Время выбора

Владимир встал и распрощался с кузнецами, оставив их обсуждать тяжелую долю князей в семейных делах.

* * *

Дальше по Днепру шли привычным ходом. Встретили два купеческих обоза, шедших в Полоцк. Купцам не препятствовали, но строго проследили, что бы ненароком не заслали гонцов к Ярополку. Еще одну большую остановку сделали поприщ за триста от Киева. После шли уже с опаской, пуская далеко вперед разведку.

К обеду второго дня сеченя, не дойдя до Киева поприщ двадцать, войско ушло в лес, и стало там лагерем. Вверх и вниз по Днепру направились сильные караулы перехватывать возможных путников и обозы. Идущих вверх, пропускали, идущих вниз заводили в лес и оставляли под надежной охраной, не чиня, впрочем им, ущерба. В город ушел один из волхвов с половинкой золотой монеты для ярла. До вечера шла подготовка к последнему броску. Штурмовать город в пешем сторю готовились пятнадцать сотен, сформированных наполовину из хирдманов, наполовину из ополченцев. За два месяца учений удалось добиться боевого взаимодействия северян и новгородцев . Хирдманы образовали боевое ядро, а ополченцы надежно закрывали фланги и тыл сотни. Кузнецам в Новгороде пришлось, правда, повозится, приспосабливая доспехи хирдманов для верховой езды во время последнего броска к киевским воротам. Каждой сотне предавалось по десятку лучников и арбалетчиков. На острие завтрашней атаки выводилась княжеская дружина. Остальные оставались охранять лагерь, заботится о вьючных лошадях и караулить задержанные возы. Выходить решили затемно, что бы с рассветом быть у стен города, в расчете на утреннюю безмятежность воротной стражи.

Глава 6

Киев просыпался. В сереющее предрассветное небо уткнулись дымные столбы, топившихся в домах печей. Вчера хозяйки творили тесто, а теперь подошло время готовым коловаям пышного духмяного хлеба, который на Руси есть всему голова. Стража уже отворила городские ворота, впуская в город возы со всякой всячиной, которая каждый день питала его ненасытную утробу.

Надвигающуюся на город лавину караульные на стенах заметили, когда она была менее чем в четырех поприщах. Но к этому времени кони уже шли галопом, и счет пошел на минуты. Была бы стража хоть сколько готова к нападению, этих минут могло хватить на то, что бы затворится, и остановить нападающих у ворот. А потом организовать оборону, и сидеть в городе, ожидая, когда осаждающим надоест мерзнуть под стенами. При том, что в Киеве войско было даже и поболее, чем у новгородцев, постоянными вылазками можно было бы сделать их судьбу малорадостной.

А теперь! Сменить благодушное утреннее настроение, в предвкушении смены и скорой трапезы, на боевой настрой быстро не получается. Пока караульный рассмотрел, что приближается не большой обоз, а конное войско, пока понял, что происходит нечто угрожающее и поднял тревогу, прошли драгоценные минуты. Сотник поначалу хотел бежать к князю, и только потом дал команду затворяться. Стража принялась освобождать ворота от возов, и как всегда в суматохе, кто-то не туда повел воз, где-то телеги сцепились ступицами, а минуты бежали наперегонки с конями нападающих, и эту гонку проигрывали. Не понятно почему, у трех ворот оказалось несколько десятков хирдманов, вроде бы помогавших страже, а на деле создающих еще большую неразбериху, не позволявшую закрыть створки. В этой неразберихе воротная стража как-то незаметно оказалась обезоружена, караулки заблокирована, а воротные башни захвачены.

Дружинники Владимира, не задерживаясь в воротах, устремились к расположению печенегов, и той части киевской дружины, которая постоянно находилась на Подоле, перекрывая им выход на городские улицы. Шедшие вслед штурмовые сотни, спешивались перед воротами, передавали коней на попечение коноводов и выстраивались в боевой порядок. Половина ушла на поддержку ушедших вперед конных воинов, а оставшиеся, используя богатый опыт северян в городских боях, рассекли город на части, после чего приступили к прочесыванию улиц. Случайно оказавшиеся в городе мелкие группы печенегов, и княжеских дружинников пытались прорываться в детинец, но наткнулись на запертые ворота. Брошенные воеводами, и понимающие бесполезность дальнейшего сопротивления ратники, то в одном, то в другом месте бросали оружие, сдаваясь в плен. Печенегов отводили в свободные склады на торгу, а оставшихся дружинников отпускали по домам, откуда они по набату выбегали часом раньше. Оказавшиеся на Подоле во время нападения, хирдманы примкнули к войску Владимира.

Зная обещание Владимира, данное киевлянам, новгородские ратники повсюду сопровождали северян, оберегая их от соблазна походя прихватить, что ни будь не прибитое гвоздями. Обитатели Горы еще не успели толком испугаться, как бой на Подоле уже закончился. Разговоры киевлян о том, что Владимир не видит в них врагов, и нанесения ущерба горожанам не допустит, доходили и до ее обитателей. Однако верили им не все. К тому же далеко не все думали, что могут рассчитывать на его защиту. Одни из-за обид, нанесенные в свое время ему самому и его матушке, другие слишком отличились под Овручем, когда погиб Олег, третьи были просто не чисты на руку. Поэтому во многих домах принялись укреплять двери и ставни на окнах, надеясь удержаться в первые, самые лихие часы штурма. Дальше, конечно, всякое может быть, но на то, уже будет воля нового князя, а не разгоряченного боем ратника.

У Ставра суеты не было. Его дом и без того представлял из себя маленькую крепость. Не то что бы боярин строя его чего-то опасался, сказалась скорее привычка к основательности во всех делах. Известию о том, что войско Владимира уже на Подоле, он даже и не удивился. Нет, конечно, это его порядком огорошило, но в голову сразу пришла мысль, что именно чего-то такого он и ждал. Тогда еще, после того как возвратился , осмеянный князем и его ближниками, нужно было забирать жену и дочь и уходить из Киева. Хотя бы в Полоцк, к родичам. И там ждать возвращения Бразда. Рассчитывать на встречу с распростертыми объятиями, само сабой, не приходилось (слишком уж он заносился перед ними, будучи одним из первых бояр Новгорода), но в приюте бы, не отказали. Тем более, что и пришел бы он не с пустыми руками. Гордыня не позволила! Чуял же, нутром чуял опасность, но уговорил себя, что до лета ничего не случится.

А теперь остается только ждать, когда в дверь начнут стучать. От желающих пограбить богатое подворье во время штурма, еще можно отбиться. Но дружинникам Добрыни, которые придут потом, придется открывать без разговоров. О дальнейшем думать не хотелось вовсе. Сейчас же Ставр, закрылся в доме с Весной, Сладжей и их служанками. Всех холопов он отправил охранять свою продавницу на Торгу, не уверенный в их благонадежности, и не решаясь оставаться с ними во время штурма.

* * *

Вечером того же дня, в золотой палате, Ярополк держал совет с Блудом, Свенельдом, и еще двумя ближними боярами. Свенельд, на котором лежали заботы об обороне, был хмур. По его словам в детинце удалось собрать две с половиной сотни дружинников князя, чуть более трех сотен печенегов, и менее сотни хирдманов. Полностью снаряженными и вооруженными можно было считать полторы сотни дружинников и всех северян. У остальных из серьезного оружия имелись только мечи и три десятка луков, стрел к которым было очень мало. Забрать с собой кольчуги, шлемы, и все остальное снаряжение с Подола почти никто не успел. Что-то еще было в княжеской оружейной, но все равно мало, очень мало.

С такими силами можно было сидеть в осаде, но доколе, непонятно. Если до Илдея и дойдет весть о положении в Киеве, то пришлет ли он подмогу или нет, неизвестно. И если пришлет, то когда? Припасов новых ждать неоткуда, а то, что имеется, быстро иссякнет. На подворьях богатых жителей Горы всего в достатке, но там взять не получится. К тому же следовало опасаться возмущения холопов, имеющихся здесь в изобилии. Вполне можно получить от них удар в спину.

Больше возможностей сулил уход в Овруч. Соединиться с имеющимися там силами, заслать гонцов к печенегам, и до весны ждать, когда придет подмога. Для этого следовало собрать ударный кулак, забрать казну, и сегодня ночью идти на прорыв. Пока будут отдыхать, несомненно измотанные походом и штурмом, новгородцы. Так воевода и предложил поступить. Оставалось решить, кто пойдет в прорыв. С печенегами все ясно, им оставаться никак нельзя, первыми пойдут. Свенельд оборотился к ярлу Оттару,

— Что скажешь? Пойдет твой хирд с нами в Овруч?

— Вот, что я скажу тебе, боярин. И тебе князь. Я, и мой хирд, заключили уговор о службе нашей у князя киевского, но где ныне князь? Не вижу я его. Вижу только мужа княжеского рода, бегущего от своего стола. С мужем этим уговора у нас не было. Нам незачем идти в Овруч. Мы остаемся, и будем служить новому князю Киева.

Свенельд насмешливо поглядел на ярла, — Вижу я Оттар, что умеешь ты не хуже Локи увиливать от исполнения клятв, не нарушая их. Оставайтесь. Пользы от вас в бою все равно не будет. Хирдманы твои, к лошади вьючной, подойти бояться, не то что к коню боевому. Пусть только отдадут моим дружинникам доспехи и оружие, которого им не хватает.

В это время за дверьми палаты послышался шум. Блуд поднялся и вышел. Скоро вернувшись, объяснил, что менялись дружинники у дверей. Сам не садясь за стол, прошел к окну.

— Тогда пусть твои дружинники попробуют пойти и взять, — Начал говорить Оттар, но был прерван шумом открывающихся дверей. В палату быстро вошли несколько лучников, и через пять ударов сердца живыми за столом остались только ярл и князь. И стоящий у окна Блуд. Ярополк начал подниматься, но увидев направленные на него стрелы, снова сел.

— Вижу, Блуд, предательство ты задумал, — повернулся он к боярину, — прав был Свенельд что тебе не доверял, а я был неправ. Думал я, что сделав худородного первым в Киеве, буду иметь слугу верного, до смерти преданного, а получил дерьма мешок рядом с собой. Да зря я это тебе, не имеющему чести, говорю! Прикажи своим холопам увести меня. Теперь только с Владимиром говорить стану.

— Дерьма мешок, говоришь? Пожалуй, что и так. Дерьма своего ты много в меня складывал. И о чести моей только что вспомнил! Как ты меня перед Радойкой худородством моим унижал! Как же, княжич! Когда же она от тебя, княжеского сына, отвернулась, и за меня замуж пошла, то первым в Киеве меня сделал. Да только не первым боярином, первым слугой! Для того чтобы каждый день слугу унижая, унижать Радойку за тот отказ тебе. От того она и угасла. От позора и от вечного страха перед тобой, за меня и за себя. А с Владимиром ты говорить не будешь.

Блуд поднял руку, и в князя воткнулись две стрелы. Ярл, не обращая внимания на направленные на него стрелы, невозмутимо сидел за столом, наблюдая эту сцену. Судьба Ярополка ему была совершенно безразлична. Когда Добрыня нанимал его хирд, то говорил о желании Владимира сохранить жизнь брату, однако поручения охранять князя у ярла не было. Поэтому он молча ждал начала разговора, зная наперед, что от него нужно Блуду. Не знал он только, какую цену тот ему предложит за участие в исполнении своих планов.

Внимательно посмотрев на князя, отброшенного стрелами на спинку кресла, и убедившись, что он мертв, Блуд повернулся к северянину.

— Ты догадываешься, ярл, что ты теперь должен сделать? Если нет, но это вряд ли, я тебе расскажу.

— ТЕБЕ, боярин, я не должен ничего. Чего ты хочешь от меня, я знаю, но ТЫ должен о том сказать сам. И предложить за то достойную плату. — Оттар насмешливо глядел на Блуда. Унижать его он не хотел, но следовало показать, кто хозяин положения, — И прежде, чем говорить, прикажи своим людям опустить луки.

— А если я прикажу им и с тобой, вот так же? — Блуд кивнул в сторону князя и бояр, — кто, кому и что тогда будет должен?

— Лишние слова, боярин, этого ты не прикажешь, а прикажешь, что я сказал. Моя смерть, это твоя смерть, а жить ты еще хочешь. Так что говори!

— Будь, по-твоему, — зло сказал Блуд, понимая, что эту схватку он проиграл. Лучники по его знаку опустили луки и убрали стрелы,

— Сегодня ночью на стенах стоят твои хирдманы. Мне нужно, что бы они открыли ворота, и впустили в детинец дружину Владимира. За это ты получишь от меня десять гривен, и твои хирдманы по две. Думаю, что и Владимир тебя не обидит.

— Что князю делать, то он сам думать будет. А нам договариваться между собой нужно. И меньше, чем за три сотни гривен для хирда мы не договоримся. Если ты согласен, то эти гривны мы сейчас отнесем моему казначею. Что будет дальше только Скульд ведомо, а гривны будут уже у нас. Если нет, завтра на стенах будут стоять печенеги, и поступай, как знаешь. Мы же запремся в длинном доме и переждем там штурм. Киевской дружине и печенегам до нас дела нет, а князь Владимир дружен с конунгом Олафом, и зла на нас не держит.

Ярл бесстрастно смотрел на Блуда. Торговаться он умел хорошо. И выжимать серебро из нуждающегося в нем боярина не стеснялся. Раз тот сказал, что готов платить, пусть платит больше.

Через два часа Оттар и Блуд стояли у неприметной калитки в стене, ожидая, когда им приведут коней. Ярл был доволен. Полгода необременительной службы у Ярополка неплохо поправили казну хирда и его личную. За это же время по уговору ему заплатит и Владимир. О сегодняшних трехстах гривнах в хирде не знает никто, кроме казначея, но тот получит свою долю, и болтать не будет. Ворота детинца в его руках, тайный уговор с Добрыней будет выполнен целиком, и его хирдманы смогут хорошо прошерстить дома киевских купцов и бояр. Хотя, это увлекательно после боя, когда разгоряченные воины успокаивают себя грабежом и насилием, а сейчас, зачем трудится! Баб там, по тому же уговору, все равно не будет, и проще взять обещанную награду чистым серебром. А князь пусть сам разбирается со своими людьми. Ярл прикинул, сколько можно будет запросить с Владимира за отказ от грабежа, и его настроение еще улучшилось. Получалось, что если добавить все полученное к серебру, что хранится в его фиорде, то он сможет построить еще два драккара. С тремя сотнями викингов можно будет по примеру славного прадеда, ставшего сеньором земли Брэй на берегах теплой Сены, захватить себе графство в местах, где нивы обильны, виноград сладок, а сервы покорны. Кормчие и сотники станут баронами, хирдманы славными рыцарями, а их дети и внуки потомками благородных синьоров.

Но вполне возможно, что князь одобрит убийство Ярополка (сам ярл, не задумываясь, избавился бы от соперника, он вообще привык оставлять за спиной только мертвых врагов). Тогда и за сдачу детинца серебро достанется не ему, а боярину. Может, конечно, все будет по-другому, но стоит ли полагаться на случай? Договориться с Владимиром без Блуда будет даже проще. А за его смерть никто спрашивать не будет. Кому интересен мертвый предатель. Отойдя от спутника на пару шагов, Оттар коротко взмахнул рукой, и в шею боярина над воротом кольчуги вошел печенежский метательный нож.

— Сними с него все ценное, — приказал он подошедшему с конями хирдману, — Тело отвези шагов за пятьсот от стены и положи где ни будь в проулке. Когда найдут, подумают, что попал под нож печенега, укрывшегося днем от новгородцев. Ценности оставь себе, и не болтай. И еще, поставь двоих у дверей Золотой палаты, с приказом никого не впускать и не выпускать. Хирдман понимающе кивнул. Ярл взгромоздился в седло, и выехал в открытую перед ним калитку.