Заклёпки и бабочки

— Ты слышал, Ивич, школяры второй весны у нас, оказывается, уже старшими себя мнят? А мы тогда кто? — С ехидцей поинтересовался крепыш у товарища.

— Видимо, совсем уж пеньки замшелые, разве что мха на нас не столь изрядно наросло, как на наших наставниках. — С деланным огорчением вздохнул рыжий. И нарочито сочувствующим голосом спросил у толстощёкого: — Что, жирдяй, и тебя не учили старшим дорогу уступать?

Задира вспыхнул, как маков цвет и, буркнув в сторону Дюша "плакса-девица", умчался к трапезным столам, благословлённый в путь подзатыльником крепыша.

— Плакса? — Названный Ивичем обращался теперь к Дюшу. — Хм. А ведь и впрямь глаза у тебя на мокром месте. Что, сильно он тебя приложил?

— Пустое. А глаза... Это я с отцом надысь прощался, вот и не просохли покуда. — Потупился Дюш.

— Так тебя только что привезли? То-то я смотрю, что лицо мне твоё незнакомо... Позволь полюбопытствовать, а на кого ты учиться здесь собрался?

— На мехуса! — С достоинством отчеканил Дюш.

— На мехуса?! — Переспросил Ивич. — Ты смотри-ка, Слав, а ведь нашей сотни прибыло! Ну что, господин будущий мехус, из новиков ты первый по этой осени прибыл, а отдельный стол для вас, зеленушек, покуда не накрывали. Посему милости прошу к нашему застолью.

Ивич сделал рукой широкий приглашающий жест, сопровождаемый недовольным хмыканьем Слава. И рассмеялся:

— Да не волнуйся Слав, не объест тебя сей птенец, ибо просто не сможет при всём желании: у него утроба вполовину твоего кулака.

Но Слав не собирался подвергать себя риску голодной смерти. Он вернул дежурному половому поданный тем чугунок с полбой, и собственноручно взял взамен с его тележки другой, на треть больший по размеру. "Не видишь, у нас пополнение и едоков больше стало?" Половой сравнил взором чугунки, смерил взглядом мелкую фигуру Дюша и дёрнулся было возмутиться подобным самоуправством. Но, оценив бицепсы Слава и размер его кулаков, счёл за благо молча удалиться. Хотя не отказал себе в удовольствии состроить презрительную гримасу. Естественно, вначале отвернув лицо от Слава.

— Итак, господа мехусы, дозвольте представить вам нашу юную смену. — Торжественно начал Ивич и замешкался: — Как там, бишь, тебя прозывают-то?

— Дюш.

— Давай, Дюш, садись за стол. Да не робей, черпай школярскую кашу полной ложкой.

Появление нового лица собравшаяся за столом компания восприняла довольно равнодушно, а вот к проказе Слава отнеслась восторженно. После шумного одобрения проделки было решено добычу немедленно употребить по назначению, пока половой не успел нажаловаться дежурному по трапезной. Ибо с того станется послать за кем-нибудь из наставников, а тогда жди головомойки. Так что некоторое время за столом царила гробовая тишина, нарушаемая лишь частым стуком ложек о чугунок.

— Хлеб да соль, отроки!

Как внезапный порыв ветра пригибает к земле высокую траву, так неожиданно раздавшийся за спиной голос Гавра заставил обедающих разом втянуть головы в плечи. Испуганно забегавшие глаза сотрапезников красноречиво поведали Дюшу, что сейчас старшие ребята уже не столь высоко оценивают выходку Слава, как парой минут ранее.

— Смотрю, наши озорники уже пополнением обзавелись, даже новика на свой кошт приняли?

Не в силах ещё больше втянуть головы, мальчишки целиком начали забираться под столешницу, столь велико было охватившее их желание стать незаметными.

— Слав! — обратился Гавр к вожаку компании.

— А что Слав? Чуть что, так сразу Слав! Я что, всегда за всё в ответе?! — привычно взвился крепыш. Судя по скорости выданной им фразы, оправдываться ему перед наставниками доводилось очень часто.

— Слав тут ни при чём, это я новика привёл. — поднялся с лавки понурившийся в ожидании разноса Ивич.

— Ты? Молодец! А я как раз собирался просить кого-либо присмотреть за мальцом. Ну, раз ты сам взялся приглядывать, то так тому и быть.

Ответом был тяжкий вздох Ивича, осознавшего неподъёмный вес взваленного на него поручения. Да лучше двор весь день мести, чем отвечать за непоседливую малышню!

Пусть не с первого дня, но школьная жизнь Дюшу понравилась. С утра, сразу после завтрака, юнцов первой весны вели в классы на свидание с бумагой, чернильницей и наставницей по словесности госпожой Ралой. Хоть Дюш и недолюбливал этот предмет, но, спасибо дядьке Криву, обучившему его основам грамоты, в словесности он поначалу немного опережал своих сверстников, а скатываться в отстающие ему показалось недостойным. Вот и поднажал на учёбу, да так, что госпожа Рала втихую начала гордиться своим учеником. Впрочем, на требовательности наставницы эта симпатия не сказалась никак. Вернее, сказалась, но наоборот — первые три весны Дюш вполне искренне считал, что учительница его за что-то невзлюбила и при каждом удобном случае придирается, выискивая в его ответах малейшие неточности.

Затем шли уроки "истории державы Борейской и развития ремёсел в оной", которые нравились Дюшу гораздо больше. Яркие, образные рассказы наставника Фаля о зарождении единого государства в центральных землях, о его дальнейшем расширении на восход и запад иллюстрировались современными копиями со старинных гравюр и отменно дополнялись живым воображением отрока. Интересу Дюша к делам давно минувших дней способствовали методы учителя: Фаль старался не отделять историю ремесла от общей, а преподавать всё в комплексе, не обходя вниманием даже географию. Например, на вопрос "почему для прокладки дорог нанимали заморских франов, а не сами прокладывали" отвечал весьма развёрнуто. Дескать, дороги в Борее не строили потому, что в повседневной жизни они были в общем-то без надобности, поскольку простым людям вполне хватало бесчисленных рек и речушек. Летом на плотах и лодках, а зимой на санях по ровному, гладкому льду добраться от одного поселения к другому большого труда не составляло. И пусть те реки из-за равнинной местности петляли хлеще упившийся бражкой змеи, пусть путь по воде от села до лежащей в десяти верстах деревеньки отнимал полтора-два дня. Пусть долго, зато надёжно. Время тогда большого значения не имело, а торопливость у пращуров была как-то не в чести.

А вот когда набеги туманников стали реальной угрозой для державы, когда возникла необходимость в быстрой переброске войска с одного места на другое — чего по рекам сделать было нельзя — тогда и появилась необходимость прокладывать прямые, мощеные дороги с возведением мостов и обводных каналов. Только кто их будет строить? Нет, кому камень ломать, кому лопатой землю рыть найдётся, а вот как возвести мост, как проложить крепкую дорогу через болотину — таких знающих людей в Борее не сыскалось. Пришлось идти на поклон к франам. Так что платили заморским мастеровым не столько за труд, сколько за опыт каменного строительства.

Или другой случай на одном из уроков Фаля. Наставник тогда рассказывал о механических театрах и автоматонах, в искусстве создания которых франские часовых дел мастера достигли небывалых высот. Дюш тогда здорово удивился, что всё это искусство так и осталось игрушкой для богатых, никак не отразившись на жизни простого люда. Да что там говорить, если во всей просвещённой Фране до сих пор не было создано ни одной паровой машины, тогда как в Борее одних чугунок уже три и ещё две достраиваются! Причём, это если считать только крупные, двухколейные, протянувшиеся от города к городу, потому как мелких — заводских да рудничных — вообще не счесть. Да что там чугунки, если ныне паровики в полях и на дорогах уже не вызывают былого изумления у зевак, а становятся столь же привычными как волы или лошади!

Удивился и спросил у наставника — почему так? Фаль объяснил. Оказывается, тут та же самая причина, по которой в Борее пращуры не строили дороги. Просто незачем. Франам вполне хватает водяных колёс для мельниц и кузней, а чугунки... Гористая та Франа, сплошь холмы да высоты, меж которыми любой клочок ровной земли был давным-давно занят полями или жильём. Там даже города, и те со временем разрастаются только вверх по горным склонам, потому как иного свободного места нет. Что же касается механики, то простой народ Франы её не понимал и не понимает, подозревая в ней чуть ли не происки нечистого.

Тогда как борейцы издавна были хорошо знакомы с механизмами. Пусть с простейшими, зато сталкивались они с ними в повседневной жизни регулярно. Взять те же мельницы. Ведь молоть муку нужно было во все времена, и до появления паровых машин тоже. Ручной же меленкой много зерна не перетрёшь, а лошадей к жернову не пристегивали — у рачительного хозяина для савраски завсегда полно иных, более важных работ. Про водяные мельницы в Закатном крае разве что слышали краем уха, ибо реки тут хоть и раздольные, но течение в них медленное, и провернуть колесо с тяжелым жерновом они не могут. Зато дующего с моря ветра над Закатной равниной вдосталь. Потому и крутились ветряки почитай у каждого крупного села. А что такое мельница с точки зрения механики? Это одновременно и угловая, и понижающая передача разом. Да с деревянными зубчатыми колёсами, а не с металлическими шестернями, но ведь суть-то одна. Потому-то и воспринял борейский мужик огненную машину как диковинную, но дюже полезную для народа придумку.

Много интересных вещей рассказывал на своих уроках наставник, но Дюш всё равно каждый раз с нетерпением ждал звонка — после занятий у Фаля был обед, а значит скучноватая часть дня заканчивалась и наступала самая любимая. Сначала шло обучение в мастерских. Как правильно работать напильником, как распилить, обточить, закалить, отлить металл, как стоять у станка, чтобы не попасть рукой под резец или того хуже, не влезть под уходящий к потолку приводной ремень — всё это ребятам объясняли наставник Густ. Спустя два часа ученики шли из мастерских в соседнее помещение, в машинное царство Гавра. Вот тут Дюш оказывался поистине на седьмом небе от счастья! Ему было всё равно, что делать — любую порученную наставником работу он выполнял с наслаждением, будь то очистка деталей машины от загустевшей из-за жара смазки или замена прохудившихся уплотнений. Мальчишке паровая машина казалась живым существом, любое прикосновение к которому наполняло грудь благоговейным восторгом. И Хорс свидетель, звонок об окончании урока Дюш каждый раз воспринимал с досадой.

Затем был ужин и долгожданное личное время после него. Свобода! А её Дюш ценил больше всего на свете. Хочешь, иди на школьный двор и там всласть покидайся снежками со сверстниками, а нет, так вливайся в ватагу школяров и гуляй по городу. Только присоединяться следовало к старшим ребятам, потому что каждая встреча с местными мальчишками непременно заканчивалась дракой. До крови старались не доводить, но синяками и ссадинами обе стороны наделяли друг друга не скупясь. Окажись малорослый Дюш на улице в компании таких же как он учеников десятой весны от роду, и быть шнуркам битыми. Щеголяй потом иссиня-чёрным бланшем под глазом...

(шнурками местные мальчишки называли школяров, от сокращения ШНР — Школа Наук и Ремёсел)

А если на дворе мороз трещит или вьюга воет, то можно сбегать в книгохранилище и в тепле полистать подшивки "Вестника о новых придумках борейских и заморских розмыслов". Днём-то к ним не подступишься: то уроки, то кто-нибудь из окрестных мастеровых их листает, ищет для своего дела подходящее. Ещё со времён государя Дитра II так повелось, что всяк придумавший что-нибудь новое, слал в столицу подробное описание придумки, за что получал некоторое вознаграждение. Затем издавались и рассылались во все края Бореи книжицы, содержащие краткие описания всех появившихся в последнее время новинок. Если кто-то находил в них полезное для своего ремесла, то слал прошение прислать ему полное описание придумки. А если использовал у себя присланные сведения, то отчислял от дохода небольшую сумму, шедшую автору придумки. И, чем востребованнее оказывалась сия новинка, тем больший доход приносила она изобретателю. Наставник Фаль на одном из уроков упомянул о розмысле, который придумал химическую смесь для запального пистона, благодаря которому отпала надобность в оружейных фитилях и кремнях. Этот пистон даже приняли для выделки на казённых заводах, что озолотило не только самого розмысла, но и всех его потомков аж до второго колена!

А если нет желания рыться в залежах печатной мудрости, то можно сбежать в мастерские, где по вечерам всегда многолюдно. Ещё бы, ведь вечерние мастерские отличались от дневных несказанно! Днём это были учебные классы, а вечером они превращались в клубы по интересам. Любые станки, верстаки, тиски, инструменты, медь, бронза, сталь — всё это богатство оказывалось свободном распоряжении учеников. Только твори. И Гавр с Густом, тут же коротавшие вечерок за трубкой и стаканчиком с игральными костями, сейчас представали не в образе строгих наставников, а были скорее старшими, опытными товарищами, к которым всегда можно подойти за советом как ловчее сделать то или это. Конечно, игра в кости сама по себе весьма азартное занятие, но мастера как-то умудрялись совмещать подсчёт выпавших очков с наблюдением за подопечными и направлять неуёмную мальчишескую энергию в мирное русло.

Например, однажды первый школьный озорник Ивич ухватил ровный кусок медной трубки, вложил в неё туго скатанный бумажный шарик и что есть силы дунул в трубу. Через минуту вся мастерская была охвачена перестрелкой.

— Ивич, слушай, а вот мне интересно, та бумага только по ровной трубке пройдёт или по изогнутой тоже? — задумчиво спросил Гавр, закидывая в стаканчик два не сыгравших кубика для нового броска.

Оказалось, бумажный шар пройдёт и по гнутой трубе, только дуть нужно сильнее. С выпученными от усердия глазами, покрасневший от натуги Ивич всё-таки смог переправить по трубе бумагу с запиской из одной мастерской в другую. После совместного критического разбора было решено:

А. Задумка интересная и дюже полезная, поскольку позволяет обходиться без поиска посыльных. А сие порой бывает весьма затруднительно.

Б. Записку следует защитить от трения о стенки трубки, иначе бумага быстро пачкается и лохматится. Стало быть, нужна какая-то капсула из металла.

В. Дуть должна машина, потому как никакой дыхалки не хватит переправить записку из главного здания школы в соседние постройки.

Через месяц ученики связали все главные помещения школы системой воздуходувной почты, причём почти все её части были придуманы и изготовлены ватагой записных шалопаев Ивича. Ну, конечно, с небольшой помощью наставников. Ну, очень небольшой. Надо ли говорить, что никаких проказ в этот месяц в школе не случалось, как и драк с местными? Думаю, не стоит. Зато как гордился Ивич своим творением! По два раза на день он оббегал раскинувшуюся по школьному двору сеть трубопроводов, проверял, не разболтались ли где-то крепления, не травит ли воздух в соединениях, вдосталь ли смазки в сжимающем воздух насосе. Но от насоса его сразу же в шею гнал Дюш, на правах создателя не менее ревниво относившийся к собственному детищу. Что же до письма в "Вестник о новых придумках", то его писали чуть ли не всей школой.