Liberte (Книга 1. Главы 1-10)

Из медблока меня сопровождал дежурный сотрудник. На мой незамысловатый вопрос, куда мы направляемся в этот раз, я получил лаконичный и грубый ответ, весь смысл которого сводился к тому, что разговоры здесь не приветствуются и мне стоило бы помолчать. Всегда будучи рад следовать добрым советам я промолчал битый час, ожидая, когда меня соизволит принять хозяин кабинета у дверей которого меня оставил без личного присмотра мой нелюдимый провожатый. Мне уже начало думаться, что про мою скромную особу благополучно позабыли, когда дверь распахнулась и меня пригласили войти.

Владельцем кабинета оказался низкорослый неприятного вида мужчина с пустыми и какими-то неживыми рыбьими глазами. Апатично махнув мне в сторону стоявшего стула, он вернулся за стол и занял своё кресло.

— Меня зовут Отто Карсон. Я следователь Федерального бюро безопасности — представился он. — И мне передано в ведение Ваше дело. С этого момента наша беседа носит официальный характер, о чём я уведомляю Вас и прошу засвидетельствовать это надлежащим образом.

Одновременно с его словами у меня перед глазами всплыло подтверждение его личности и несколько официальных бланков, которые я незамедлительно бегло прочёл и отправил обратно, подтвердив, что ознакомился с ними.

Так началась стандартная процедура опроса, которую я уже проходил в госпитале и мне вновь приходилось отвечать на неизменную череду вопросов: "Назовите Ваше полное имя, дату и место рождения, гражданство, образование" и так далее. Однако постепенно по мере задаваемых мне вопросов наш разговор начал принимать совершенно иной и всё более неприятный для меня оборот.

Следователя интересовали какие-то странные и несущественные, на мой взгляд, мелочи. В частности:

— Ваше исчезновение из Хайтауна для всех Ваших знакомых явилось полной неожиданностью. Чем был вызван Ваш экстренный отлёт? — или, — Почему Вам было так важно занять место именно на лайнере "Лейкленд" вместо того, чтобы просто переоформить свой билет на следующий рейс. Почему в диспетчерскую службу космопорта на Танну поступило уведомление о Вашей задержке для прохождения регистрационных действий и кто был его инициатором?

Вдобавок, он спрашивал про то, что мне известно об инциденте, произошедшем в звёздной системе BD-3308, какие из запрещённых предметов врученных мне моим отцом были пронесены мною на борт "Лейкленда" и кому я должен был их передать, какое я имел при себе оружие, кто и с какой целью очистил бортовой журнал спасательной капсулы.

Я пытался возражать, но мои возражения отметались сходу. Я пробовал приводить убедительные доводы, но с каждым последующим вопросом он не оставлял от них и камня на камне. Я пытался взывать к его разуму, но, похоже, он имел отличное от моего представление о логике, считая ее, сродни казуистике. Вскоре я поймал себя на том, что начинаю оправдываться. Когда до меня дошёл этот очевидный факт я не выдержал и взорвался:

— К чему все эти измышления?

— Измышления Вы говорите? — и он уставился на меня своими холодными рыбьими глазами. — А как Вы тогда поясните следующие факты. Во-первых, абсолютно не знакомое лицо доверяет Вам, иначе говоря, первому встречному совершенно секретную информацию, которой не обладает большая часть сотрудников ФББ? Во-вторых, Вы получили на редкость удачное ранение в плечо. Обычно такие раны довольно опасны и чреваты осложнениями вплоть до потери двигательных функций конечности. Но Вам повезло — артерии не задеты, нервные связки практически не повреждены, кровопотеря и та оказалась минимальна. К тому же за Вами весьма неплохо ухаживали до того момента пока Вы не сдались властям. Счастливая случайность, не правда ли, Дэвид? Или может быть хорошо выполненный трюк для отвода глаз? В-третьих, Вы охотно делитесь подробными воспоминаниями. Достаточно полно описываете события. Весьма похвальное и достойное настоящего патриота рвение. Только пользы от этого нет абсолютно никакой и что ещё хуже в этом нет ни слова истины. Известно ли Вам что Ваш чип не содержит ни единого фрагмента записи подтверждающего Ваши слова?

Если на предыдущие вопросы мне было нечем сразу возразить, то аргумент на его последний вопрос у меня был:

— Офицерская прошивка моего чипа не была активирована, а гражданская версия не имеет подобного функционала. При всём своём желании я не имел никакой возможности делать записи.

Усмешка придала его лицу сходство с хищной рыбой.

— А Вашего желания и не требовалось. Чип каждого гражданина через неравные промежутки времени делает отрывочные записи, которые невозможно сфальсифицировать, затем архивирует их и хранит до момента передачи уполномоченным на то органам.

Ошарашенно я смотрел на него. Он говорил об этом так походя, что не оставалось ни малейших сомнений в том, что это является чистой правдой. А как же поправки к Конституции и неприкосновенность частной жизни? Конечно же мне приходилось не раз слышать различные шутки на тему того что с чипом ты никогда не одинок или делай это молча и с закрытыми глазами, но я всегда причислял подобные высказывания к образцам низкопробного юмора и не более. Также не всерьёз я относился и к его нелицеприятным прозвищам. Сам частенько используя в обиходной речи вместо официального термина — персональный чип с общерегистрационным кодом, его сленговые названия "решётка" (General Registration ID — общий регистрационный код, аббревиатура GRID — с английского: решетка, сетка) или "поводок", а то и того похлеще, но вовсе не задумываясь о том, что может скрываться под этими прозвищами на самом деле.

Следователь тем временем продолжал:

— Исходя из результатов проведённой экспертизы, Ваш чип имеет следы стороннего вмешательства, которое могло быть осуществлено только специалистом высокой квалификации при наличии соответствующего оборудования. Подобное вмешательство осталось бы незаметно в ходе любой стандартной проверки. Также Ваш отец является владельцем фирмы получившей федеральный контракт на установку и обслуживание данного вида электронных устройств на Вашей родной планете, причём единственным, кому было предоставлено это право. Надо полагать это ещё одно маленькое стечение обстоятельств?

Я молчал, не зная, что и как правильно следует ему ответить, но он и не ожидал моего ответа.

— Всё что Вы говорите, Дэвид, одна большая ложь, но вскоре я получу от Вас правду и чем быстрее Вы сами расскажите её мне, тем лучше будет для Вас. Вы ещё молоды, неопытны и я охотно поверю в то, что Вас использовали в "тёмную" или обманули, втянув в ненужные и опасные игры, которые неожиданно для Вас самого привели к ужасной трагедии и гибели невинных людей. Но, так или иначе, по неведению или злому умыслу их кровь на Ваших руках. Поэтому заканчивайте лгать, Дэвид, мы знаем уже достаточно и упорствуя, Вы делаете хуже только самому себе.

Собрав разбегающиеся мысли, я попытался противопоставить ему хотя бы что-то, задав ответный вопрос:

— Кем же тогда, по-вашему, являлись те кто стрелял в меня, убил баронессу де Хардинес и судя по всему, пытался захватить корабль, а когда их попытка претерпела фиаско, взорвал его?

— Плодом Вашего воображения, отвлекающим манёвром, дезинформацией, которую Вы должны были внедрить в ФББ, одновременно примешав к ней для пущей верности совершенно секретные сведения. Только эти уловки бесполезны. Нам прекрасно известны деструктивные методы врагов Федерации и их наймитов, а также старания создать видимость внутреннего сопротивления или борьбы мнимых оппозиционных сил внутри нашего государства. Вы стали марионеткой в чужой игре, Дэвид. Нам уже известно почти всё и дело осталось лишь за малым. Взгляните на визор.

На экране визора возникло изображение казённого помещения неуловимо похожее на то, в котором сейчас находился я сам. На стуле в центре помещения сгорбившись, сидел мужчина, руки он держал перед собой на коленях, судорожно сцепив ладони сплетёнными пальцами. Голос за кадром произнёс: "Назовите Ваше имя", голова человека дернулась, и он поднял лицо. К своему ужасу я узнал в нём своего отца. Следователь тут же включил паузу.

— Вы узнаёте этого человека?

— Да, это мой отец, Джефф Брэнсон. — мой собственный голос доносился до меня глухо будто бы со стороны.

— Хорошо, тогда продолжим, только опустим лишнее и перейдём сразу к сути, — и воспроизведение продолжилось с другого фрагмента.

Отец сидел, как и прежде застыв в нелепой полусгорбленной позе. Лицо его было поднято и обращено прямо перед собой, от чего создавалась иллюзия того что он смотрит на меня. Без сомнения, это был он, мой родной и горячо любимый отец, человек которого я знал с самого своего рождения, чьи мельчайшие привычки и манеру речи я изучил досконально. Я мог безошибочно определить какое у него настроение по одному сказанному им слову и понять одобряет ли он услышанное, только увидев, как он изогнул бровь. Нет, он не был так предсказуем, просто за все проведённые вместе годы я слишком хорошо изучил его. Это был мой отец, но таким я никогда не видел его. Он был будто бы мёртв. Ничего не было в нём от того человека, которого я знал всю свою жизнь. Ни одной знакомой мне черты. Словно с его лица стёрли все человеческие эмоции, оставив бесчувственную маску манекена. Его глаза невидяще смотрели в никуда. Голос и тот был неестественно выхолощенным и лишённым эмоций, как у коммуникатора Алиты оставлявшего без внимания все нюансы её речи и выдававшем только сухой перевод. Нормальный человек, пребывающий в своём уме и добром здравии, не будет настолько бесстрастно излагать то, как был завербован и вступил в связь с представителями Имперской разведки, вовлекал в преступную деятельность других граждан Федерации и предавал свою Родину, передавая её врагам сведения, составлявшие государственную тайну. Я слушал и не мог поверить не единому слову, он оговаривал себя, но почему?! Всё это находилось за гранью моего понимания.

Как только на записи прозвучал вопрос о моей причастности, следователь тотчас же выключил визор.

— Теперь Вы лично могли убедиться в том, что мы располагаем всеми необходимыми сведениями. Дэвид, даю Вам последний шанс и от того что Вы мне скажете, будет зависеть Ваша дальнейшая судьба.

— Мне нужен адвокат.

— И Вам его обязательно предоставят.

Я полагал, что здесь он будет юлить, но следователь был обескураживающе спокоен. Его непоколебимая уверенность внушала мне больший страх, чем все нагромождённые им обвинения. Внезапная мысль пронзила меня и придала мне надежды. Кажется, я нашёл выход. Как же я не додумался до этого раньше.

— Я хочу пройти обследование на детекторе лжи!

— Законное требование. Хотите прямо сейчас?

Я, было, кивнул в знак согласия, но увидев, что следователь всё также вопросительно продолжает смотреть на меня, сообразил, что требуется моё голосовое подтверждение. Стоило мне ответить: "Да" как в кабинет вошёл мой прежний сопровождающий, хотя теперь уже, скорее всего — конвоир. У меня возникло стойкое ощущение того, что все мои шаги были уже заранее просчитаны и всё идёт в соответствии с распланированным кем-то сценарием. Мне лишь остаётся безмолвно ожидать своего часа, дабы узнать, какая роль отведена мне в нём.

Наученный горьким опытом я молча проследовал под конвоем до медблока, механически отметив про себя, что входная дверь в него не имеет характерной маркировки. Передав меня в ведение медперсонала, мой страж не удалился. Под его равнодушным взглядом я по требованию медиков разделся догола и занял ложемент в странном устройстве, внешне напомнившем мне вертикально расположенную криогенную капсулу. Никогда ранее я не имел возможности видеть воочию, как выглядит настоящий детектор лжи. В моём представлении при его упоминании рисовалось ультрасовременное кресло, подобное тому, в котором мне довелось побывать немногим позже своего совершеннолетия, в тот памятный день, когда мне впервые монтировали мой персональный чип. Однако, моё суждение впрочем, почти как и всегда основывалось на домыслах, просмотренных головизионных передачах, фантазиях и фильмах. Реальная жизнь в последнее время неоднократно доказывала мне ошибочность моих представлений об окружающем меня мире. Отчего бы и детектору лжи не выглядеть иначе чем я того ожидал?

Я нисколько не сомневался в результатах, которые покажет это устройство, подтвердив то, что я говорю правду и разрушив всю абсурдность выдвигаемых против меня обвинений. И, тем не менее, по мере проведения подготовительных процедур во мне нарастало тревожное, гнетущее чувство беспокойства.

Не смея прекословить, я неукоснительно выполнял все полученные указания. Ненамного развёл руки от тела, позволив жёстко зафиксировать их в таком положении. Обхватил ладонями металлические приспособления похожие по виду и форме на ручные динамометры и по требованию на пробу несколько раз поочерёдно с усилием сжал каждый из них. Они так и остались в моих руках после того как фиксаторы плотно обхватили мои запястья. В довершении всего один из медиков вставил мне в рот большую и неудобную резиновую капу, широко до боли раскрывшую мой рот и вдавившую язык к нижней челюсти. Необходимость последнего приготовления была мне совсем неясна. Как же теперь отвечать на вопросы или может я опять чего-то недопонимаю? Не успел я толком удивиться этому обстоятельству, как передо мною захлопнули крышку капсулы, оказавшуюся совершенно непрозрачной и я очутился не только обездвиженным, но и запертым внутри, отрезанный от всего внешнего мира в абсолютной темноте. Это было неожиданно и неприятно, но не ввергло меня в панику. По сути это отчасти напоминало учебные тренировки по пребыванию в одиночестве в замкнутом пространстве или скафандре, а с ними я всегда справлялся на "отлично". Поэтому постарался максимально расслабиться, насколько это было возможно в моём теперешнем положении. Закрыл глаза, выровнял дыхание, попытался заставить себя не думать о насущных проблемах и своём тягостном положении. Я смог оставаться относительно спокойным ровно до того момента пока темнота не сделалась абсолютной настолько, что буквально секунду назад я и не мог об этом подумать. Поначалу я даже не сообразил, что же произошло. За все последние девять лет с самого первого момента включения моего чипа я не оставался без его успокаивающе светящегося перед моими глазами интерфейса. Никогда! Никогда и нигде! Будь то оживлённая аудитория Академии или мимолётный тет-а-тет с очередной пассией или одиночество спасательной капсулы затерянной в безлюдной системе; моим неизменным спутником всегда был он. Помогая, развлекая, подсказывая и направляя. Он будил меня по утрам, под наигрываемые им успокаивающие ритмы я иногда засыпал. Большей частью через него и с его помощью происходило моё общение с окружающим меня миром, людьми, вещами. Его неосязаемое, но зримое присутствие настолько вжилось в меня, что казалось, является уже неотделимой и неотъемлемой частью меня самого. Однако сейчас куда бы я ни повернул свои глаза, непроглядная темнота окружала меня. Интерфейс погас и вслед за этим раздался громкий голос, раздражающе резанувший мой слух: