Шлепая босыми ногами по мокрому кафелю они потянулись вытираться в раздевалку. В соседней кабинке во всю уже занимались любовью. Юлька было затормозила и хотела что-то сказать, но Инга подтолкнула ее вперед:

— Решили спать, значит спать!

Через минуту они уже все втроем укладывались на двух сдвинутых кроватях. Прижавшись с одной стороны к упругой Юлькиной попке, а спиной ощущая мягкую грудь прильнувшей к нему Инги, Сашка заснул с блаженной улыбкой на губах.

Проснулся он от какого-то шороха, судя по всему прошло не очень много времени, ночь еще продолжалась и было темно. Так и есть в дверном замке поворачивался ключ. Стараясь не разбудить своих соночлежниц, Сашка аккуратно повернулся, чтобы видеть комнату. Он услышал как дверь отворилась и закрылась опять. В предбаннике отгороженным шкафом зажглась тусклая лампочка, используемая в качестве ночника. Послышалась какая-то возня.

— Тихо ты. — Различил он Ирочкин шепот. — Успеем еще. Раздевайся. Только не шуми.

Несколько мгновений слышался только шорох снимаемой одежды, затем в комнату стараясь не шуметь вошла Ирочка в сопровождении незнакомого парня щеголеватой наружности.

Сашка не очень боялся, что она его увидит и узнает. В комнате царил почти полный мрак, и перед ним лежала Инга, да пришедшим и не было до них никакого дела.

Сразу, едва войдя в комнату, парень начал целовать Ирочку, одновременно расстегивая на ней кофточку. Она не отрываясь от его губ помогала ему. Уже будучи почти голым парень, на всякий случай, поинтересовался:

— А не чего, если они проснуться?

— А подумаешь. Мешать они нам не станут и ничего нового не увидят. Ладно снимай все и ложись, а я выключу свет.

Сашка видел, как уже голый парень прошел к свободной кровати, затем свет в предбаннике погас и мимо продефилировала Ирочка, тоже не обремененная одеждой. Сашка еще удивился, как он ее хорошо разглядел в полной темноте.

Скрип пружин, сладострастные стоны и шумное дыхание не оставляли никаких сомнений в том, чем занимается прибывшая парочка. Этот шум разбудил Юльку.

— Ирка, ты что ли? Мужика притащила? — Хриплым со сна голосом спросила она.

— Да, спи спокойно, — хихикнула Иришка, подмахивая задом, а ее усиленно сопевший в это время партнер, похоже, ничего и не заметил.

— А, ну ладно. — Юлька повернулась на другой бок, ее рука обвила Сашку и она снова провалилась в сон.

Сашка тоже, поплотнее надвинул одеяло, и последовал ее примеру.

Проснулся он, когда в окно уже во всю светило солнце и день, судя по всему, был в разгаре. Юльке уже с ними не было. Сашка, стараясь не потревожить еще спящую Ингу, осторожно перелез через нее, нащупал ногами шлепанцы и встал. На подушке Иринкиной кровати из-под одеяла виднелась только одна голова. Как видно, пришедший с ней ночью парень уже их покинул. Стараясь не шуметь, он начал одеваться, собирая разбросанные по всей комнате элементы своего костюма. Застегивая ремень он уловил за спиной шорох и повернулся.

— Ты?!

Ирочка сидела на кровати и ее лицо выражало целый калейдоскоп чувств. Удивление, смущение, подозрение, негодование.

— Что ты здесь делаешь? — Она уже что-то сообразила и голос у нее был как у прокурора.

— Ты что забыла? Мы же договаривались, что я к тебе зайду, вот я и зашел.

— Договаривались? А да, что-то припоминаю. Точно, но это же на вчера?

— А я вчера и пришел, просто тебя не было.

— Да меня действительно не было, я пришла поздно. И по этому ты решил переспать с другой?

— А что такого? — Вчерашний вечер и ночь ощутимо встряхнули Сашкины жизненные принципы и на многие вещи он смотрел теперь совершенно другими глазами. Разговор с Ириной, который еще позавчера заставил бы сильно переживать, сегодня только забавлял. — Ты же тоже спала отнюдь не одна.

— С чего ты взял? — Она смутилась буквально на мгновение, но голос прозвучал с искренним возмущением.

Если бы он ночью, своими глазами, не видел бы обнаженную Ирочку, отдающуюся незнакомому парню, он ее мимолетного смущения и не заметил бы. Но он видел и заметил, и оно подтверждало, что это было, а не приснилось ему. Поэтому на ее возмущение он не обратил внимания.

— Ир, не надо разыгрывать святую. Я все видел ночью, своими глазами. И не только я. Насколько я помню, ты во время этого дела еще и с Юлькой поговорила. Или будешь все отрицать?

Она не ответила.

— Да ладно не тушуйся, у меня к тебе никаких претензий.

— Что действительно?

— Ир, — он подошел и сел рядом с ней, — ну сама подумай, какие претензии. Ты свободный человек, никаких обязательств мы друг перед другом не брали. Все нормально. Как девушка ты мне как нравилась, так и нравишься.

— Ну, что голубки вы уже выяснили отношения, и я могу еще поспать?

— Ой, Ин, извини. Я совсем про тебя забыла.

— Да ладно, мне не привыкать, поэтому не обижаюсь.

— Ну ладно девчонки. Спасибо за гостеприимство.

— Ты уже уходишь?

— Вообще-то сегодня еще каникулы, поэтому если хочешь, могу и остаться.

— Оставайся, — она улыбнулась, и стала похожа на ту Ирочку Козакову, которая ему всегда нравилась, — попробуем построить наши отношения на новом фундаменте.

5. Не рой другому яму.

В драке интегралом по башке не стукнешь.

Тонкое наблюдение математиков-теоретиков.

Трудно сказать почему Рыжов так не любил Сашку Колесникова. Объективно их интересы нигде не пересекались. Скорее всего в основе его ненависти лежала зависть и ущемленное болезненное самолюбие. Петр с детства любил быть первым, любил когда его ставили в пример. Он всегда был первым учеником, так как давно понял, что без этого никуда. Учеба давалась ему не то, чтобы трудно, но звезд с неба он не хватал, и брал всегда усидчивостью и аккуратностью. В школе еще туда-сюда, но в институте, чтобы быть отличником ему приходилось вкалывать как проклятому. Сашка, с его точки зрения, вообще ничего не делал, тем не менее умудрялся не плохо учиться. А то, что Шедлов поставил ему пятерку, а ему этот чертов анализ пришлось пересдавать, вообще было верхом не справедливости. Этому везунчику все слишком легко дается.

Причем при пересдаче, точнее когда он о ней договаривался, был момент, который тоже попортил ему много крови и любви к Колесникову не добавил. Рыжов пришел в деканат, в приемной никого не было, секретарь куда-то вышла. Из-за неплотно прикрытой двери в кабинете декана слышались голоса. Один принадлежал декану, другой профессору Шедлову. Петр подошел ближе и прислушался, речь шла о нем.

— Ну что вы привязались ко мне с этим Рыжовым, на тройку он знает, но он от нее отказался.

— Конечно, зачем ему тройка, он тянет на диплом с отличием.

— Не знаю, отметки это еще не все.

— Но вы же поставили пятерку Колесникову.

— Да поставил и готов поставить еще.

— А этот Колесников учится гораздо хуже.

— Он талант, и я еще раз повторяю отметки это еще не все. Он за несколько минут доказал одну лемму совершенно новым методом. Я потом прикинул этот метод можно применить еще и в других местах. Да во многих диссертациях меньше мыслей. Он не стандартно мыслит, мыслит а не тупо заучивает.

— Да вы прям влюбились в этого Колесникова!

— На счет влюбился не знаю, но работу на кафедре я ему предложу.

— Это ваше право. Но Георгий Семенович не будем ссориться.

— Да я и не собирался с вами ругаться. Что вы хотели, чтобы Рыжов пересдал экзамен? Да пусть приходит и пересдает, я что против.

— Значит договорились?

— Если о самом факте пересдачи, то да. Отметку получит какую заслуживает.

— Ну это естественно.

Послышался скрип отодвигаемого стула и Рыжов поспешил выйти, чтобы его, не дай бог, не застали за подслушиванием.

Эта беседа, о содержании которой он случайно узнал, кислотой травила его мозг. По его самолюбию был нанесен жестокий удар.

К тому же Ирочка Козакова, которая ему нравилась, почему-то не обращает на него внимания, а милуется с этим Сашенькой. Тоже еще Ален Делон мелкотравчатый. А тут он еще случайно услышал, как одна девчонка из общаги нахваливала подружкам Колесникова, расписывая того как улетного и отпадного любовника. Это уже переходило все границы и Рыжов решил действовать.

У него был знакомый, Фима Новиков. На год старше, он недавно вернулся из мест не столь отдаленных, где отбывал полтора года за хулиганство. Сейчас он сидел на шее у матери, перебивался случайными заработками и строил из себя перед салагами блатного авторитета. Рыжов иногда оказывал ему незначительные знаки внимания, считая, что и такая карта в колоде может иногда пригодиться. Фиме же внимание такого респектабельного парня как Рыжов льстило и поднимало авторитет среди той шушеры с которой он в основном и общался. К нему-то Петр и направился. Фиму он нашел в беседке его же дома, где он, уютно расположившись, на очищенной от снега скамейке, в компании каких-то хмурых потрепанных личностей потреблял горячительные напитки неопределенного происхождения.

— А Петро, привет. С чем пожаловал? — Он расплылся в радостной щербатой улыбке.

— Здорово мужики. Фим, есть дело.

— Ну выкладывай.

— Давай отойдем.

— Ну давай.

— Хочешь немного заработать?

— Ну об этом можно не спрашивать. А что нужно?

— Да ничего особенного. Начистите физиономию одному парню.

— А кто такой?

— Студент, как и я.

— Никакой не каратист?

— Да нет, обычный, дохляк.

— Отец не мент?

— Фима он никто, и зовут его никак. Отца вообще нет.

— Чем же он тебя достал?

— А это мое дело. Ну, что?

— Да в принципе можно. Сколько?

— Сто баксов.

— Это даже не смешно.

— Хорошо, твоя цена.

— Пятьсот.

— Триста.

— Договорились.

— Тогда так, завтра я тебе его покажу. Встретимся здесь же, часа в два. Идет?

— Заметано. Выпить хочешь?

— Да нет спасибо, я побегу, дела.

На другой день он показал Фиме Сашку идущего от трамвайной остановки к дому.

— Да, действительно дохляк. Такого ты и сам бы мог раскатать в два счета.

— Тебе, что деньги не нужны?

— Да нет, это я просто так, любопытствую.

— Я светиться не хочу.

— Тогда понятно.

— И никому не говори, что это я тебя просил ему морду набить.

— Об этом мог бы и не предупреждать, ученый.

— Извини, я на всякий случай.

— Ладно проехали.

На другой день Сашка возвращался домой позже чем обычно. Настроение у него было отличное. Новый семестр начался на редкость удачно. Во-первых, позавчера его вызвал на кафедру Шедлов и сообщил, что он в одной из своих статей использовал предложенный Сашкой на экзамене метод доказательства. Сашку он вписал в соавторы, и теперь, он может получить в кассе какие-то деньги. 'Сумма конечно не большая', предупредил профессор, но это для кого как. Выписанные Сашке почти три тысячи были для него огромными деньгами. Во-вторых Георгий Семенович предложил ему поработать на кафедре, Сашка охотно согласился и теперь, помимо сияющих научных перспектив, рассчитывал существенно улучшить свое финансовое положение. В-третьих, на полученные деньги была устроена грандиозная гулянка, а потом, по предложению скромняги Юленьки, они на оставшиеся деньги сняли сауну, и Сашка до сих пор был под впечатлением этого посещения.

На темной, продуваемой пронизывающим февральским ветром улице никого не было. Сашка бодрой трусцой приближался к дому.

— Эй, парень, закурить есть?

Три темные фигуры отделились от забора и перегородили дорогу.

— Не курю.

— Здоровье что ли бережешь?

Сашка видел, что парни нарываются на конфликт и слегка испугался.

'Мобилизация резервов, активация навыков бокса'.

Несколько лет назад, еще в школе, Сашка занимался какое-то время боксом, больших успехов не достиг, но тренироваться ему нравилось. Потом началась подготовка к выпускным экзаменам, к вступительным и стало не до спорта. Уже в институте он несколько раз думал возобновить походы в секцию, но так и не собрался.

Сейчас он вдруг почувствовал, что тело вспомнило все навыки и налилось злой силой, словно он находился на пике спортивной формы. Страх исчез, пришла уверенность, и какое-то обостренное восприятие мира. Он словно чувствовал, все, что произойдет в следующий момент.

— Что молчишь, урод? Когда спрашивают надо отвечать!

— Ребята, давайте разойдемся по-хорошему. Я вас не знаю, вы меня не знаете.

Он знал, что это бесполезно, они хотят драки. Точнее не драки, а просто избить его. Он легко мог бы от них убежать, но решил не делать этого, а поучить слегка подонков, что бы впредь было не повадно приставать к случайным прохожим.

— Ах ты сучек паршивый, оскорбляешь?

Сашка в упор не видел, что, в отличии от парней, оскорбительного он сказал. Но это не играло никакой роли.

Один из них, видимо главарь, попытался схватить его за грудки. Сашка легко увернулся. Второй зашедший слева, хотел ударить его в ухо, но двигался как в замедленном кино, а движение было такое не ловкое, что уклониться от него ничего не стоило. Третий растерянно стоял чуть в стороне, видимо не зная что делать.

Пару минут парни бестолково махали руками, а иногда пытались и лягнуть, но ни разу даже не дотронулись до Сашки. Он легко, какими-то неуловимыми движениями, почти не сходя с места уходил от их неловких ударов. Парни запыхались, с физической подготовкой дело у них обстояло не важно. Видя, что удары не достигают цели, они попытались схватить своего юркого противника, чтобы лишить его подвижности. Но и эта затея провалилась, от захватов Сашка уклонялся также просто, как и от ударов.

— Ну что, вам не надоело? — Весело спросил он тяжело дышащих парней.

— Все падла, тебе конец! — Истерически крикнул один из них, и выхватив из кармана нож бросился на Сашку.

— Однако вы серьезные ребята.

Сашка ушел с линии атаки и четко, даже лучше чем на тренировке, влепил парню правой в челюсть. Хотел добавить левой, но понял, что и одного удара достаточно. Глаза нападающего закатились, и он рухнул как сноп.

— С серьезными ребятами и обращаться надо по серьезному.

Он шагнул к оставшейся парочке. Те попятились. Но шутки со стороны Сашки кончились. Он сделал обманное движение, специально медленно, чтобы атакуемый им парень успел его заметить и среагировать. Тот легко купился, попытался защититься от несуществующего удара и не заметив пропустил настоящий. Сашкин кулак соприкоснулся еще с одним подбородком, и он мысленно поздравил себя со вторым нокаутом.

Третий развернувшись попытался убежать, но не успел сделать и нескольких шагов, как Сашка догнал его и врезал такого пинка, что тот, резко ускорившись, влепился в бетонный забор, огораживающий детский сад, охнул и стек по нему на снег.

Оглядев поверженных противников, Сашка удовлетворенно хмыкнул. Затем он оттащил лежащих на дороге нокаутированных им хулиганов к забору, где постанывал третий, убедился попутно, что все живы и сложил их там живописной кучкой. Оглядев довольно творение своих рук, он насвистывая направился к своему дому, до которого оставалось буквально метров сто.