Нетерпимость

Так же молча дошли до Славкиного дома.

— Нам сюда, — кивнул Славка на ворота.

Парень остановился, и подняв на него цепкий взгляд, спросил:

— Ты уверен, что в квартире никого?

— Могу проверить, — пожал плечами Славка.

— Тогда сходи, — приказал парень и добавил, — Были б мы ровесники... А так ... никто не поверит, в случае чего, что я твой школьный приятель.

— Я уже армию отслужил, — немного обиженно сказал Славка.

— Хорошо сохранился, — заметил парень с ядовитой усмешкой.

— Жди здесь, — пожал плечами Славка.

— Я там подожду, — парень кивнул на скверик за углом противоположного дома, — Выйдешь, махнешь, если все в порядке.

Славка пошел домой. В квартире действительно никого не было. Однако легкий запах кухни, смешавшийся с едва уловимым ароматом любимых духов матери, свидетельствовал о том, что она ушла совсем недавно.

Славке вдруг неожиданно стало жаль мать. Он представил себе, как она только что прихорашивалась перед зеркалом, как всегда делала перед уходом, как сейчас идет где-то по улице. Маленькая, сухонькая, беззащитная и слабенькая. Идет на пропахшую резиной фабрику, где ей предстоит работать всю ночь в грязном цехе. А он? Приведет сейчас постороннего парня, почти мужика, к которому не испытывает даже ни малейшей симпатии и они будут предаваться утехам в комнате, которую она только что так усердно убирала?

'А может, не надо?' — подумалось Славке.

Какое-то тревожное предчувствие завладело им. Вдруг не захотелось выходить из дома, а поставить на плиту чайник и залечь на диван с книгой. Однако сознание, что внизу ждет человек, которому он пообещал вернуться, заставило его спуститься и призывно махнуть рукой.

Они молча поднялись по лестнице. Войдя в квартиру, парень прислушался.

— Да нет никого, — успокоил его Славка, — Разувайся, вот тапочки. И проходи в ту комнату. Пива холодного хочешь?

— Не пью, — отстранено произнес парень, — Может, лучше предложишь душ принять?

— Да, конечно, — спохватился Славка, — Вон та дверь в ванную. Полотенце чистое я тебе сейчас принесу.

Парень не торопился, прохаживаясь по коридору и продолжая прислушиваться.

— Мне надо позвонить, — сказал он, наконец.

— Пожалуйста, вон телефон...

Славка кивнул на полку в углу прихожей, где стоял аппарат.

— Ты, вот что, — не терпящим возражений голосом сказал парень, — иди в ванную первый, а я пока позвоню.

Славка достал полотенца и послушно последовал в ванную. Он залез под душ и постарался представить дальнейшее, слегка теребя член и пытаясь вызвать возбуждение, но оно не приходило.

'Да ладно, во рту встанет по любому', — утешил сам себя Славка, вытираясь.

Он обмотал полотенце вокруг талии, сунул ноги в тапочки и вышел. Парень ждал его на том же месте, посередине коридора. Очевидно, он уже успел позвонить.

— Иди, — кивнул ему Славка на дверь ванной, — Полотенце справа на вешалке.

Парень ушел в ванную, и Славка услышал, как зашумела вода.

Он вошел в комнату, с помощью стула дотянулся до коробки, стоявшей на крышке шифоньера, где были припрятаны презервативы, и достав пару, спрыгнул. Полотенце при этом упало. В отражении стоящего в углу старомодного трельяжа он увидел свое худое длинное тело. Почему-то опять его охватило недоброе предчувствие и опять стало кого-то жалко: то ли мать, то ли себя...

'Ну, а мать-то причем?' — подумал Славка, растягиваясь во весь рост на диване поверх постеленной простыни и прикрывая живот полотенцем.

Он ждал. Вот послышались шаги в коридоре, скрипнула дверь...

'Интересно, он разделся сразу или нет?'

Славка повернул голову и замер. Парень стоял на пороге комнаты в том виде, как был до ухода в ванную. Он и не думал принимать душ, а тем паче раздеваться. В руках у него был огромный топор. Тот самый, который сосед Виктор Петрович привез с дачи и хранил почему-то под ванной.

Губы парня теперь не улыбались, а глаза смотрели, как на неодушевленный предмет. Вся поза и действия не вызывали сомнений в намерениях.

Славка невольно попятился на диване, спуская ноги на пол и пытаясь встать.

— Ну, что, пидоренок, ты все понял? — проговорил парень все тем же индифферентным голосом, поднимая руку с зажатым в ней топором.

Славка встал на ноги. Полотенце поползло на пол, он сделал попытку, нагнувшись, поднять его... Но страшной силы удар в подбородок опрокинул его навзничь.

Славка отлетел назад, и сильно ударившись затылком о стену, упал на диван, теряя сознание...

6.

Когда Славка очнулся, солнце за окнами клонилось к закату. Ушибленная голова болела, и слегка поташнивало. Мутным взглядом Славка оглядел комнату. Весь вид ее не оставлял сомнений, что квартира ограблена. Двери шифоньера были нараспашку, белье валялось на полу, вывернуты все ящики трельяжа, серванта, переворошено белье на постели матери.

Пошатываясь, Славка начал собирать с пола вещи, преодолевая головную боль, накатывающуюся при каждом приседании. Попутно, он тщетно проверял места, где мать хранила что-то представляющее ценность. Ничего не было. Не было ни ее золотых украшений, ни денег, отложенных про запас под стопкой белья, но самой большой потерей для Славки оказался серебряный набор столовых приборов. Это была единственная в их доме антикварная вещь, доставшаяся от бабушки.

Славка ее почти не помнил. Она жила в деревне в Новгородской области. Когда Славка еще не ходил в школу, мать отправляла его туда на лето. Воспоминания сохранились в памяти отрывочно. Но он запомнил не знавшие усталости узловатые руки бабушки, все время чего-то делающие, ее доброе лицо и глуховатый голос. Помнил, как однажды спросил ее:

'Бабушка, а почему ты никогда не держишь руки внизу, вот так... — вытянул он по швам свои ручонки, — А все время перед собой?'

'Так, когда же мне их так держать? — добро рассмеялась бабушка, — Мне, Славенок, дела делать надо. А не было бы у меня дел, я бы и стояла вот так...'

Она шутливо передразнила его.

Такой он и помнил свою бабушку, как живчик бегавшую по избе и непрестанно чего-то делавшую. Помнил речку, дядю Ивана, катавшего его на лодке, деревенских ребят...

Помнил и хмурый дождливый день, когда из детского сада привела его соседка Вера Петровна, сказав, что мама вернется завтра, и весь вечер читавшая потом ему сказки. Помнил вернувшуюся маму, печальную и даже какую-то постаревшую. Помнил и большую коробку, вытащенную матерью из сумки.

'Вот, сынок, — горько сказала мать, — это приданое тебе от бабушки'.

Он не понял, что такое приданое и открыл, думая, что там что-то вкусное, а увидел уложенные рядами ложки и вилки.

'А больше ничего не прислала?' — разочарованно протянул он.

'И не пришлет... Нет у нас больше бабушки', — ответила мать, вытирая выступившие слезы.

'Как — нет?' — не понял он.

'А так. Умерла'.

Славке стало грустно. Он уже знал, что люди живут, а потом умирают и их закапывают на кладбище. Ему стало грустно оттого, что больше никогда не увидит своей доброй бабушки, но, что же поделаешь, раз так, наверное, надо? Он вытащил из коробки вырванный из тетрадки в клеточку листок и развернул его. Читать по вывескам он уже кое-как научился, и ему не составило труда прочесть написанные чуть корявым бабушкиным почерком крупные печатные буквы: "ВНУКУ МОЕМУ СЛАВИКУ". И вот тут, неожиданно сам для себя, он заплакал. Он представил бабушку, которая их писала, и то, что ее больше нет, вдруг осозналось совсем иначе, и отчего-то сделалось до того жалко, что слезы полились сами собой...

И сейчас это воспоминание отозвалось тяжкой душевной мукой. ВНУКУ МОЕМУ СЛАВИКУ — сами собой возникли в памяти корявые буквы, и Славка почувствовал как глаза его, как и тогда, в детстве, наполняются слезами.

Кое-как убрав комнату, Славка сел на диван, с ужасом думая, как обо всем рассказать матери.

Но самый большой удар ожидал его, когда он вышел в коридор и увидел взломанную дверь в комнату соседей...

Все последующее — милиция, допросы, слезы матери, угрозы соседки подать в суд, если не будет возмещена стоимость, слились для Славки в нескончаемую череду сменяющих друг друга мрачных сцен. Но самое ужасное, что пришлось рассказывать все, как есть, и то, о чем перешептывались по углам, стало произноситься во весь голос. У соседей, в отличие от Славкиной матери, было, что украсть, и он почувствовал, что если умалчивать и искажать факты, то доказать потом, что он не был в сговоре с преступниками, будет невозможно.

По двору Славка ходил, как оплеванный, на двери кто-то постоянно писал сначала мелом, а потом спреем всем известное слово, мать на глазах состарилась за несколько месяцев. В дом пришла самая настоящая нищета, и Славка с нетерпением ждал своей первой зарплаты.

Наконец настал день, когда он выехал за ворота парка в свой первый рейс.

Переживания последних дней и без того выбили Славку из колеи, а тут добавилась еще и работа, вставать на которую приходилось в три часа ночи, а возвращаться под утро. Он недосыпал, стал нервным и раздражительным. От усталости у него болела голова и ощущалась дрожь в коленках, но он упрямо шел на работу. Брал лишние смены, делал дополнительные рейсы по заданию диспетчеров, которые затыкали им интервалы из-за недовыпуска машин на линию.

— Ты посмотри на себя, — сказал как-то веселый Алексеич, водитель, что стажировал его на линии, глядя совсем не веселыми глазами, — Кожа да кости остались. Когда денег много зарабатываешь — хорошо, но так и загнать себя можно. Вон, Брыкин так работал, а потом прям на линии пена изо рта пошла. Теперь с метлой по канаве ходит, и в психушку поставили на учет.

— У меня не пойдет, — зло ответил Славка, садясь в кабину, и резко сняв троллейбус с ручного тормоза, уехал в очередной рейс.

На линии его окрестили сердитый малый, поскольку и в самом деле он таким выглядел. Умерил Славка свой пыл только тогда, когда, заехав однажды в парк и опуская штанги, почувствовал такое головокружение, что земля ушла из-под ног. Он повис на веревках, кое-как зацепил обе штанги за один крючок, отдышался, а потом, держась за троллейбус, буквально вполз в салон и некоторое время сидел в темноте, пока не ощутил в себе силы, не качаясь, дойти до диспетчерской сдать путевку, чтобы не подумали, что приехал с линии пьяным.

Так прошли осень и зима. Кроме работы, Славка не ходил никуда. Он уже ощущал себя принадлежностью этой груды штампованного железа, а все пассажиры стали на одно лицо.

Мать тоже работала в две смены, относя каждый месяц "ренту" соседке, поскольку жуликов так и не нашли. Славка почти полгода отдавал всю зарплату матери, но, в конце концов, ненасытность соседки взбесила его.

— Ты что, до самой смерти ей собираешься платить? — спросил он мать, — Сколько ты ей уже перетаскала?

— А ты хочешь, чтобы она тебя в тюрьму засадила?

— Сейчас. Засадит. Разбежалась. Тех, кто грабил, не засадили. Пусть докажет сперва. Я тоже могу заявить, что она меня обворовала. Короче, прекращай ей платить!

— Да ты что? Не знаешь, что это за люди?

-Знаю. Поэтому они и торжествуют, что мы их боимся. Я больше ни копейки не дам. Пусть идет, куда хочет! Так ей и скажи.

Это было первое его решительное слово в доме, и он настоял на своем. Соседка никуда не пошла, но на Славку стала смотреть так, что если бы могла убить взглядом, от него не осталось бы и пепла. Но ему было все равно — он ее просто не замечал. Славка в доме вообще ни с кем не разговаривал. На деньги, что перестал отдавать, к лету купил себе компьютер.

Все это время, кроме как с коллегами по работе, Славка ни с кем не общался. Однако насупившая весна стала понемногу будить в нем чувства. Он ловил себя на том, что обращает внимание на симпатичных парней на улице и в салоне своего троллейбуса. Особенно после того, как подсмотрел в зеркало за двумя геями, начавшими ласкать друг друга поздно вечером в пустом троллейбусе. Он увидел даже принадлежности одного. Те были уверены, что то, что они делают руками, за спинками сидений не видно. Не учли только, что у Славки в кабине одно из им самим установленных зеркал, было прикреплено низко сбоку, чтобы видеть обращающихся за талонами.

Он увлекся наблюдением до того, что забыл снизить скорость под стрелку, и произошел сход штанг. Выходя из кабины, он так посмотрел на них, что когда заходил обратно, после того, как поставил штанги, тех в салоне уже не оказалось.

А он поехал дальше, и вспоминая увиденное, ощущал всю дорогу до парка томительное возбуждение, овладевшее им настолько, что поставив машину на отстой, сел в темноте на то самое место и начал мастурбировать.

'Нет, — горестно подумал Славка, вставая и вытирая руку платком, — Одному быть нельзя'.

Обзаведясь компьютером и войдя в Интернет, он сразу полез на гей сайты, открыв доселе неизведанную для себя жизнь. Начитавшись и насмотревшись вдоволь, Славка решил в первый же выходной пойти в гей клуб. Он не разбирался, чем они отличаются и какой ему больше подходит, а отправился в первый попавшийся.

Вход помещался под аркой большого жилого дома, и если бы не пара ребят, свернувших туда с набережной, ему бы пришлось его разыскивать. Вывески никакой не было, а название обозначалось на небольшой табличке, прикрепленной под кнопкой домофона, по которому позвонили парни, и Славка вошел вслед за ними.

Похоже, здесь когда-то была квартира или две, так как планировка напоминала традиционную ленинградскую коммуналку. Единственным ярко освещенным местом был гардероб, где Славке предложили оставить куртку, и за весьма скромную плату вручили входной билет в комплекте с презервативом.

— Действителен всю ночь до закрытия, — не поднимая глаз, вежливо пояснил молоденький парень гардеробщик, — Можете выйти, а потом вернуться. Но только на одно лицо...

Во всех других помещениях царил полумрак, и негромко играла музыка. Прямо от гардероба начинался длинный коридор, левая стена которого была разгорожена на кабинки, в которых могло поместиться два человека, правда, только стоя. Тут же стояло несколько парней, как ожидая чего-то. Не разглядев их как следует, поскольку глаза еще не привыкли к темноте, Славка прошел дальше.

За кабинками открылся вход в холл, где были диваны, столик с пепельницами, а на мониторе в углу мелькали кадры порно фильма. Тут сидело несколько парней — и парами, и поодиночке, которые лениво покуривали, смотря видео. Заглянул Славка и в комнату, располагавшуюся за холлом. Там стояло несколько кресел с высокими спинками, на одном из которых сидел мужчина средних лет, судя по телодвижениям и выражению лица, явно занимавшийся мастурбацией. Здесь тоже демонстрировалось порно, только более откровенное, и монитор был побольше.

Славка вернулся в холл, присел на диван и выкурил сигарету. Окружающие не обращали на него внимания. Лишь одна пара, что сидела при входе, задержала взгляды и о чем-то пошепталась.

-... Он тебе нравится? — донеслось до его слуха.

Славка затушил окурок и решил пройти дальше. Коридор заканчивался довольно большим помещением, в котором размещался бар. Здесь стояло несколько круглых столиков, а на подвешенных по углам мониторах демонстрировалось аналогичное тому, что он уже видел, только без звука и более скромное.