Тропой лекаря - обновление

Нет комнаты, засыпанной алыми розами? Все, это не любовь!

Но ведь и шипов в пятках тоже нет. И кто знает, что дороже для человека — купленные, пусть даже за большие деньги, розы, в которые не вкладывается души, или поддержка в нужную минуту? Подставленное плечо, разделенное бремя...

Тут уж каждому свое. Но если человек готов променять чувства на красивые жесты, то чувств он и не стоит.

Жестов ему за глаза хватит.

— Любит — это хорошо. Ты присядь, отдохни... Выпьешь со мной?

— Вишневый компот, ваше величество?

Эрик фыркнул от всей полудемонской души.

— Не угадал. Клубничный.

Эта картину не стоило показывать никому из придворных, да и по соседним королевствам рассказывать не стоило бы. Но маг и король от души хохотали, едва не грохнув графин с компотом. Нервы требовали своего...

И объяснить, над чем они смеются, присоединившемуся Алонсо, они были просто не в силах.

Канцлер посмотрел, вздохнул, и принялся разливать компот. Разольют ведь... а долг хорошего канцлера позаботиться о своем монархе... ведь дохихикается, бедолага.

Да, у демонов тоже бывает икота. Диафрагма-то у них точно есть.

* * *

Когда я открыла глаза, за окном было темно.

Я лежала в большой комнате, на кровати под балдахином, на столике рядом горели свечи, а в кресле, в паре шагов от меня, сидел Рамон Моринар и читал книгу. То есть держал — за пару минут, потраченную на разглядывание окружающей обстановки, страницы не шелохнулись.

Я тихо кашлянула.

— Эммм...

Сказанного оказалось достаточно. Книга полетела в сторону, а Рамон опустился на колени рядом со мной.

— Вета!

И столько было в этом слове.

Волновался. Переживал, нервничал, сидел рядом, хотя мог бы поручить это служанкам...

— Я жива?

Не очень умный вопрос, но имея дело с некромантом лучше узнать заранее, человек ты — или уже зомби, к примеру. Марта ведь била в грудь, если она не промахнулась, я сейчас должна уже гроб осваивать.

— Марта промахнулась. Ты получила серьезную рану, потеряла много крови, тебе придется полежать пару недель в кровати, но жить — будешь.

— Это хорошо. А шрам останется?

Рамон от души расхохотался.

— Нет. Специально поговорю с магами, но не должен.

— Спасибо.

Не то, чтобы это было определяющим, но шрама не хотелось. А Рамон посерьезнел.

— Вета, почему Марта напала на тебя?

— Она узнала, что я убила Терри, — честно призналась я.

— Те... ее мужа.

— Да.

— Он напал первым.

— Для нее это не имело значения. И обидно... в другое время я бы смогла соврать, но после похорон, когда я вся на нервах, вся в расстройстве чувств... подловили, как девчонку.

Рамон погладил меня по волосам.

— Главное — ты жива.

— А Марта?

— Нет.

Горевать я не стала. Поделом. Но...

— А Терри? Малыш?

— Он сейчас у Линетт. И его величество собирается сменить ребенку и имя, и род.

— Зачем?

— Потому что род известен храмовникам. А имя... стоит ли малышу повторять судьбу его отца?

Не стоило. Определенно.

— И... что?

— Думаю, что я попрошу тебя признать моего бастарда. Ты ведь не согласишься расстаться с малышом, верно?

Я задумалась на пару минут.

Рамон был полностью прав.

Не соглашусь, и в чужие руки его не отдам. Это маг жизни, и только я знаю, как его учить, чему, что развивать, на что обратить внимание... и я не дам сделать из него марионетку!

Бастард...

Это бывает. Любой благородный нет-нет, да и свильнет на сторону, иногда и с последствиями. А признавать их — или нет...

В свете такого не одобряют, но иногда, если бастард получается сильным магом, или если от этого будет какая-нибудь выгода, ребенка могут признать. Правда, жена становится посмешищем, но тут уж многое зависит от всей семьи.

Кто будет смеяться над Палачом, я не представляла. Тут уж скорее, мне посочувствуют.

— Спасибо!

— Я и больше бы сделал...

Рамон замялся, словно хотел что-то сказать, но не решался. Я протянула руку, нашарила его пальцы и крепко сжала. Мужчина сглотнул... и вдруг выдохнул.

— Вета... не оставляй меня, пожалуйста. Никогда...

И настолько я не ожидала услышать этих слов, что повернула голову, и наткнулась, словно на факел, на горящий взгляд черных глаз.

Так смотрят...

Ох. Такие взгляды только в романах и встречаются, когда ты — самое ценное для человека, выше неба и больше жизни. Я едва не подавилась слюной...

— Рамон...

— Не надо, Вета. Не говори пока ничего. Оставь мне хотя бы надежду.

Это было несложно.

— Воды дать?

Пить тут же захотелось до ужаса, и я прикрыла глаза. Рамон, словно заправская сиделка, подхватил меня, поднес кубок и помог напиться, а потом опустил на подушки.

Глаза словно сами собой закрывались. Кровопотеря, да...

* * *

Рамон смотрел на женщину, которая спала, и переводил дыхание, не замечая, что в пальцах смялся серебряный кубок.

Вот он и сказал это. И мир не рухнул.

Или...?

Сейчас еще рано судить об этом. Но Вета уже не оттолкнула его, и это хорошо.

Когда же она стала ему необходима?

Когда смотрела зло и испуганно на месте дуэли?

Когда дерзила в глаза?

Когда дала пощечину?

Когда лечила людей у него на глазах, не считаясь ни с чем?

Когда?

Рамон и сам не понимал этого. Но твердо знал одно — когда вчера он увидел Ветану, умирающую или мертвую, в нем оборвалось сердце. Трепыхнулось, грозя замереть навсегда, и видит небо, он бы там и умер. Без нее жизни просто нет.

В юности он клялся никогда не любить и не доверять... судьба посмеялась, иначе и не скажешь.

Он не умеет говорить красивых речей, не умеет стоять на коленях, не умеет писать стихи, преклоняясь перед платками своей возлюбленной. Он просто воин и маг, раденорское пугало, которым кто-то тоже обязан быть, и не самый лучший человек. Такой, какой есть.

И без нее...

Вета ворвалась в его жизнь веселым ветром, и пламя вспыхнуло, пожирая остатки затхлости и тоски. Если сейчас она уйдет, он просто потухнет. Без нее ему незачем жить...

И — нет.

Он не покончит жизнь самоубийством, не станет пренебрегать своими обязанностями, он будет жить долго и даже сделает наследника, только вот...

Бывает так, что люди, стоя на пороге смерти, поражают всех силой своей души. А бывает и иначе — когда человек в полном расцвете сил, а душа у него умерла. Как-то будет у него?

Рамон не знал. Все сейчас зависело от девушки, лежащей на кровати.

Пусть она решает за них обоих, это ее право. А он — он просто примет ее выбор. Любой выбор.

Рамон решительно вернулся в кресло, подобрал томик, и на этот раз у книги даже иногда перелистывались страницы. На душе у мужчины определенно стало светлее.

* * *

Второй раз я пришла в себя уже днем. Рамон по-прежнему сидел в кресле неподалеку. Интересно, он и спал в нем тоже?

Пришлось кашлянуть еще раз.

— Добрый день? — отреагировал уже спокойнее супруг.

— Надеюсь, — честно призналась я.

— Лекарь был около часа назад, сказал, что опасность миновала, но теперь тебе надо усиленно питаться и восстанавливать кровь.

Я кивнула.

— А искупаться можно?

— Купаться пока нельзя, но я позову служанок. Хотя бы пот стереть, — честно ответил Рамон.

— Пожалуйста, — попросила я.

Чувствовала я себя грязной, усталой и вообще...

Больно.

Долго ждать служанок не пришлось, вошли, защебетали, помогли мне обтереться мокрыми губками, переодели, не потревожив повязку...

И оставили наедине с подносом вкусностей. Я облизнулась, почувствовав зверский голод, и вцепилась зубами в кусок мяса, по счастью, уже мелко нарезанного. Уммм...

Рамон появился, когда я доела все, что мне принесли и лениво потягивала из стакана гранатовый сок. Вкусно...

— Приказать что-нибудь еще?

— Нет, спасибо.

У меня был выбор — или поговорить сейчас, или затянуть, только вот такие разговоры лучше не откладывать. И я кивнула Рамону на кресло рядом с кроватью.

— Поговорим?

— Да.

Рамон решительно развернул кресло так, чтобы мы могли видеть глаза друг друга. И я начала первой.

— Просьба не оставлять тебя... это то, о чем я думаю?

— Да, — ни тени сомнения. — Я хотел бы, чтобы ты была моей женой. Была рядом со мной, с нашими детьми... чтобы наш брак был настоящим. Я не понимал, пока едва не потерял тебя, а потом... могло быть поздно. Сегодня нас могло бы уже не быть. Я... я знаю, что не лучший человек, знаю, что не могу дать тебе многое, но...

Я подняла руку.

Не стоит меня убеждать, слова сказаны, а мне надо просто их обдумать.

Злое дело — любовь. И не хочешь, а так получается...

Рамон любит меня, или думает, что это любовь. Да, он не лучший человек под этим небом. У него руки по локоть в крови, а то и по плечо, он убийца на службе Короны, он вперед всего ставит верность Король и Раденору, он любого уничтожит за предательство...

Собственно, у него куча недостатков.

Он никогда не осыплет меня розами. Но...

А что я увижу в зеркале?

Недостатков и у меня не меньше. Я слишком хладнокровная и рассудочная, чтобы полюбить как, как пишут в сказках — и умерли они в один день. Я никому и никогда не буду доверять до конца, меня так научили, я ставлю свою работу вперед всего, я...

Такое сокровище как я врагам дарить надо, чтобы искренне раскаялись перед мучительной смертью.

Так может быть, стоит попробовать хотя бы найти общий язык? Побывав на пороге смерти как-то очень быстро понимаешь, что жизнь конечна, а у тебя ни детей, ни плетей... ничего-то после тебя и не останется, кроме памяти. А хочется большего.

— Ты меня отпустишь, если я попрошу?

— Да.

И ведь Рамон не врал. Было видно, что он готов на все.

А раз так...

Вот он сидит передо мной и смотрит. Этот мужчина никогда не будет писать для меня стихов или целовать перчатки. Он не поймет, что такое романтические жесты.

Я никогда не объясню ему, что к ногам любимой можно бросить весь мир, да ему и в голову не придет подобная глупость. Что можно осыпать меня с ног до головы розами или подарить соловья, украшенного бриллиантами.

Но он всегда будет рядом. Будет закрывать меня от любой опасности, не ограничивая, по мере возможности, моей свободы, будет рвать любого, кто косо на меня посмотрит, будет делать все для меня и детей... если он даже ребенка Марты усыновить согласился, хотя рано или поздно у нас могут быть проблемы из-за этого. Или нет?

Недаром же малышу меняют имя и род, помусолят эту историю лет десять, да и забудут потихоньку. А там и новое что придумают.

Может, и правда стоит попробовать стать семьей с Рамоном?

Ради малыша, ради себя, ради... да просто — попробовать? Можно всю жизнь прождать чуда, и не дождаться его, а я маг жизни, я обязана сама творить чудеса. Пусть бывший маг, но жить я продолжаю!

Я медленно протянула Рамону руку, которую тот и взял. И крепко сжал в своих ладонях.

Это он такой горячий — или у меня такие ледяные руки?

— Да?

— Да.

Кто спросил? Кто ответил?

Это уже наше личное и интимное дело. Семейное... а вдруг и правда получится?

Эпилог. Или — три года спустя.

— Мама, смотли!

Маленький Томми Ренар — поразмыслив, его величество решил, что это будет лучшим выходом, при котором все всё понимают, но доказать не могут, мчался ко мне.

В руках у малыша был здоровущий синий ирис. Красивый...

С момента нашей свадьбы прошло уже три года, и я ни минуты не пожалела о принятом решении. Рамон оказался хорошим мужем для такой, как я.

Я пропадала в лечебнице, которая открылась через полгода после свадьбы, Рамон пропадал на службе. Мы встречались за столом и в спальне, не утомляя друг друга. И пожаловаться на мужа я не могла.

Нежный и внимательный любовник, хороший друг и просто человек, с которым есть о чем поговорить — разве этого мало?

Очень много.

Довольны были все.

Моринары, в род которых вливался маг жизни. Его величество — интриган крабов! Рамон...

Даже я, хоть в это и сложно поверить.

Дар ко мне так и не вернулся, но я старалась его компенсировать умением, и без лишней скромности скажу, что превзошла своих учителей. Глаз у меня верный, а рука легкая, и мое личное кладбище пополняется крайне редко.

Своих детей у нас пока не было, но Томми упорно звал нас с Рамоном мамой и папой, а герцог упоенно возился с малышом. Я даже не ожидала такого от Палача, но увидев, как он укачивает ребенка, у которого режутся зубки (маг ты или не маг, а больно!) прониклась до глубины души.

Чужой же ребенок, а Рамон выгнал няньку и полночи не спал...

Он оправдывается государственной необходимостью, приручением и прочими глупыми словами, но я-то вижу! Он любому голову откусит за нас с Томми...

— Мама!!!

Ножки подвели малыша.

Томми запнулся о корягу, и с размаху полетел на землю. Прямо на здоровущий камень — и затих. А я...

Я и сама не поняла, как слетела с крыльца.

Как подхватила малыша на руки, как ощупала головку.

Кровь, как много крови... и рана...

Безвольно мотнулась шейка, лицо малыша стремительно выцветало до пепельного цвета...

Оххх...

Проклятый камень! Неужели...

И вдруг...

Я думала, я забыла это ощущение. Но внутри начало разворачиваться нечто...

Дар?

Моя сила?

Я почти не помнила, как это бывает, но здесь и сейчас...

— Не смей умирать!

И сила хлынула из меня потоком!

Это было... словно вернуться домой после долгого путешествия. Словно глоток воды после пустыни... словно — жизнь!

Кровь останавливалась, страшная рана закрывалась на глазах, Томми ощутимо расслабился, и повозился, устраиваясь поудобнее...

Живой?

Выживет!

Но... дар?

Я медленно развернулась и как сомнамбула направилась в дом.

Как такое может быть?

Не верю... невозможно.

И все же, положив Томми на кровать в детской и отдав его на попечение служанок, запершись в своей комнате, я была вынуждена признать очевидное.

Внутри, там, где три года были лишь пустота и холод, ровно и упрямо горел огонек дара. Крохотный по сравнению с тем, что было, но... живой!

Он был. Он горел, он согревал меня, и я... я жила!

— Вета, открой!!!

Конечно, слуги донесли Рамону. Кто бы сомневался?

Впрочем, ругаться я не стала, просто встала и распахнула дверь. Рамон ворвался внутрь, подхватил меня на руки.

— Ты как?

— В порядке. А Томми?

— Жив-здоров, я только от него.

Своих у нас пока не было, а малыша Рамон любил, как родного. Ребенок ведь не виноват, что у него мать — дура.

— Рамон... я... кажется, я опять маг.

Я ожидала любой реакции, но муж вновь удивил меня.

— Ты — или ребенок?

— Ре... ре...

От шока я застряла на первом слоге. Рамон фыркнул.

— Вета, а ты не поняла? Мне Ренар еще неделю назад сказал, он думал, ты знаешь.

Я знаю? Я ЗНАЮ?!!!

— Я... беременна?

— Да. А ты...

Распускать руки нехорошо, но подзатыльник муж получил. За идиотский смех. Мало ли, что я лекарь, я не повитуха. И вообще, на себе не так заметно...