Но проблема, в общем-то, была даже не в этом. Главная и основная проблема заключалась в том, что приходящие из Полуденных Степей отряды с каждым годом наглели все больше, а денег на содержание Полуденной Засечной Черты отпускалось все меньше — грандиозный оборонительный комплекс ветшал не по дням, а по часам. Конечно, оставались ещё поселенцы — но эти разрозненные усадьбы сметет первый же хороший набег! По опыту всех войн со Степью, остановить набег степняков может только стена, о которую они и разобьют головы. А для того, чтобы такие набеги предотвратить, необходим большой поход в степь — как Всеслав-Волк ходил. Чтобы во всей степи никого выше тележной чеки не осталось! После таких походов степь умиротворялась лет на десять — пока мстители не подрастали. Но в Славгороде об этом будто забыли. Считая, видимо, что все ВСЕГДА будет идти так же, как сейчас — безо всяких приложенных к тому усилий.

Заканчивая эпическое описание уровня умственного развития самого Квашни и его ближайшего окружения, боярин спотыкался уже на каждом втором слове — хотя по всем правилам науки должен был уже давно лежать пластом. Тихий и почти холодный. Меня бы такой темп потребления практически чистого спирта свалил бы с ног ещё часа два назад...

Так что слава богу, что я потребляла не его.

Погоня боярина за непутевым племянником, начитавшимся "Бальдуров", "Оттонов", "Моргольтов" и прочих chansons de geste, в последние десятилетия ставших необыкновенно популярными среди золотой и позолоченной молодежи Слав-Царства, и отправившимся совершать подвиги во имя своей прекрасной дамы — которой тот объявил Марфу, дочь боярина Антипа Кашинского (боярин, будучи ветхозаветных правил, этой куртуазной чести не оценил — а ведь со своих поместий Кашинские выставляли одних только боевых холопов две с лишним сотни!) — завершилась уже три дня назад. Расколдованный Захарий отлеживался в поставленном на лесной поляне шатре, лелея затаенную обиду и следы, оставленные розгами отеческого "поучения", а боярин Одинец задержался на болотах. Теремок бабы-яги, теперь бабой-ягой вовсе не выглядевшей, послужил отличным убежищем от одолевших боярина забот — а гостеприимная хозяйка, вдобавок к волшебным способностям и потрясающей внешности, оказалась ещё и необыкновенно умна. А главное — патриотически настроена.

Воспользовавшись оказией, снизившей навалившуюся на меня нагрузку — при воеводе чародейка своих секретов не демонстрировала, так что кошки оставались кошками, статуи прятались в кустарнике, а вороны и совы сделались на редкость молчаливы — в день знакомства с опальным воеводой я наконец-то, впервые почти за месяц, как следует выспалась. Однако лафа кончилась уже на следующее утро. Свято место пусто не бывает — и вместо трех мохнатых "плеймейд" меня гонял боярин Одинец, которому возжаждалось с утра пораньше помахать сабелькой вострой. И что я скажу... он стоил всех трех сразу. "Мастерство не пропьешь", как говаривал, маясь похмельем, один из моих "сенсеев".

Так с тех пор и шло: по утрам и днем тренировки до седьмого пота, а после ужина — посиделки у самовара, неизменно заканчивающиеся отбытием воеводы наверх в совершенно зомбированном виде. Я решительно не понимала, на кой черт ведьме сдался мужик в таком совершенно неподъемном состоянии — разве что для того, чтобы, колданув от души, просто и грубо его использовать... Не-ет, все равно не понимаю. И, наверное, слава Богу. А я шла во двор и до изнеможения тренировалась в метании подходящих и неподходящих предметов — начиная с банальных ножей и кончая серпами, вилами и прочим сельхозинвентарем. Не знаю, какой из грозди висящих на моей шее ведьминых амулетов отвечал за развитие ночного зрения и координации движений "глаз — рука", но работал он на совесть — хотя до кошачьих стандартов я пока не дотягивала, но все же звездного света для меня теперь было вполне достаточно, и в мишень при таком освещении я попадала настолько часто, чтобы считать себя уже оч-чень продвинутой метательницей.

Кстати, что характерно. Среди метательного инструмента было практически все, что может встретиться по дороге — уже упомянутый сельхозинвентарь, разнообразные стамески, долота и прочие принадлежности маньяка-краснодеревщика, топоры и секиры — в ассортименте... Конечно же, ножи, кинжалы и прочие стилеты... А вот специализированного метательного вооружения — пластин, стрелок и шариков — не было и в помине. Хотя иное вооружение совсем уж дальневосточных образов встречалось здесь не так уж редко, как это можно было подумать. Ну, взять хотя бы те "китайские" мечи, которые, как я наконец-то вспомнила, назывались красивым звонким словом "цзянь"... А также кривые "дао" нескольких разновидностей, включая ту, что на длинном древке, тройка усатых стилетов, именуемых "сай" (у НАС именуемой — здесь их называли "норниковой троепалицей"), и даже одна нагината.

На четвертый день, после затянувшегося почти до полудня прощания, боярин отбыл. После расформирования воздушного наряда Большого Полка его бывший воевода получил известие об опале государевой и предписание покинуть столицу, что оставило ему два пути: в сельцо Голенищево, принадлежащее Кабановым-Ракитиным со времен ещё царя Святослава, или Боголюбово, родовое имение князей Стерхов, каковое Никон Савич опекал по случаю смерти князя Милодара вместе с женой Ефросиньей, в девичестве Кабановой-Ракитиной, произошедшей от Кровавой Горячки, эпидемия которой пронеслась через все Закатные страны полтора года назад... Как раз когда служивший по Посольскому приказу князь Стерх направлен был в славское посольство при дворе Симона IV Возлюбленного, эрцгерцога Тар-Фолта. Других родичей ни по "мечу", ни по "кудели" у Захария, Ольги и Арсения не осталось — об этом позаботились походы Всеслава Победоносного и совершенно закатных стандартов жизнь при дворе его сына.

Во-первых, Король-Часовщик — точнее говоря, управлявшие государем королевы — держал двор, где турниры и частные поединки были явлением настолько обыденным, что об этом не стоило даже и говорить. Царицы Велемира, Светлояра и особенно Аннабель считали любой праздник несостоявшимся, если при этом не устраивался хотя бы трехдневный турнир с гештехом, ренненом, пешим боем, бугуртом и меле, при каких-либо выдающихся событиях (а таких случалось не меньше двух — трех в год!) устраивался турнир, длившийся дней пять — шесть! А если бы "рыцари" Слав-царства проявляли такую же активность и энергию в защите государственных интересов, как в защите своей чести... В отличие от турниров, на которых строжайше предписано было придерживаться "Status Armarium" и использовать только "оружие мира", в поединках "рыцари" участвовали с боевым оружием — в результате этого Слав-царство ежегодно теряло две — три сотни воинов не последнего разбора, погибающих в идиотских боях, которые никому не были нужны! То есть абсолютно!

Во-вторых, королевы, как на подбор, обожали творения бардов, труверов, трубадуров и прочих поэтов-песенников, повествующих о галантной церемонной куртуазной любви, amour courtois, сердечных похождениях бравых рыцарей и подвигах, совершаемых ими в честь и защиту прекрасных дам. Баллады и любовные романы были, конечно же, не единственной причиной царящего при дворе легкомыслия — но одной из существеннейших. И помимо того, что за прекрасных дам, как известно, льется не только много песен, но и много крови... Существуют ведь ещё и всякие жидкости, как правило, без вкуса и запаха, существуют амулеты, начиная от вызывающих зубную боль и заканчивая настолько вредоносными, что их изготовление запрещено даже объявленной вне закона Гильдией Демонологов, существуют сглаз, порча и проклятие... Не говоря уже об обычной боевой магии, после применения которой от более успешного в любви соперника остаются только хлопья сажи на стенах или размазанные по потолку клочья замороженного до температуры межзвездного вакуума фарша.

В-третьих, существует такая вещь, как политика. И с проникновением в патриархальность Слав-царства нравов Закатных стран эта вещь стала вдвое более опасной, чем танцы на острие ножа над бездной, переполненной огненными элементалями. Конечно, до стандартов Ожерелья или Джевезы, где политические убийства давно уже были просто-напросто НОРМОЙ ЖИЗНИ, Славия пока не докатилась... Но делала громадные шаги в этом направлении.

Все это, совершенно лишнее для меня — по крайней мере, в НЫНЕШНИХ обстоятельствах — я вынуждена была слушать на вечерних посиделках. А сейчас оно засело у меня в голове как гвоздь, подключенный к радиоантенне, мучительно зудя и стараясь пробить себе дорогу. Ощущение, возникавшее у меня неоднократно и означавшее, что где-то там, в подсознании, зреет идея.

После отбытия Одинца жизнь на болотах вошла в свою колею — тренировки до изнеможения и никаких тебе развлечений. Чародейка, вернувшись в облик старой ведьмы, кажется, стала даже более требовательной — если только её не отвлекали клиенты, до того не отваживавшиеся сунуться в лес, где бродил в поисках неизвестно чего отряд в три десятка головорезов.

Свободное время — а его было очень и очень немного — я использовала на сведение в единое целое всех воспоминаний о книгопечатании. Воспоминаний, надо сказать, было немного — технической стороной дела я интересовалась даже меньше, чем прочими аспектами, а уж они меня привлекали не больше старого башмака со свалки. Единственное, что мне хотелось знать об отцовском бизнесе, так это какие книги моих любимых авторов он собирается издавать в ближайшее время. Ну и, конечно же, получить эти книги.

Однако книгопечатание само по себе было неспособно обеспечить необходимый мне РЫВОК — даже если бы я вспомнила о нем больше, чем когда-либо знал сам Гуттенберг вместе с Джоном Кэкстоном, Иваном Федоровым и иже с ними. И если производство совершенно необходимого для этого предприятия компонента — было бы очень трудно печатать книги без бумаги, верно? — особых трудностей доставить было не должно... То о первоначальном капитале этого сказать было нельзя. Для начала требовалась солидно оборудованная база для экспериментов, затем разработать и произвести оборудование для бумажной фабрики, типографское оборудование... Это должно было обойтись дорого. ОЧЕНЬ дорого... А уж если заказывать у...

Есть! Эврика! Будь я проклята!

Идея выбралась на поверхность моего мозга так внезапно и была настолько ослепительно-гениальна, что на мгновение я замерла, как под взглядом василиска — а очнулась от острой боли в животе. По которому вошедшая в азарт и не заметившая моего столбняка серая Дымка легко чиркнула самым кончиком сабли.

ПРИЮТ НЕКРОМАНТА

Местечко выглядело так, как положено выглядеть Главному Убежищу Злодеев в фильме ужасов с расширенным бюджетом на декорации и спецэффекты. Небольшое плато с притулившейся на нем крохотной деревушкой в полторы дюжины домов, когда-то явно блиставших достатком — но сейчас превратившихся в унылые полуразвалившиеся лачуги, стены которых были подперты бревнами, а гнилая солома на крышах то и дело топорщилась балками, торчащими подобно ребрам лежалого покойника, с которого частично слезло мясо. Было видно, что некогда процветающий городок давно уже превратился в город-призрак, из которого сбежали даже самые психованные жители, до последнего надеявшиеся на восстановление былого... Чем бы оно там ни было.

На господствующем над долиной утесе громоздился замок, о котором можно сказать только, что Мервин Пик признал бы его довольно удачным приближением к своему "Горменгасту": мрачная угрожающая громада, выстроенная из черного, отполированного непрерывным дождем камня, и со вкусом декорированная горгульями и художественными каменными черепами людей, нелюдей и таких тварей, с которыми вы не хотели бы познакомиться даже по телевизору. Вы вообще хотели бы не знать, что такое может жить на одной планете с вами. Или даже в одной с вами вселенной. Дождь и висевшая надо рвом зловонная мгла немного искажали перспективу, но, кажется, глазницы некоторых особо неприятных черепов мерцали, а из их разверстых пастей, оборудованных целым арсеналом клыков, валил дым. Немногочисленные окна были оснащены массивными решетками, похожими на литое чугунное кружево — но только если бы кружевница, внезапно сойдя с ума, вдохновлялась бы образами, которые нормальные люди, однажды увидев в ночных кошмарах, стараются забыть всю оставшуюся жизнь. Левая угловая башня выходящей на селение стены наполовину рассыпалась грудой обожженных и потрескавшихся камней, словно её разнесло взрывом. Вокруг донжона, где зловеще багровело окно, похожее на налитый кровью глаз циклопа, водили хоровод летучие мыши, летучие кошки и даже, возможно, летучие собаки — некоторые объекты были явно слишком габаритны для обычных мышей.

Сверкнула молния, вонзаясь в шпиль донжона, гулким грохотом раскатился гром.

Дождь припустил сильнее.

— Это здесь живет ваш... друг? Самое жуткое местечко из всех, что я когда-либо видела.

— Она не самая гостеприимная особа в мире, — ведьма, вновь преобразившаяся в Анастасию Вороний Грай, но одетая в соответствии с условиями, воспринимала местный климат стоически, хотя это именно он заставил нас подниматься в горы почти от самого подножия. И эти сутки были далеко не самыми веселыми в моей жизни: дорога, с каждым шагом делавшаяся все уже, извилистей, а затем ещё и круче, холодный дождь, полирующий черный камень утесов и превративший грязь под ногами в глинистое месиво, пудовыми комьями налипавшее на сапоги и скользкое, как улыбка царедворца, окаймлявшие дорогу истерзанные деревья с перекрученными, покрытыми мхом стволами и ветвями, изломанными, словно руки, в мольбе — или с угрозой? — тянущиеся к путникам... Наполненные странными тенями туманы в долинах и ущельях, узкие каменные мосты без перил, изогнувшиеся над бездонными пропастями и заканчивающиеся под низкими арочными сводами давным-давно заброшенных угрюмых сторожевых башен, небо, вечно обложенное низкими серыми тучами, жизнерадостными, как предсмертное проклятие...

Использовать здесь тот ковер-самолет, на котором мы добирались от самого болотного логова, было невозможно — духи воздуха, силами которых он двигался, были враждебны духам воды, поэтому из промокшего ковра они бы испарились со свистом и проклятиями. После чего сам ковролет и все его пассажиры, естественно, приобретают летные свойства утюга — с закономерным исходом в виде нескольких размазанных по пейзажу мокрых пятен.

— Ни за что бы не догадалась. Интересно, она сама оформляла дизайн или просто заказала что-нибудь в стиле Легендарного Проклятого Замка?

— Будешь смеяться, но это он и есть. Легендарный Проклятый Замок Орлоклюв и Проклятое Королевство Синего Орла. Здесь вскрыла себе горло королева Одри, а во-он с той башни бросился старый король Две Секиры. (Это была действительно мрачная история, включавшая Прекрасную Королеву, Старого Короля, Принца-Пасынка, влюбленную в него Злодейку, Младшего Принца-Пасынка и множество статистов, как злобных, так и добродетельных. В ней было больше трупов, чем во всех пьесах Шекспира, а по количеству рифмованного бреда она оставляла позади все произведения всех членов Союза Писателей СССР со времени его основания. Вдобавок, в ней была мораль! По этой книге ведьма учила меня читать по-славски.) Конечно, в те годы он выглядел несколько по-другому...