Волчий берег

Тогда Гордей смотрел в сторону друга, молча и коротко, и Всеволод невольно вздрагивал. Было нечто во взгляде друга неясного, необъяснимого, и Всеволод, считавший себя покровителем, старшим товарищем, повидавшем всё на своём пути, понимал, что здесь он ему не советчик.

* * *

Совет, конечно, уже разъехался, на месте оставался один Беляк. Давно уже звери собирались основать столицу, да место никак не могли выбрать, так и мотались вдоль границы. Оно и к лучшему — теперь самое время столицу строить, лишний раз о своём народе заявить. Надо только чтобы удобные дороги вокруг были к землям соседей и чтоб до границы не слишком близко.

Пора показать, что звериный народ — не безродные выродки неизвестно от каких родителей, что это отдельная, полноценная и многочисленная раса, ничуть не хуже других.

Нужно было раньше задуматься, но они оказались непозволительно доверчивы и недальновидны.

Прежде дивы занимались дипломатией, правда, как оказалось, всё больше себя хозяевами да владельцами земель выставляли, а звериный народ упоминали вскользь. Вот и вышло, что они теперь для всего мира чуть ли не обслуга, которую за ненадобностью хозяева-дивы на старом месте кинули, и непонятно, с чего это обслуга на имущество хозяев зубы точит?

В общем, пока столицу не выбрали, в Осинах был один из основных мест сбора совета. На первый взгляд — дом как дом, во дворе вечно какие-то парни околачиваются, да дерутся за высоким забором. Жители знали, конечно, что к чему, а проедь мимо чужак — ни за что не догадается!

Беляк вышел встречать Вожака на крыльцо, чему-то криво улыбаясь и кутаясь в халат. Гордей оставил друзей на кухне и не отдохнув, не перекусив с дороги, сразу отправился к советнику в комнату.

Признаваться было тяжело. Вроде ничего не сделал специально, ни в чём не виноват, а словно обидел кого. Слова как раскалённое железо из горла шли.

Оттого и общение вышло официальным. Стоя, склонив голову, Гордей объяснил причину своего возвращения.

— Вот и славно. — Ответил Беляк, сидящий перед ним на стуле. — Я услышал. Теперь расслабься. Хоть у тебя на лице обратное написано, но это добрая весть! Бог с ними, с людьми.

— Я не уверен... полностью не могу утверждать, что причина в душе. Ведь я не знаю точно, я не видел её, а разве так бывает, чтобы звало неизвестно к кому? Потому остаётся вероятность, что я просто...

Советник коротко отмахнулся.

— Не казни себя, Гордей и не сомневайся в своей силе. Это действительно душа, говорю, потому что сам видел — один мой добрый друг побывал однажды проездом на ярмарке в городе — и покой потерял. Потом волхвы сказали, что бывает, ты её, душу, саму не видишь, а запах чувствуешь, и этого хватает.

— Я никогда ничего такого не слышал.

— А откуда? Вы молоды, в такое время выросли, когда войной в воздухе пахнет, до подобного ли? А я старше, видел много, мне и ответ держать. Это она, Гордей. Дай-ка я тебя поздравлю. — Беляк поднялся и крепко обнял Вожака, а потом отвернулся, как будто стеснялся собственного лица. С наигранной радостью заговорил:

— У меня тоже хорошая весть. Горный король признал звериный народ хозяевами Тамракских земель, а твоего отца его законным князем. Подписан договор об общей границе. Они подтвердили наше право на землю.

— Звучит хорошо, но слова у наших соседей часто расходятся с делами.

— Не у горных. Их слово такое же крепкое, как скалы, выбранные ими для своего дома. Кроме того, горным в знак расположения отданы на разработку наши приграничные шахты. Всё равно мы в этом мало смыслим, они будут работать, а доход на двоих делить. Им хорошо, и нам хорошо — если сами под землю полезем, нас там как пить дать завалит! А не завалит — зверь с ума сведёт. Так что с одной проблемой из трёх мы, считай, разобрались. Лесные тоже притормозили, судя по донесениям, у них местные разборки, пробуют монархов нынешних то ли свергнуть, то ли казнить. Но некоторое время им будет не до нас. Остались люди. Тут без изменений.

— А наследство бога?

— Мы с твоим отцом так же неуверенны, что это поможет, — мягко ответил Беляк.

— Ясно.

— Видишь, как всё сложилось? А теперь иди, Гордей, иди. Я вижу, ты устал и проголодался. И больше не думай о слове, которое ты дал. Совет забирает его обратно. Никто не решится тебя обвинять, ни прямо, ни за глаза. Ни тогда, когда речь идёт о твоей душе. Понимаешь?

— Кажется, да.

— У вас не так много времени, но оно есть. Отправляйся и ищи. Отцу сам скажешь или мне написать?

— Сам.

— Тогда удачи тебе, сынок.

Гордей поклонился и вышел из комнаты, оставляя за спиной последнюю тяжесть. Теперь его улыбка была искренней и настоящей.

Глава 4

О ленивых мужьях и разных мимо шатающихся незнакомцах

Денёк выдался жаркий. Народу было мало, постояльцы после завтрака большей частью заперлись в комнатах и отдыхали. Детей не было совсем, так что Малинка помогала Глаше по хозяйству. Забегала иногда в магазин — влажные волосы выбились из-под косынки и прилипли ко лбу, на висках капли пота, но сестра довольна, сияет, словно пятак. И откуда силы берёт?

— Хочешь воды?

Несёт мне воду в вытянутых руках. В кухне подвал, куда воду ставят, чтобы охладить, оттуда и бегает.

— Да, спасибо!

Так как я на месте сижу, сил трачу меньше и в отличие от некоторых не похожа на мокрую мышь.

— Фух, жара.

Малинка бережно отдаёт мне воду и снимает косынку, обмахивается ею. Косынки мы надеваем только когда убираемся, чтобы волосы не мешали, так что мои волосы непокрыты и заплетены только наполовину, концы распущены, я, когда скучно, их рассматриваю, хотя ни за что в этом не признаюсь. У сестры волосы ровные и русые, а когда на солнце выгорают, вообще почти белые становятся, очень красиво. А у меня — словно у кошки облезлой, пятнами — то светлые, то русые, рыжеватые пряди тоже попадаются. Хорошо хоть тёмного цвета нет, совсем было бы плохо. И всё-таки, отчего они такие странные? У Малинки как у мамы, один в один. Я свои у отца, что ли, забрала?

Взгляд плавно перетёк на руку, где запястье обхватывал тонкий плетёный браслет. Сколько себя помню, браслет всегда на запястье был. Мама говорила, это мой талисман. Просила никому не показывать и никому не упоминать лишний раз. И никогда его не снимать.

Он на мои волосы похож, хотя сплетён из кожи. Но таких же оттенков. Когда Малинка родилась и подросла, мама и ей похожий сплела и надела. Это словно наш секрет — один на двоих.

Звонкий голос сестры раздаётся прямо над ухом:

— Скучаешь? Может, местами поменяемся? Я буду стул просиживать, а ты на чердаке уборку делать да на дворе матрасы выбивать?

— Не, мне и тут хорошо.

Тем более я знаю, что Малинка из вредности спрашивает, сидеть на месте ей было бы скучно. В ней столько энергии, что она взвоет, если заставить её стул просиживать.

А мне в самый раз!

И точно — вмиг унеслась, только каблучки по ступенькам застучали.

Тут дверь отворилась и вошли трое парней, что с Огнием раньше ходили. В этот раз без него. Он придерживался слова и больше ни разу не приходил. И хорошо. Любовь моя нежданная поутихла, только обиду после себя и оставила. Злопамятная я, совсем не умею прощать. Вначале переживала, что Огния обидела, ведь он первый, кто меня гулять позвал, а потом как-то само вышло, что обида уже на него появилась. Разве можно таким несерьёзным быть? Как будто ему всё равно, что я чувствую. Хотя так и есть — всё равно.

— ...загрыз троих. Говорят, ночью на стоянку напал, во сне сожрал.

— Они чего, так и не проснулись? Но как он успел? Ладно, одного во сне сожрал, а остальные как не проснулись?

— Да откуда мне знать?

— А ты пойдёшь загонять?

— Да. И ты иди, коли не трус.

Я, если честно, боялась, что друзья Огния будут приходить надо мною потешаться, но их больше занимал разговор. Что-то серьёзное случилось, они купили товар и ушли, даже лишний раз на меня не взглянув.

К вечеру ту же новость рассказала Глаша.

— Оборотень завёлся в лесу, сожрал троих охотников. Теперь мужики пойдут ловить зверюгу. Если людоеда не остановить, он на сладкое человеческое мясо так и повадится ходить, местных жителей жрать! Лютый хищник по соседству — хуже беды не бывает!

Мы переглядываемся.

— Настоящий оборотень?

— Да! С Тамракских земель пришёл, не иначе. С их стороны такие дебри, столько зверья там... да и сами они зверьё самое настоящее!

Хозяйка недовольна. Мнёт тесто для утреннего хлеба с такой злобой, словно бьёт его. Оно и понятно — какие могут быть гости, когда в Вишнянках оборотни народ грызут? Одни убытки.

— А... как это — зверьё самое настоящее? — Тихо спрашивает Малинка.

— Вы что, про оборотней никогда не слыхали? — У хозяйки аж глаза на лоб полезли.

Мы снова переглядываемся.

— Слышали, что живут такие люди-звери где-то на краю земли.

Глаша фыркает.

— Ага, щас! Если бы на краю! Не, они в Тамракских землях живут, всего-то два дня пути. От нас прямая дорога есть до самих их Осин, город такой торговый. В этом городе одни оборотни и живут.

— Как?! — Не сдерживается и восклицает сестра.

Не смотри Малинка, я сама толком не поняла. Осины? То есть мы же... Осины же в Тамракских землях. Выходит, мы были среди зверей? Вряд ли вокруг много городов с одинаковым названием на одинаковом расстоянии.

— И что? Оборотни в Осинах живут себе свободно?

— Ну да! Звериный народ. Дикий. Они же на вид как люди, не отличишь, пока не перекинуться и не нападут.

— Но... как же тогда оборотень, который в Вишнянках людей загрыз?

Глаша качает головой.

— Эх, вы, глупые! Ничего-то не знаете! На Тамракских землях дивы жили, да недавно уплыли прочь, нашли какие-то сказочные острова, где никто не будет их беспокоить. Остались после них звери одни, слуги их бывшие. Теперь без присмотру лютуют, людей да скот рвут. Раньше дивы их в узде держали, а теперь некому с ними сладить! Ой, не знаю, что будет, говорят, если совсем сбесятся, Великий Князь войска пришлёт их остановить. Тоже не даром, понятное дело.

Что-то не припомню я по дороге из Осин, чтобы кто-то лютовал. Деревни как деревни мимо проплывали, люди в них как люди — спокойные, опрятные, придраться не к чему. Оборотни по лугам не прыгали и скот не жрали. Дети бегали простые, веселые и здоровые, женщины ходили спокойные.

Непонятно.

— Вот и живём, каждый день за жизнь свою да за имущество боимся. — Вздыхает хозяйка. — Как пойдут с Тамракских земель разбойники грабить да убивать, мы у них первые на пути будем.

— А они пойдут? — Сглатывая, спрашивает Малинка.

— Они же звери! — Припечатывает Глаша. — Захотят чего-то взять — и возьмут, никого не спросят.

— А они все что ли, как этот... Ну, людоед?

— Кто их знает. — Глаша недовольно морщится. — Вроде говорят, зверь, если перекинулся и попробовал человеческого мяса, уже назад в человека обратиться не может, навсегда зверем остаётся. А может, всё не так — оборачиваются и жрут, кого хотят, а потом снова в человека — и не скажешь, что людоед перед тобой. Но я думаю, что не могут... Если уж людоед появился поблизости, не уйдёт, так и будет на четырёх лапах бегать и на людей нападать. После человеченки-то поди на сухари не перейдёшь!

Ой, нехорошо мне что-то. От жары, наверное, сопрела.

И правда, к вечеру в комнате легла, из открытого окна дует, жара отступила — и легче стало. Так и лежала до самой темноты, ни о чём не думала.

Малинка молока принесла с булкой.

— На, ешь. Чего на ужин-то не пришла?

— Что-то неохота есть.

— Ты бледная какая-то. Боишься чего?

— Нет вроде, — подумав, ответила я.

Малинка разделась, забралась в свою кровать. Задула свечу.

— Странно всё-таки это... про оборотня. Слышала? Мы же из Осин ехали — и ничего.

— Угу. Даже в голову не пришло, что там люди другие. Что они вовсе нелюди.

— И мне... Как думаешь, оборотней мы встречали?

— Конечно. Как иначе?

— Но раз никакой разницы... раз мы даже не заметили, что они не просто люди — отчего Глаша так их боится?

— Не знаю я.

— Странно это все.

— Угу.

Малинка вздохнула и, наконец, отстала.

Я ко мне сон долго не шел. Почему я не удивлена, что оборотни на самом деле есть? Просто мы не слышали, а так... раз колдуны есть, и чернокнижники, и лесные со своими завораживающими песнями, и горные, живущие поз землёй и в горе... отчего бы и оборотням не быть?

На рассвете, как мы после узнали, окрестные мужчины собрались и пошли оборотня загонять, но того, как говорят, и след простыл! Весь день ходили и вернулись несолоно хлебавши, уставшие и злые.

Тогда же староста Вишнянок и запретил по темноте женщинам и детям из дома выходить.

* * *

С дальней дороги бы отдохнуть, да ещё после плотного ужина, но Гордей не сидит на месте. Берёт куртку с вешалки, вынимает кинжалы, чтобы сунуть за пояс.

— Вы со мной?

— Чего тебя в ночь несёт? — Бурчит Ярый, но самому интересно, что дальше, поэтому, несмотря на слова, он спешно достаёт свои кинжалы. Конечно, без верхней одежды плохо, оружие увидит всякий встречный, но лучше, чем в душной куртке париться.

— Веди. — Гудит Всеволод, как только они выходят на улицу. Гордей закрывает глаза и стоит, принюхиваясь, его веки дрожат, а губы что-то шепчут.

— Может, разбудишь, когда надумаешь? — Зевает Ярый. Судя по слипающимся глазам, он действительно хочет спать, но уходить ему никто не предлагает. Гордей задумчиво делает первый, не очень уверенный шаг, потом второй — и они идут. По улицам, он сворачивает то туда, то обратно, возвращается из переулков и кружит вокруг домов. Время идёт, Гордей хмурится всё больше.

— Мы, кстати, тут проходили. — Ярый указывает на приметный забор. — И не раз.

— Вижу, — коротко отвечает Гордей.

— Так что, где она? Или ты не чувствуешь?

— Похоже, нет.

Гордей идёт дальше, но уже неуверенно, как ноги несут.

— Сосредоточься и вспомни, когда впервые ты почувствовал, что не на месте. — Советует Всеволод, пытаясь вспомнить что-нибудь полезное, что поможет поискам. Но ничего не вспоминается. Душу редко кто находит, поэтому и советов мало.

— Не помню. Не могу объяснить. Кто она, где? Не знаю. Просто чувствую зов, а куда, не пойму.

— Может, она не в Осинах?

Гордей резко тормозит, поднимая к другу лицо. Кажется, он не подумал, что душа могла быть в другом месте.

— Но я почувствовал это здесь, в Осинах.

— Давай подумаем.

Ярый кривится и отворачивается, всем своим видом выражая нежелание думать. Это, действительно, не по его части.

Гордей тоже оборачивается. Долго смотрит куда-то вдаль, не меняясь в лице. Этот взгляд как заколдованный, куда-то тянется... конечно, Всеволод решает проверить, что так заинтересовало Вожака.

Таверна. Та околица, где они уже были... были перед выездом. Точно так стояли на дороге, изучая окрестности.

— Ну я тупая скотина! — Стонет Всеволод, хлопая себя по лбу. — Осёл! Как я мог не понять?