней вышины. Подняв лапу, несколько раз полоснул дерево когтями, оставив на стволе белую полосу. Уселся по-собачьи — комичное зрелище в исполнении такой махины — оперся на ствол передними лапами и, цепляясь за дерево, приподнялся. Кордаит немного прогнулся, но выдержал вес терамнии.