Я Миарон, и мне не дано поблажек. Я веду за собой людей, я их кумир и вдохновитель. На меня равняются тысячи, верят, стремятся быть похожими и не посрамить мои знамена. Я никак не вправе позволить себе того, что дозволено обычному воину. У меня нет потребностей, зато есть долг верой и правдой служить Раффу Императору, воспитать для него правильных защитников. Я не боюсь смерти, как не боюсь посмертного позора на своем имени. Я боюсь другого... Боюсь, что рано или поздно мои желания и стремления возобладают над здравым смыслом. Если когда-нибудь у меня хватит духу предложить, а ей согласиться... Я боюсь стать причиной ее смерти, публичной расправы в 'кольце последнего вздоха'. Забавно, насколько переменились мои мысли и ощущения за эти долгих четыре месяца. Узнай я о последствиях раньше, о той сумятице, что привнесет в мою жизнь знакомство с необычной земной девочкой, никогда бы не позволил этому произойти. Отстранился бы, растворился в тени. Но какой смысл размышлять о несбыточном?

Мотнув головой, я отвел взгляд в сторону и мягко отступил вглубь камеры, не желая мешать своим присутствием двум замершим в молчании людям. Однако мое стремление к самоустранению дало обратный эффект. Тихий шорох шагов отразился от стен с троекратным усилением, словно я двигался не по камню, а по вороху сухих листьев. Девочка вздрогнула и, опомнившись, плавно отступила от решетки. А светловолосый юноша сверкнул в мою сторону яростным взглядом блестящих глаз.

— А этот что тут делает? — недовольно буркнул он, неопределенно махнув рукой.

Девочка весело фыркнула:

— Компанию мне решил составить.

— Как они додумались?! — Прошипел молодой сопротивленец. — Почему не в карцере?! А если он что-нибудь...

— Я попросила, — коротко бросила девочка, обрывая гневные возмущения товарища. — Скучно мне было. А так сплошные плюсы: и мне разнообразие, и шикар под присмотром.

— Мария! — Воскликнул тот, кого землянка назвала Антоном, на что девочка прижала к губам указательный палец, призывая его быть тише. Юноша исправился, перейдя на взволнованный шепот: — Это опасно! От иномирянина в звании Миарона всего что угодно ожидать можно! Это сейчас у него с магией перебои, а через пять минут оправится и решит себе путь на свободу пробить.

— Вот потому и попросила. Мне даже сигналку дали, — улыбнулась девчонка, указав на прямоугольный предмет с крупной красной кнопкой в центре. — Сказали, при первом подозрении поднимать тревогу. Но я думаю, этого не понадобиться. Правда, шикар? Ты же существо разумное, прагматичное, рациональное, к необдуманным поступкам не склонное. Верно?

На меня изучающе уставились две пары глаз: лукавые, искрящиеся неуместным весельем, а с ними полные явного подозрения и неприязни. Я промолчал, не желая снова быть осмеянным хамоватой девчонкой, да еще и в присутствии третьего лица.

— Видишь,— кивнула она, не дождавшись ответа, — молчание знак согласия.

— Маша, Наумов со своей шайкой открыто обвиняет тебя в сговоре с пришельцами. Зная о ваших с ним разногласиях, никто пока не принимает его заявлений всерьез, но это, — снова недобрый взгляд в мою сторону, — может посеять сомнения...

Лязг дверного засова не дал мне услышать мнение девчонки на этот счет. Юноша вмиг подобрался, отступив от решетки.

— Злат, завязывай! — окликнул мужской голос от входа. — Завтрак через пять минут принесут.

— Хорошо, сейчас... — отозвался юноша и, обернувшись к землянке, горячо зашептал: — Машенька, ты только не унывай! Мы тебя тут не оставим! Зотов с отрядом уже в пути, как появится, проведут еще одно слушанье.

— Я тебе верю, Антоша, иди, — тепло улыбнулась девчонка. — Ступай, иначе у меня на еще одного соседа прибавится.

— Зотов будет где-то через неделю. Все разрешится!

— Спасибо, Антон. Иди...

— Все будет хорошо! — юноша попятился к двери. Ненадолго задержался, кинув на землянку красноречивый взгляд, затем резко развернулся на пятках и уверенно зашагал к выходу. Скрипнула дверь, отсекая звук удаляющихся шагов, лязгнул запор. В наступившей тишине я отчетливо различил едва слышную фразу сопротивленки:

— Значит, Зотов... Видно пришел твой конец, Машенька...

* * *

Глава 8

Мария.

— Ну все, отчалили, — вздохнула я, заслышав лязг задвинутого засова.

Как я и предполагала, ответственные за раздачу пищи Славик с товарищами не упустили случая поглумиться над беспомощным пленным иномирянином. Было бы удивительно, поступи они иначе. С одной стороны действия их можно было бы счесть закономерными — десять лет томилась в их душах злоба. Десять лет они жили в постоянном страхе за себя и своих друзей. Как выплеснуть накопленный негатив, когда враг практически недосягаем? Да к тому же превосходит людей по всем известным критериям, что только подстегивает завистливую ненависть? За всем тем, изо дня в день изучая троих этих конкретных образчиков сопротивления, я пришла к мнению, что вовсе не беспомощность и отчаяние явилось причиной унижений, которым они охотно подвергли пленного Миарона.

Головы их вскружил отнюдь не триумф победителей, впервые за долгие года захвативших иномирянского чародея (пусть и временно ущербного), к тому же еще всамделишного императорского военачальника.Нет, жестокостью Славика двигает иная причина, гораздо более прозаичная и отвратительно простая. Ему нравится делать людям больно. Он испытывает некое изощренное удовольствие, унижая и втаптывая в грязь любого, не способного за себя постоять. Самоутверждается за счет чужой слабости и умиляется, когда ему удается сломать чью-то волю к сопротивлению, заставить пресмыкаться перед его надуманным величием. Со мной ему не повезло, хотя он и попытался. В том не было моей заслуги, ибо сверхъестественной стойкостью я не отличаюсь. Однако сложилось так, что моя судьба многим небезразлична — Славик был заранее предупрежден о наказании, последующем за попыткой покуражиться над некой Марией. Но шикар... Все, что он может сделать, — это игнорировать провокации в свой адрес. Стискивать пальцы, сжимать зубы и терпеть, надеясь, что в один прекрасный день сумеет отплатить мучителям той же монетой. Впрочем, этим маг и занимался последние пол часа.

— Шикар, отомри, — позвала я, прильнув к решетке и прищурилась, напрягая зрение. Выпрямив спину, Миарон стоял в глубине своей камеры и степенно застегивал пуговицы робы. Приятное разнообразие, ведь всего тремя минутами ранее он вовсе напоминал собой выдолбленное в камне изваяние, замершее в позе вынужденного смирения. В этой стойке он встретил раздачу пайков и не совершил ни единого движения вплоть до ее ухода. Молча маг выслушал едкие речи мужчин. Стерпел устроенный в качестве издевки обыск, будучи бесцеремонно раздетым донага и жестким образом осмеянным. Лицо его хранило непроницаемое выражение, а серые глаза отрешенно глядели в одну неизменную точку на противоположной стене. Лишь чуть прищуренные веки да побелевшие скулы выдавали бурю, творящуюся в глубине души пришельца. Только благодаря близкому знакомству мне удалось заметить, сколько сил он потратил на то, чтобы сдержаться.

Не торопясь Миарон натянул на себя выданное взамен отобранной формы тряпье, и лишь на миг прикрытые веки да медленный, словно с принуждением выпущенный из легких воздух свидетельствовали об облегчении, что доставил ему уход негодяев. Любопытно, представлял ли когда-нибудь Славик, как выглядят его нападки со стороны? Ведь он словно брешущая собачонка, пытающаяся обратить на себя внимание левиафана. Вот только надолго ли у последнего хватит терпения, сколько продержится гигант, прежде чем раздавить надоедливую шавку в лепешку?

— Ладно тебе... Не принимай близко к сердцу.

Странно, но глядя на этого иномирянского мужчину мне стало не по себе. Стыд окрасил в пунцовый щеки. Ведь Славик со своими подпевалами — часть той организации, которой я присягала на верность. Они мой народ, мои соплеменники и товарищи по общему делу. Не лучшие из них, но и далеко не худшие. Может поэтому мне особенно неприятно наблюдать сцены мелочной злобы в отношении неспособного защититься? Что поделать, мне двадцать пять лет, из которых десять я провела в гуще военных событий. Не смотря на это, романтичная притягательность таких понятий как мораль, благородство и честь все еще бродят на задворках сознания. Отчасти им не дает погибнуть памятный визит в шахту рудника. Если даже обреченные на смерть узники, томящиеся в вечной темноте, полуголодные и замученные работой, не дают себе забыть о главных ценностях рода людского, почему мы здесь на поверхности ведем себя словно звери? От подобных размышлений на душе всегда становится мерзко.

Между тем шикар справился с последней застежкой и, внезапно развернувшись, впился в меня острым, неприятным взглядом. От неожиданности я даже вздрогнула.

— Почему ты здесь?— Слова прозвучали резко и отрывисто, а в хриплом голосе мне почудился лязг металла.

— Эээ...потому что решетка железная и запор на двери..? — неуверенно протянула я.

— Ты ведь понимаешь, о чем я, — сухо выговорил Миарон, и я поежилась под его пронизывающим взглядом. -Ты ушла из Дворца Советов императорских Миаронов, обведя вокруг пальца двоих из них, сбежала оттуда, откуда невозможно сбежать. Так почему сейчас ты заперта в этом подвале?

— Не поверишь, шикар, сама пришла. — Пожала плечами я, впечатленная горячностью иномирянина.

— Почему, женщина? — не унимался тот.

— А что мне было делать? Тратить скудные остатки отпущенных дней на игру в прятки в вонючих болотах? — Дернула я подбородком.

Шикар досадливо дернул изуродованной шрамом щекой и отвернулся. Но я рано обрадовалась, решив, что допрос на сегодня закончен. Устало привалившись к стене, маг уперся хмурым взглядом в скрещенные на массивной груди руки. Немного помолчав, глухо уронил:

— Кто такой Зотов?

Тяжко вздохнув, сетуя на чужое любопытство, я последовала примеру Миарона и приняла более удобную позу: уселась на пол, привычно обняв колени. Если иномирянский зануда оседлал своего любимого конька, от него просто не отвяжешься. Уж чем-чем, а настойчивостью частенько упоминаемый Отоль его не обделил. Лучше сразу выдать магу минимум информации, нежели часами отбрехиваться от дотошных расспросов.

— Зотов — это командир базы, на которой мне довелось жить до встречи с твоим обозом, шикар. — Смиренно проговорила я, упершись подбородком в ямку между острыми выпуклостями коленок.

— Он объявил тебя дезертиром? — не удовлетворился собеседник.

— Ага.

— Ты знала, что тебе грозит трибунал. Знала, что Зотова пригласят свидетельствовать против тебя.

— Ага.

— Знала и все равно сдалась.

— Ага.

— Почему?! — В голосе шикара послышалась та неподражаемая интонация, с которой говорят люди, расписавшиеся в полнейшем непонимании, отчаявшиеся постичь логику того или иного события. Маг вскинул растрепанную голову и впился в мое лицо взглядом расширенных глаз. Наверное,находясь под влиянием его неподдельного, искреннего непонимания, я решила ответить максимально честно, попытаться объяснить:

— Видишь ли, шикар... В мире осталось не так много людей, чье мнение для меня чего-то стоит. Зотов один из них. Он мое незаконченное дело, то, что изо дня в день держит в напряжении, не дает забыться, неотступно преследует каждую мысль. Я виновата перед ним. Так виновата, что вовек не отмыться. Я не жду прощения — за такое невозможно простить. Но я должна просто заглянуть в его глаза и сказать, как мне паршиво. Пусть, посыпав голову пеплом, я все одно не смогу изменить содеянного, я просто обязана это сказать в память обо всем, что нас когда-то связывало. Зотов не бог. Он обычный человек со своими слабостями и недостатками. Но для меня не осталось ничего более важного, нежели умолять его об отпущении грехов. Ибо только количество добра, привнесенного им в мою жизнь, может соперничать с размерами содеянной мною подлости.

— В чем твоя вина? — Вкрадчивым тоном осведомился маг.

От нахлынувшей вновь вины стало горько, на глаза навернулись слезы. Сглотнув, я несколько раз глубоко выдохнула, медленно пропуская воздух сквозь стиснутые зубы. Еще не хватало перед ним тут в истерику удариться!

— Я ослушалась приказа, шикар, — услышала словно со стороны свой размеренный голос.

— И только? — шевельнул бровью иномирянин, чувствуя недосказанность.

— Нет, не только, — согласилась я и порывисто отвернулась, не желая продолжать неприятную для себя беседу.

Однако шикар не сдался так просто:

— Что еще?

Обернулась вновь, прилепив к лицу выражение легкого удивления, на что шикар вопросительно дернул подбородком. В следующей жизни я обязательно напишу оду о его упрямстве.

— Ну и дотошный ты тип! — в тоне моем прорезались нотки мрачного веселья.

— Я жду ответа, — не сдавался собеседник.

— А ты не забыл, что отныне мы с тобой находимся в равных условиях, шикар, и я не обязана отвечать на вопросы? — Ядовито прошипела я. Похоже, этот мужчина просто создан для того, чтобы каждый раз выводить меня из равновесия.

— Я помню. — Спокойно парировал маг, ничем не выказав, что заметил мое раздражение. — Именно поэтому не приказываю, а прошу. Мне просто нужно тебя понять.

Я молчала долго, раздираемая на части водоворотом противоречивых стремлений. С одной стороны меня отчаянно подмывало накричать на нахала, послать далеко и надолго, продиктовав общеизвестный адрес. Но сдругой... Я так устала носить это в себе. Так хотела выпустить наружу хотя бы часть той боли и тоски, что ежедневно терзали сердце. В смятении взлохматив рукой короткие волосы, вдруг расслабилась. А почему бы и нет? Губы мои искривила болезненная улыбка:

— Что ж...ты хочешь знать, и я отвечу. Моя вина в том, что в результате проявленного своеволия я обрекла на смерть семерых хороших людей, которые верили мне безгранично. Пусть разумом я понимаю, что тот день я вряд ли могла бы изменить, но сердце, шикар...оно несогласно. Мне нужно было быть там, с ними, ведь это мой недосмотр заставил командира отдать приказ, отправивший их насмерть. Возможно, хоть кто-то из них смог бы уцелеть. И юная дочь Зотова не осталась лежать под лещиной в глубине безымянной могилы. Знаешь, шикар, командир всегда был слишком добр ко мне. На протяжении нескольких лет знакомства мы были очень близки. Он вытаскивал меня из таких переделок, где мне бы никто уже не помог. Но главное, он спас мою душу. Выловил из глубокого темного омута и пинком отправил к свету. Вернул надежду и веру, вновь заставил светить солнце. Я же в благодарность погубила ту единственную, что светила ему. Глупостью своей и самонадеянностью, не со зла, однако то ни в коей мере не умоляет моей вины. Достаточно тебе такого объяснения?

* * *

Глава 9

Вереш.

— Ты не ешь, — выдернул меня из задумчивости полувопрос девчонки. С отвращением покосившись на содержимое металлической миски, я отрицательно мотнул головой.

— Мясо? — отстраненно спросила она, потроша тряпичный сверток на узкой подвесной койке. — Можешь не отвечать, и так чую, что мясное принесли. Нужно ведь доказать, что ты ничем не лучше их. Дескать, недельку поголодает и начнет жрать что дают. Сейчас, погоди...