Весёлый Роджер (Слр)

Он все еще хмурится и говорит:

— Я подумаю.

И она понимает, что больше никогда не заговорит на эту тему первой. Если Белов еще когда-нибудь пригласит к себе на ужин, она вполне может поступить, как сегодня — привезти готовую еду из ресторана.

— Завтра после обеда у меня съемка, поэтому прямо с утра мы едем в клинику. Я записал нас в одну из очень хороших частных больниц — пробил по знакомым. За пару часов пройдем полное обследование с головы до ног, разумеется, клиника гарантирует полную конфиденциальность. Только я не спросил, что у тебя с работой?

— Все в порядке, я поменялась сменами. Обычно работаю два дня через два.

— Понял.

— Вик, тебе из-за меня придется рано встать, нарушаешь собственное правило?

Он замирает, поднимает глаза. Качает головой, сверлит взглядом, выражение лица становится жестким, Вере не по себе, она невольно поежилась.

— Правила нельзя нарушать никогда, ни при каких обстоятельствах, — затем возвращается к еде и уже другим, спокойным голосом добавляет: — Утро по-моему — это к одиннадцати. Так что будь готова к этому времени, — подмигивает ей.

Когда они заканчивают ужинать, на часах почти два ночи. Вера идет в душ, коря себя за то, что наелась перед сном. Не слишком полезно для фигуры, да и вообще для пищеварения. Но в последний раз она ела в обед, а ласки Белова вытянули всю душу вместе с силами. По пути прихватывает его майку, в которой спала прошлой ночью, и которая так и лежит аккуратно свернутая на диване, как она ее оставила утром, собираясь на работу.

Большой свет в комнате выключен, горит только монитор компьютера, за которым сидит Вик в наушниках, покачивает ногой в такт музыке. Увидев ее, быстро улыбается одними уголками губ, давая понять, что рад ей, но сейчас его лучше не трогать. Снимает наушники.

— Мне нужно закончить этап проекта и отправить заказчику до начала сегодняшнего рабочего дня. Ты ложись, надеюсь, я тебе не помешаю.

— Конечно, работай. Я буду как мышка, — она юркает под одеяло, утыкается в подушку, вдыхая оставшийся на наволочке запах его кожи и улыбается, понимая, что он ей нравится. А еще очень нравится лежать в кровати Белова, пока он сидит за компьютером и работает. Он говорит с ней мягко, она его не раздражает и не мешает. Он не против, чтобы она была здесь, у него дома, и от этого понимания хочется улыбаться.

Вера засыпает, украдкой поглядывая на его напряженное, хмурое лицо, очертания которого видит в свете монитора. Она старается подглядывать за ним так, чтобы объект слежки не заметил, не почувствовал ее внимания. Она все еще слегка возбуждена от его бесстыдных ласк, вспоминает ощущение тяжести его тела на себе. Но делает вид, что спит, дабы не мешать. Вера не строит иллюзий насчет этого парня, который не собирается быть с ней долго, и уж точно не влюбится в нее. Вообще не из тех, кто влюбляется. Но сейчас, в данную минуту, когда сам факт ее жизни находится под вопросом, ей кажется, что нет места безопаснее, чем на его импровизированном пиратском корабле, когда над головой развивается устрашающий "Веселый Роджер". Пусть он отпугивает других от нее. От них обоих.

* * *

Отчеты непотопляемого пирата. Запись 5

Разумеется, она опять проснулась раньше. Я пошарил по кровати — пусто. Приоткрыл один глаз — сидит на диване, поджав ноги, листает каталог саун и зон отдыха "Релакс".

— Какой выпуск? — спрашиваю, закрывая глаза и потягиваясь. Я снова отлично выспался рядом с ней, Вера безукоризненно следует правилам. Молодец.

— Двадцать пятый, — отвечает она, к счастью, без всяких "доброе утро, котенок, зайчик, мусик-пусик, солнышко".

— На четырнадцатой странице моя работа.

Она листает журнал.

— Тут написано Ольга Орлова. Твой псевдоним?

Я смеюсь в голос, прячась под одеялом:

— Значит, на девятой.

— Точно, Виктор Белов. Красиво! Не представляю, как такое можно придумать. Ты гений.

— Это первый мой проект, который напечатали в журнале, и который выиграл какой-то там конкурс. Не думай, что я помню все журналы и страницы, где размещены мои работы. Это было бы странно.

Поднимаюсь с кровати, смотрю в телефон — десять-десять, одно новое сообщение о том, что Кустов доступен. Ладно, сейчас не до него.

— Через двадцать минут выходим, — говорю, направляясь в ванную.

— Я готова. — Она, и правда, одета и собрана. Красивая, ухоженная, волосы убраны в косу, темно-зеленое платье, которое вчера не удалось толком рассмотреть, эффектно облегает стройную фигуру. Выглядит полностью спокойной, уверенной в себе. Надеюсь, настрой удастся сохранить еще на несколько часов, пока будут длиться процедуры. В любом случае, я собираюсь быть рядом. — Я бы предложила сварить тебе кофе, но кровь, скорее всего, требуется сдавать натощак.

В машине мы едем в основном молча, недолго обсуждая погоду, заторы на дорогах, музыку по радио.

Клиника неновая, но современная, светлая и просторная, выглядит как международный центр медицины — весьма представительно и пафосно. Что нравится, так это идеальная чистота, приятная атмосфера, небольничные запахи, и улыбчивые девушки в регистратуре. Ну а на первом месте, разумеется, — отсутствие очередей!

В кабинете врача Вера вдруг бледнеет, едва не синеет. Я держу ее за руку, когда мы сидим в креслах, и говорю сам. Она держится неплохо, но смотрит в пол. Отвечает на вопросы коротко, по сути. Я честно сообщаю, что мы решились на полную проверку потому, что ее бывший недавно нас ошарашил чудным сюрпризом. Кроме того, вероятно, ВИЧ может быть не единственным цветком в букете, так что неплохо бы сдать на все, что можно. Решаю, что информация о том, что мы с девушкой не встречаемся и не спим, в данный момент не имеет значения. Пусть все выглядит так, будто мы в одной лодке. Денег эта клиника дерет не мало, зато доктора абсолютно тактичны, безукоризненно вежливы.

Следующий час мы не пересекаемся, медсестры водят нас из кабинета в кабинет. Худенькая девушка, которой на вид лет восемнадцать, и которая через минуту запихала мне ватную палочку в мочеиспускательный канал, улыбнулась и задорно подмигнула, когда я приспустил трусы. Она никак не выказала шок, увидев мои шрамы на животе, левом боку и в паховой области, что говорит о высоком профессионализме.

— Старые раны не беспокоят? — только сказала.

— Нет, все функционирует довольно неплохо. На данный момент.

Она серьезно кивает.

— Готово, молодец. Можешь одеваться. Если будут какие-то проблемы, приходи. Обсудим. У нас, кстати, работают очень хорошие психологи.

— Спасибо, буду иметь в виду.

Она говорит без сочувствия в голосе, и мне это нравится. На будущее, на всякий случай, запоминаю ее фамилию и имя, напечатанные на бейдже.

Освобождаемся мы около часа дня. Вера выглядит неплохо, улыбается, хотя и заметно, что нервничает. Некоторые анализы будут готовы уже через пару часов, но большинство — самые важные — только через неделю, поэтому мы договорились с врачом о встрече на следующий понедельник.

— Нужно будет отметить вечером, — говорю я, следя за выражением ее лица.

— Хорошая идея.

— Поедешь со мной в студию? Представлю тебя как ученицу, — говорю, гадая, как взбодрить и развеселить ее. — Буду фотографировать разврат: чужие сиськи-письки, — как говорит Арина. Обычно на съемки я никого не пускаю, но сделаю исключение. Тебе понравится. Тем более что семьдесят процентов женщин бисексуальны.

— Чтооо? Иди ты, Белов! — возмущается она до глубины души, смеется. Округляет глаза, упирает руки в бока.

— Ну а что? Я не шучу. Как раз проверим, относишься ты к задорному большинству или унылому меньшинству.

Мы садимся в машину.

— Не отношусь я никуда, — буркает, а щеки пылают огнем. Кажется, я кого-то случайно раскусил.

— Сегодня у меня Варвара Ради. Она очень хороша, — подмигиваю. — Просто секс. Ну же, решайся. Больше приглашать не буду.

— Нет, нет и еще раз нет! Тем более у меня работа. Добрось до метро, пожалуйста.

— Я тебя подвезу до ресторана. Как хочешь, — деланно тяжело вздыхаю. — Варя любит девочек, кстати. Мм?

— Прекрати!

— Тебе ее фото понравились, я заметил, как долго ты их рассматривала в прошлый раз.

— А тебе она как? — Вера сердится, хмурится, красная, как рак. Да что я такого сказал-то? Смеюсь, она серьезна, будто даже злится, но заметно, что тоже едва сдерживает улыбку. — Стояк не мешает работе?

— Я привык, — пожимаю плечами.

— И что, совсем-совсем не возбуждаешься во время съемок? Не встает даже? — она входит во вкус, развивает тему. Лучшая оборона — это нападение, ага. Полностью повернулась ко мне, глаза горят. Такая она мне очень нравится. Я бы сказал, слишком сильно.

— Ну-у. Я бы сказал, привстает, — смеюсь.

— Совсем чуть-чуть?

— Ага. Совсем слегка, — стискиваю ладонью ее колено, она тут же опускает руку на мою, но быстро одергивает ее, кладет рядом.

— Фу, как непрофессионально, — тычет в меня пальцем.

— Только не сдавай никому.

Эту тему мы еще некоторое время мусолим, затем я высаживаю ее у "Веранды", сам направляюсь в студию.

Но на этот раз у меня не встает, и даже не привстает. И съемка получается отвратной. Вряд ли удастся выбрать и пару фотографий спустя два часа каторжной работы. Нет, Варя прекрасна, как обычно, каждое ее движение, взгляд идеальны и фанатично отрепетированы. Беда во мне. Чем больше я думаю о предстоящей встрече с Артемом, тем сильнее злюсь. На подъезде к студии я едва не отменил съемку вовсе, потому что от нетерпения увидеть брата дрожали руки. Но следовало это сделать раньше, так как Марина к двум часам уже убила на модель кучу времени, готовя образ. Впрочем, к концу фотосессии понимаю, что стоило все же перенести планы. Ладно, наконец, я в машине. Честно, я себя контролирую. Понятия не имею, почему нарушаю скоростной режим.

Его "Ауди А5" брошена на служебной парковке у ресторана "Восток и Запад". Это очень дорогое и элитное место, поверьте на слово. Я знаю, кто делал дизайн — приглашенный француз с псевдонимом "RoseF", весьма известная личность в определенных кругах. Его работы, которые попадались мне во время учебы, повергали в трепет и восторг. А когда "Восток и Запад" только открыли, я ходил туда как в музей на экскурсию, чтобы набраться вдохновения и почувствовать себя бездарностью.

Ладно, я веду этот мысленный монолог только для того, чтобы немного отвлечься от предстоящей встречи. Обстановка заведения сейчас не имеет никакого значения, я приехал с другой целью.

Выхожу из машины, включаю сигнализацию и иду к парадному, богато отделанному входу.

После армии Артем поступил на какого-то там менеджера, а потом резко свернул в сторону ресторанного дела. Учился на повара вместе с Верой, даже поработал по специальности какое-то время, но в нем быстро распознали нетривиальные организаторские способности, которые намного выше, чем кулинарные, — уж поверьте мне, я рос с этим парнем в одной семье, и точно знаю — готовить он не умеет. Зато уже три года справляется с ролью управляющего в жутко дорогих заведениях.

Мой брат именно сейчас, в данную минуту, возможно, медленно умирает. И хоть он мне не кровный родственник, и мы редко общаемся, да и раньше не особенно дружили, точнее, продрались все детство так, что у каждого имеется пара шрамов от стычек, но я действительно его люблю. Он полная скотина, которая не уважает женщин и менее успешных, чем он, мужчин; самонадеянный жестокий придурок, который печется только о собственной заднице, прилично помотал нервы маме, принявшей его как своего и даже усыновившей. А занять место рядом с отцом шестилетнего ребенка ой как непросто. Я был слишком мал, чтобы что-то помнить о времени, когда мама ушла от отца к дяде Коле, но по обрывкам рассказов родственников кое о чем в курсе..

Захожу в просторный, искусно убранный зал, за столиками которого ведут неспешные беседы состоятельные люди. Ищу взглядом Артема.

..Так вот, я люблю его, как брата, несмотря на все косяки, и прямо сейчас продам все, что имею, если понадобятся деньги для спасения его шкуры, не задумываясь. И мое сердце кровоточит от понимания того, через что ему предстоит пройти. Я не слишком хорошо осведомлен в вопросах борьбы с вирусом иммунодефицита, доктор сказал, что расскажет нам обо всем в следующий понедельник. Если будет необходимо. Но предполагаю, что дело это непростое. И полного излечения не существует.

Я бы отдал все, что только мог, если бы было возможно спасти этого любвеобильного идиота, через которого баб прошло столько, что, ручаюсь, сам он лиц и половины не вспомнит.

Но вместо этого я, обнаружив его выходящим из туалета в дальнем, огороженном конце зала — нас здесь не видно ни работникам, ни гостям — подхожу близко и замахиваюсь. Он улыбается, в коем-то веке рад меня видеть, но прежде, чем успевает открыть рот, получает по морде. Со всей силы, вкладывая в удар всю злость от его безалаберности, бездумности, глупости, поставившей под удар его жизнь, а так же судьбу ни в чем не повинной хорошей девушки.

Он выше меня почти на голову, но так как не мог ожидать подвоха, падает, не способный удержаться, еще и ударяется своей безмозглой башкой о кафель.

— Ты что натворил, придурок? — срываюсь я, едва удерживая себя от желания хорошенько пнуть, пока он беззащитный лежит у ног, но уже начинает подниматься. Артем занимался боксом, да и крупнее меня. Другой возможности побить его не будет.

Артем вскакивает, толкает меня со всего маха, но я готов, делаю шаг назад и удерживаю равновесие, бью в ответ ладонями по его груди и, чудо, он снова падает.

Прекрасно отдаю себе отчет, что камеры в углах закутка снимают каждое движение.

— Мать твою, ты чего творишь? — пошатываясь, он вновь поднимается на ноги, готовый к обороне и атаке. Ладони сжаты в кулаки, тело мгновенно принимает стойку, но бить его больше я не собираюсь. Я ж не идиот, его руки длиннее моих. При равных условиях у меня нет ни единого шанса. Губа брата разбита, из носа течет кровь, щека быстро краснеет, распухает.

— Ты о существовании гондонов вообще в курсе?!

Я тоже в оборонительной позиции, наготове, если он кинется давать сдачи. Мы сверлим друг друга полными ненависти взглядами.

— Че, она уже поплакалась тебе? — брезгливо поджимает верхнюю губу, морщится. — Побежала вприпрыжку жаловаться? Почему к тебе-то?! — кажется, он поражен. — Вот шлюха, да еще и воровка! Советую пересчитать деньги после ее ухода!

— Черт, ты вообще осознаешь, что натворил?!

— Еще не до конца, — рычит он, ощупывая лицо, сосредотачиваясь на ране, видимо, понимая, что дальнейших нападений не планируется.

— Ладно, твоя жизнь, ты взрослый мужик, подыхай от чего выберешь сам. Но девка-то не виновата ни в чем! Любила тебя, детей от тебя хотела, ноги раздвигала, доверяя.

— Иди ты к черту, Белов. И так паршиво, ты еще с траханной претензией. Считаешь, я сейчас о ней беспокоюсь? Ты вообще в курсе, чего мне навыписывали гребаные врачи и о чем рассказали? Какая жизнь мне теперь предстоит, какое будущее ждет? Да об этой шалашовке я думаю в последнюю очередь! — выплевывает слова так, что слюни долетают до меня.