Никита облегчённо выдохнул. И даже ухмыльнулся с нотками ехидства — до омерзения праведный демон сам перевёл разговор в типично коррупционное русло. Ах, ну, да, он же демон лишь наполовину, и ничто человеческое ему не чуждо!
— Подходец обеспечим, уж не сомневайтесь! — бодро заверил он лукавого ведьмака. — Доллары устроят?
— Подотрись своими баксами! — фыркнул тот и, не успел Никита как следует оконфузиться, уточнил. — А вот евро вполне подойдут...
!!!
Напоследок русскому — не греческому, слава Богу! — витязю был уготован ещё один сюрприз. Небольшой. Так, презент на память. Но довольно примечательный, в смысле, приметный: ведьмак разлапистой походкой боцмана торгового флота поковылял к опушке, и на спине его отчётливо проступила шитая златом по поскони надпись "Варяги, go home!"...
Домой!!! Если леший простит и отпустит. Да медведь не обгадит вконец...
Сколько ни будет пройдено,
Не забуду до смертного часа
Утренние глаза моей Родины
Цвета парного мяса.
Мысли до?лги, да руки ко?ротки.
Чё-то хочется, а вот хренушки!
Да повсюду усы и бороды
С крошками родимого хлебушка.
Эх, собрать бы те крошки в при?горшню
Да кинуть небесным ангелам,
Да крикнуть: "Спасайте, ребятушки,
Отмойте Россию набело
Да побрейте Россию наголо!"...
Ну что ж вы такие наглые?!
Вступление в курс демонологии
Скупой платит дважды. Тупой платит трижды. Лох платит постоянно!
Упырь заявился, как ему и положено, ночью. Страж Никита в это время добросовестно маялся бездельем, желанием спать до кончины последнего петуха-будильника, а также омерзением по поводу медведей, усеявших языческую Русь зловонными какашками. И Бог весть, какова доля загадочной интуиции в том, что накануне визита злобной нечисти он бездумно заточил под острый кол ветку осины...
Долговязый, тощий, как шест для прыжков в высоту, оборванец-упырь походил на самого затрушенного из российских нищебродов. Да и повёл себя адекватно внешности бомжа. То ли не заметив часового, то ли посчитав его спящим, склонился над рюкзаками явно с целью тайного похищения имущества граждан, сиречь кражи. Никита встал и, стараясь не шуметь, приблизился к месту преступления. Естественная подсветка летней ночи русского северо-запада позволяла навести прицел без лазерного дальномера, зоркой оптики и радиолокатора, потому хлёсткий low-kick с правой ноги пришёлся точно в печень. Незваный гость долго катался по траве, наконец замер в позе внутриутробного младенца и, злобно поглядывая на противника, зашипел:
— Укушу — сдохнешь!
Впрочем, угроза вышла какой-то неубедительной. Зато Никита, разглядев длиннейшие клыки, сразу понял, кто это таковский. И недвусмысленно потряс колом.
— Укусишь-укусишь! Если будет, чем...
При виде смертоносного для вампиров кола из осины упырь задрожал, как лист означенного дерева на ветру.
— Меня вообще-то послали...
— Таких, как ты, посылать мало. Таким надо ручонки загребущие рубить. И зубки вышибать. И в прямую кишку засовывать поглубже... Ладно уж, чмо кровососущее, живи! Если ты вообще живой, лично я таких подробностей из мифологии не помню. Колись, кто и зачем послал?
— Глузд уважаемый. Вам от него голосовое сообщение.
Именно так, ни больше, ни меньше! Упырь поднялся, оказавшись на голову выше — длиннее — Никиты, закатил глаза, вытянул руки по швам изодранных в лоскуты штанов и вдруг заговорил хриплым голосом ведьмака, причудливо перемежая старославянскую мову с босяцким арго и сленгом коррумпированного чиновника:
— Гой еси, добрый молодец Никитка! Дела на мази. Леший в раздумьях, но шансы есть, инда растут. Во всяком случае, паки спать на голой земле вам не придётся. Утром отправляйтесь строго на юг. Там братва в курсе... Над упырём не злодействуй, понеже оный встал на путь исправления. Передашь с ним ещё сотню на представительские расходы. Проводником не зови, ему до первых петухов надобно в могилу забраться. А покуда ночь, вам будет о чём содержательно поговорить, он такой же безмозглый, как и ты, гы-гы! Всё, целую. Будь здоров, не застуди причинное место!
— Вот же марамой! — только и смог вымолвить ошеломлённый Никита. Впрочем, безо всякой злобы.
Упырю на прощанье предложил кусок сырокопчёной колбасы и "Орбит" без сахара. Кровопийца отказался наотрез. Пятьсот же рублей принял как должное. И выпросил полтину сверх того. За труды и моральный ущерб от удара по ливеру. Ну, и кто после этого безмозглый?!..
А под утро прилетел нетопырь. Никита поначалу принял его за банальную летучую мышь. Но зверёк повис перед ним на сучке и вдруг писклявым голоском ябеды-однокашника пожаловался на Вована:
— Твой закадычный дружок, когда ты спал в первую половину ночи, нарушал Устав гарнизонной и караульной службы!
Князь-менеджер опешил, но всего лишь на миг, — видимо, стал постепенно привыкать к сюрпризам языческого мира, в котором Явь и Навь переплелись, как персонажи "Кама-Сутры".
— Вот как?! — насмешливо воскликнул он и по памяти курсантских времён продекламировал. — Статья 189. Часовому запрещается: спать, сидеть, прислоняться к чему-либо, писать, читать, петь, разговаривать, есть, пить, курить, отправлять естественные надобности или иным образом отвлекаться от выполнения своих обязанностей... Что, отвлекался?!
— Ещё как!
— Пел? Прислонялся к чему-либо? Или, упыря ему под хвост, отправлял естественные надобности?
— Если бы! Хотя и это было... Главное, он, мерзавец, палками в меня швырял!
— Лихо он это! — Никита нахмурился, силясь при этом не расхохотаться. — Готовый материал для служебного расследования... С другой стороны, в оправдание своего витязя могу привести статью 190 настоящего Устава: часовой обязан применять оружие без предупреждения в случае явного нападения на него или на охраняемый им объект.
— Да кто на него нападал?! — пискнул возмущенный нетопырь. — Вот ты же в меня почём зря не стреляешь, правильно?
— Правильно. Не стреляю. Нечем! И потом, заметь, многоуважаемый...
— Сигизмунд Патрикеевич.
Никита поперхнулся смешком, глядя, как раздувается в гордыне летучий мышонок, судя по имени-отчеству, Покровитель, Победитель, сын Аристократа.
— Очень приятно! Никита Кузьмич. Так вот, заметь... заметьте, многоуважаемый Сигизмунд Патрикеевич, — он мельком взглянул на циферблат пижонского хронометра Citizen Titanium, — я вот уже пять часов как член партии зелёных, яростный защитник всего живого сущего.
— Так накостыляй своему разгильдяю, защитничек, а то в следующий раз..!
Князь-менеджер помрачнел.
— Ну-ка, ну-ка, что там в следующий раз?
— А то в следующий раз кликну родных и близких — обгадим с головы до ног!
— Лихо! — воскликнул Никита.
Хохотал он долго и заливисто. Между тем, понимая, что провоцировать языческую нечисть на конфликт по меньшей мере глупо, перед завтраком — к вящему аппетиту — в деталях сообщил Вовану об угрозе, нависшей над его головой, ногами и организмом в целом. Для пущего же эффекта прибавил от себя лично перспективу геморроя, нищеты, педикулёза, дебилизма и эректильной дисфункции. Добрый человек, защитник всего живого сущего! Впрочем, процесс воспитания недисциплинированных витязей допускает и более изощрённые каверзы, лишь бы во благо...
Необременительное благо представителей иного мира, сиречь материальное имущество, — оружие, раскладной столик, спиннинг, ракетки и волан для бадминтона, мяч, кухонно-столовые принадлежности, остатки алкоголя и домашней снеди, канистра с питьевой водой, дары здешнего леса и кое-какие личные вещи, — частью было разложено в рюкзачки, частью распределено по рукам витязей, и около девяти утра дружина бодренько выступила в поход. Здесь "бодренько" — вовсе не преувеличение. Друзьям до чёртиков надоело плющить спинами замшелый камень. Вынужденное бездействие всегда угнетающе влияет на людей, а бездействие в ситуации, когда, наоборот, требуется немедленно что-то предпринять, и вовсе ведёт к развитию маниакально-депрессивного психоза. Потому на юг шагали весело, только что без песен и сопутствующих плясок.
Трудно определить со стопроцентной достоверностью, как сейчас оценивали произошедшую метаморфозу Гюльнара, Ольга и Вовчик, кем чувствовали себя, что при этом ощущали, но Никита... Никита боялся признаться самому себе, что странный этот мир ему всё больше нравится. Если алчный Глузд и впрямь удачно "порешает вопрос" об их судьбе с хозяином лесов, получится весьма забавное приключение. Будет что вспомнить на старости лет! Будет что рассказать миллионам учеников и последователей. Будет о чём написать в мемуаре-бестселлере. Будет... Надо будет перед отправкой восвояси переговорить с "братвой" ведьмака о перспективе возвращения! Ну, так, на экскурсию, на пикничок, на изыскания, на съёмки фильма, на торжище, просто отсидеться, случись в миру Яви форс-мажор...
Кстати, дельная мысль! Совершили партизаны-"лешие" налёт на вражескую базу и — шасть в навьи чащобы, пока "там" поутихнет. Захватили офицера НАТОвского штаба — где его допрашивать? Да прямо здесь, в хозяйстве Лешего! Ведьмак мысли читать горазд, так что даже шомпол забивать в колено не придётся. Кстати, он сочувствует коренному населению Америки, потому англосаксами займётся с удовольствием. А у палачей и коллаборационистов упырь кровушки отцедит-то — будь-будь! Заодно выслужит прощение грехов. Может быть, его даже наградят. Медалью за освобождение места под солнцем. А Глузда — за взятие взятки...
Солнышко в миру Нави разгулялось не по-детски, и когда дружина, покинув живительную тень хозяйства Лешего, очутилась в обиталище полевых демонов, Никите оно, обиталище это, показалось настоящим пеклом преисподней. Вообще-то ему всегда казалось, что до исторического материализма Карельский перешеек сплошь покрывали дремучие леса. Оказалось — нет! Хватало здесь и лугов, каким-то чудом остававшихся зелёными, хватало живописных рощиц, хватало небольших овражков-буераков, хватало длиннейших падей-суходолов, хватало крутых взблоков, хватало каменистых пустошей, покрытых ковром верещатника, хватало зыбких клюквенных болот. Хорошо устроилась здешняя нечисть: вся природная палитра Новгородско-Киевской Руси — на считанных гектарах! Что ж, удивляться особенно нечему, раз демоны упражняются с податливым пространством-временем, грубо говоря, как Перун с похмелья на душу положит.
Походный ордер новоявленной дружины был таков, что назвать её мало-мальски боевым подразделением на марше мог, наверное, лишь самый беспринципный соглашатель, да и то за фантастические деньги. Под сенью крон шагали разнополыми парочками в обнимку. На опушке взялись за руки. По мере того как лесостепь всё больше становилась степью — разом с повышением температуры окружающей среды — неуклонно увеличивали интервалы и дистанцию друг между другом. Под это дело Никита вспомнил бородатый анекдот. Директор передового предприятия отрасли вызывает главного инженера.
— Демьян Моисеевич, вы любите тёплую водку и потных женщин?
— Фи, какая мерзость!
— Я так и думал, потому поощрительный тур от министерства на Мальдивы взял себе, а вам оставил благодатный Красноярский край...
Даже в лицах представил себе, как субтильный Демьян Моисеевич безуспешно отбивается от гнуса и мошки на берегу Енисея. Как потный, жирный, лоснящийся директор, с наколкой "Колян" на волосатой лапе, в дурацкой панамке, домашних тапочках с меховыми воланами и плавках белого цвета в двусмысленных пятнах от коктейля "Пина колада", развалившись в шезлонге под пальмой, облизывается на мулаток. А над изумрудным океаном и заезжим из России безобразием кружит громадный, как бомбардировщик, альбатрос...
Вдруг Никиту обдало свежим поветрием так, будто над головой закружил Карлсон, который живёт на крыше, или мощный промышленный вентилятор, вылетевший на променад между рабочими сменами. Бравый князь-менеджер аж присел от неожиданности.
— Ники!!! — испуганно вскрикнула Гюльнара.
А чего зря пугаться?! Обычный нетопырь, лишь номинально демон, а по сути — ночное животное, летучая мышь, в которой на триста лет поселилась душа злого человека. Отмотает срок от звонка до звонка, и — пожалуйте на реинкарнацию, сиречь перевоплощение в следующего субъекта. Вдруг на сей раз повезёт?!
— Это свои, — успокоил Никита. — Гой вам еси, многоуважаемый Сигизмунд свет Патрикеевич! Как вы, ночное существо, рискнули порхать по светлому времени суток?
— Ай, не говори, служилый, — фыркнул нетопырь, — умаялся, спасу нет!
— Дела, заботы, сложности?
— Да есть немного... Можно повисеть?
— Валяйте!
Никита вытянул малую пехотную лопатку на манер жёрдочки для попугая, и зверёк тут же завис острой мордочкой вниз, бессильно раскинув кожистые крылья.
— Уф, благодарствую!
С минуту он молчал, пытаясь отдышаться.
— Ну-ну, что за проблема, чем помочь? — с ухмылкой на лице подзадорил его Никита.
— Да там не поможешь! — отмахнулся лапкой нетопырь. — Сами порешаем... А ты гляди, зелёный, осторожнее в пути, Лихо не привечай, а то до тризны не отвяжется.
— До тризны по кому?
— Да по тебе же.
— Лихо!
— Ладно, всё, зелёный, полетел я! Топай дальше на юг. И помни: правая нога всегда ступает дальше левой, а значит, с каждым шагом ты всё больше забираешь к востоку.
— Угу, поучи сопливого сморкаться! — покачал головой Никита, глядя вслед судорожно порхавшему Сигизмунду Патрикеевичу.
Который, кстати говоря, не преминул догнать Вована с Ольгой и плюнуть свысока обидчику на темя. Лихо плюнул, как засиженный урка...
Вот ей же Бог, далось Никите Буривому это лихо! От ближайшей рощи за ним и Гюльнарой, следовавшим в арьергарде, увязался рослый, кряжистый, как тысячелетний дуб, одноглазый старик. Всё в его облике, от измождённого лица до тощей дырявой котомки, от ветхой одежды бродяги и расплетённых лаптей с изодранными онучами до спутанной, в колтунах и репьях, бороды говорило — орало, вопило! — о беспросветной нищете. В узости меж глубоким распадком и кустами жимолости Никита решительно заступил ему путь, укрыв подругу за спиной. И поразился взгляду единственного глаза странного попутчика. Взгляду, казалось бы, просительно-заискивающему, но при этом полыхавшему завистью и лютой злобой. Подумал, что, давая такому взаймы, автоматически подписываешь себе смертный приговор или, как минимум, заполучаешь врага на всю оставшуюся жизнь, а про возврат долга смело можешь позабыть. К слову, если даже забыл лично ты, на ответную любезность не надейся — он будет помнить о своей задолженности вечно, твоё же молчание посчитает изощрённым издевательством. И, если доведётся, отомстит. Жестоко отомстит. Беспощадно отомстит. Лихо отомстит!
— Ну, и чем обязаны?! — вызывающе бросил Никита, глядя на убогого великана снизу вверх, и многозначительно провёл подушечкой большого пальца по острейшей режущей кромке лопаты.
Нищеброд вдруг повалился ему в ноги и заголосил неожиданным фальцетом:
— Ой, лихо-лишенько, люди добрые! Ой, судьба-судьбинушка горше горя горького! Ой, нет мочи одному по свету мыкаться! Ой, не откажите в милости! Ой, дозвольте с вами стёжки-дорожки потоптать!
